1941-1945. Говорят погибшие герои. Антология

Со страниц этой книги говорят те, кто погиб смертью храбрых в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками в 1941-1945 гг. Письма и документы, представленные в сборнике, писались в последние минуты жизни — в застенках гестапо, в тюрьмах и концлагерях, во время тяжелых боев с гитлеровскими войсками. В этих письмах звучит страстный призыв к победе над фашизмом. Патриоты завещают современникам и потомкам продолжать борьбу за светлое будущее человечества, за прочный мир между народами.

Страница 1
Страница 2
Страница 3
Страница 4
Страница 5

Пускай ты умер!..
Но в песне смелых и сильных духом
всегда ты будешь живым примером,
призывом гордым к свободе, к свету!

Максим Горький

БЕССМЕРТИЕ

Трудно рассказывать об этой книге.

Трудно потому, что она потрясает до глубины души, и руки тянутся сразу ко всем ее страницам, и страницы кажутся не просто квадратами бумаги с оттиснутыми типографскими знаками, а теми вырванными из школьных тетрадей листками, теми страничками из комсомольских билетов, теми досками лагерных нар и даже шероховатыми кирпичами, на которых герои оставляли свои последние слова, обращенные к тем, кто останется жить.

В этой книге все значительно. Здесь великое равенство мысли и дела, равенство идеала и мужественного подвига, подвига очень личного, в каждом случае индивидуального. Эту книгу невозможно читать как повесть о чужих судьбах. Десятки раз мысленно пробегаешь и собственную жизнь, чтобы еще и еще раз проверить, что же в ней было достойного, заслуживающего человеческого уважения, что было отдано людям, отдано самоотверженно, без тайного расчета на воздаяние и славу. Вероятно, так и должна действовать на читателей книга, рожденная не прихотью и даже не литературным талантом, а высшим мужеством и ценою всей жизни.

Листаешь страницы этой удивительной книги, и перед глазами проходят письма, дневники, обращения, записки. Одни из них написаны перед смертью людьми, попавшими в фашистские застенки, другие — солдатами в огне сражений, третьи — партизанами во вражеском тылу. Бесценные документы, собранные в книге, являют собой как бы завещание погибших героев. Его не прочтешь равнодушно.

На западной границе возле украинского села Парипсы пали смертью храбрых 136 пограничников. Полтора часа они сдерживали натиск 16 гитлеровских танков. Один из героев, младший лейтенант Н. Д. Синокоп, написал на клочке бумаги: «Погибну за Родину, но живым врагу не сдамся». Вот краткая запись защитников Брестской крепости: «Нас было пятеро: Седов, Грутов И., Боголюб, Михайлов, Селиванов В. Мы приняли первый бой 22.VI.1941-3.15 ч. Умрем, но не уйдем!» И далее: «Умрем, но из крепости не уйдем», «Я умираю, но не сдаюсь! Прощай, Родина. 20. VII. 41 г.»

Страница за страницей, полные отваги и беспредельного героизма. «Не надо слез, — пишет в своем письме незадолго до казни молодой коммунист, активный участник белорусского подполья Иван Козлов. — Не надо отчаяния. Наша кровь не прольется даром. Крепитесь, крепитесь, не бойтесь и не отчаивайтесь. Эх! Жить чертовски хочется! Мстить этим варварам — вот что нужно делать». В книге собраны документы многих героев Великой Отечественной войны. Среди них — разведчик Николай Кузнецов, генерал-майор Иван Панфилов, комсомолка-подпольщица города Полтавы Е. К. Убийвовк, белорусская партизанка В. 3. Хоружая, члены известной подпольной комсомольской организации в Краснодоне «Молодая гвардия» и многие другие.

К чести нашей литературы, надо сказать, что многих героев мы давно знали по талантливым и зрелым книгам. По свежему следу шли Александр Фадеев и Александр Бек. Еще в годы войны написала поэму о Зое Космодемьянской Маргарита Алигер. Мы прочли уже не одну яркую книгу, написанную бывшими узниками гитлеровских концлагерей. Можно не сомневаться, что впереди нас еще ждут новые весомые книги о подвигах советских людей в годы Великой Отечественной войны.

Но — пусть не посетуют на меня товарищи писатели — есть род литературы, который потрясает непосредственнее и даже сильнее повествовательных или поэтических версий. Это — литература документов. Это — обжигающие, набатные свидетельства самой жизни. Это — следы крови на камнях, живое, опаляющее дыхание жизни.

Мне думается, эта мысль справедлива не вообще, не применительно ко всей жизни, ко всем ее проявлениям. Образная сила «Фауста» и поэтическая фигура Фауста выше отдельного существования или примера жизни одного человека, который мог бы послужить отдаленным прототипом поэтического образа. И короли Шекспира, вероятно, умнее живых исторических королей. Если бы мы не верили в это, мы бы не писали книг, не тратили бы дни и месяцы на поиски единственных слов.

И все же есть живые, подлинные слова, звучащие с такой силой, что их, можно сказать, используя известный гоголевский оборот, не пересилит никакая сила. Это слова, сказанные перед казнью, это завещания погибших героев живым. Слова, протянувшиеся из прошлого в будущее и нерасторжимо спаявшие прошлое и будущее. Это голоса, которым никогда не умолкнуть, как бы далеко не отодвинулось время. Это великое свидетельство разумности жизни и борьбы, неиссякаемый источник мужества и веры в будущее. И убедительным подтверждением этого служит книга «Говорят погибшие герои».

Перед нами письма Героя Советского Союза Веры Хоружей из витебского подполья, письма исключительной ценности и интереса (как, впрочем, и все в прекрасной жизни этой женщины). Таких материалов в сборнике сравнительно немного, но они крайне необходимы, на мой взгляд. Именно соединение почти бытовых документов фронтовых будней со строками, написанными в момент величайшего душевного напряжения, на пороге смерти, создает удивительно цельный образ, характеры, обретающие духовную мощь не вдруг, не по чудесному наитию, а в силу идейной убежденности, преданности народу, в силу своей огромной нравственной высоты.

Есть книги, из которых даже рьяному педанту трудно делать выписки. В них каждая фраза — самой высокой духовной пробы. Каждая строка — оружие. И рука, нацелившаяся выписать цитату, рискует переписать всю книгу.

Уже не раз из глубины веков доносились до нас голоса героев прошлого — со времени восстания Спартака (и много раньше) и до эпохи народовольцев, до Александра Ульянова. Нам дороги их голоса, мы чтим имена этих героев. Мы знаем, как велика была их вера в торжество справедливости, в лучшее будущее человечества. И все же это были, как правило, великие и трагические голоса одиночек. Ненавистники тирании, они только после смерти, спустя годы, становились любимцами и кумирами народа.

Историческая борьба ленинской партии коммунистов за победу пролетарской революции явила миру железную когорту новых героев. Они не уступают в мужестве и благородстве никому из героев прошлого, но на их долю не выпала трагедия одиночества, отъединенность от народа. «Бабушкин пал жертвой зверской расправы царского опричника, — писал Ленин в декабре 1910 года, спустя годы узнав о кровавой расправе барона Меллера-Закомельского над Иваном Васильевичем Бабушкиным и его товарищами, — но, умирая, он знал, что дело, которому он отдал всю свою жизнь, не умрет, что его будут делать десятки, сотни тысяч, миллионы других рук, что за это дело будут умирать другие товарищи рабочие, что они будут бороться до тех пор, пока не победят…» Советская власть в высокой степени развила в народе и в каждом из нас ощущение общности, неразделимости человеческих судеб.

Одна из главных отличительных черт книги «Говорят погибшие герои» и, я думаю, своеобразие подвига советских людей (подвига, который, конечно, сродни мужественным подвигам героев-антифашистов других народов) — это неразрывная, нерасторжимая связь героя с народом, с борьбой и будущим народа. На редкость конкретное, почти материальное ощущение этой кровной связи самим героем, идущим на смерть с открытыми глазами. С этим ничего не могут поделать ни сдвоенные ряды колючей проволоки, ни метровая каменная толща казематов, ни надругательства, ни провокации, ни пытки, ни даже собственная истерзанная, уже умирающая плоть.

Это объясняет необыкновенное величие духа, нравственную красоту, нескрываемое презрение, с которым «жертва» смотрит на своего палача, беспримерное великодушие, с которым идущий на смерть человек думает не о себе, а о близких, жалеет их, а не себя и успокаивает их, остающихся жить!

И книга воспринимается как мощный хор голосов, в котором звучит неотменимый приговор фашизму. Собственно говоря, перед нами история Великой Отечественной войны от июньских дней 1941 года, от Бреста и жарких схваток на границе до последних дней апреля 1945 года, кануна великой победы. Да, история войны, этап за этапом и год за годом. Но эта история чудесным образом поместилась не в тяжеленных томах, а в небольшой книге.

Написанная кровью храбрых — история войны. Она обходится без карт и схем, без сводок и больших чисел. И своеобразие ее в том, что проходит она через сердце человека, бойца, узника, героя. Она не знает неудач, отступлений, сдачи территорий и позиций. Она дает как бы конечную, победную формулу всей войны. Она символ и залог будущей победы, которую надо еще добыть ценою жертв и длительной борьбы на огромном театре военных действий, однако победа эта уже прочитывается в сердце героя, в его твердости и непобедимости как личности.

Эта до предела сжатая история войны неопровержимо рассказывает о том, что фашизм, несмотря на все свои временные военные успехи, захват земель, зверства и террор, никогда не одерживал побед ни над идеей революции, ни над личностью советского человека.

Фашизм убивал, фашизм мог завершить процесс растления мещанина, мог купить предателя, но он ни разу не одержал победы над советским человеком, бойцом и революционером. Эта история, написанная в лагерях и казематах, в тюрьмах и чудовищных застенках, — история сплошных поражений фашизма, нескончаемая цепь проигранных им битв. Не потому ли так бесновались палачи; не потому ли «мастера» гитлеровских застенков раньше других, раньше профессиональных солдат и генералов ощутили неизбежность грядущего поражения?!

Эта книга должна по справедливости стать рядом с многотомной, фундаментальной историей Великой Отечественной войны, как волшебный кристалл, освещающий ее страницы дополнительным человеческим светом, или, если угодно, как лупа, сквозь которую грандиозные события войны видны еще отчетливее, в более близком, простом и влекущем свете.

Когда-то Дидро, враг выспренности, в рассуждениях о драматургии отстаивал право человека говорить перед смертью высоко и возвышенно. Эта мысль справедлива и сегодня, спустя века! Предсмертным письмам в высокой степени присущ возвышенный строй мыслей, их гордый, высокий полет. Именно мыслей, а не литературного слога. Напрасно мы искали бы здесь некую специальную литературную возвышенность или неумышленную эстетизацию смерти. Ни тени этого нет в книге, о ком бы ни шла речь-о юноше, которого война подняла со школьной скамьи; о закаленном бойце-коммунисте; о мечтательной девушке, которой вчера еще жизнь казалась безоблачной и доброй. Письма буквально потрясают своей простотой — проще, достовернее не бывает, разве что только молчание может сравниться с этой простотой. Но молчание трудно передать будущему, а письма сохранились, и простота их необыкновенна. В них самыми короткими, самыми прямыми путями выражены любовь и ненависть, вера в будущее и жажда жизни.

Можно с уверенностью сказать, что предсмертные письма, собранные в таком многозвучии, становятся зеркалом жизни поколений, пробным камнем и характеристикой общества, воспитавшего героев. Ибо в них, как ни в чем другом, ярко выражены массовый характер героизма и нравственные начала общества. Это может показаться чудом, но во всех предсмертных письмах — во всех до единого! — нет не только печати обреченности, нет и тени этого почти неизбежного перед лицом близкой смерти душевного состояния. Жажда жизни есть — огромная, всепоглощающая, осмысленная, но нет и тени обреченности.

Как они хотят жить! Как нежно и преданно они любят близких — матерей, отцов, детей, жен! Как зримо встают перед ними картины счастливой довоенной жизни, часы близости, годы доверия, общие мечты! Как отчетливо — хоть и мысленно — видят они будущую жизнь, счастливую будущую жизнь, в которой им не суждено жить! Как тонко, умно ощущают они связь своей единственной жизни и жизни народа, свою ответственность за общую жизнь и свой гражданский долг!

Только постигнув все это, поняв полноту их человеческого существования, можно до конца объяснить себе и другим спокойный тон большинства писем, непостижимую мудрость двадцатилетних, их оптимизм, их горечь и гневную скорбь. Невозможно без волнения читать строки, в которых юноши и девушки, обреченные на смерть, учат выдержке и спокойствию отцов и матерей, стараются облегчить их страдания, приобщить их к высокому миру своих революционных идеалов. Они, совсем юные, пишут о том, что человек смертен и все дело в том, чтобы прожить жизнь достойно, честно, отдать ее всю людям, народу, стране, борьбе за коммунизм. Так в этих предсмертных письмах с неоспоримой точностью и силой выражено единство личности и народа.

Спектакли и фильмы смотрятся сразу сотнями людей, словно бы мы сошлись на вече, где можно смеяться, плакать, аплодировать, но произносить речь дано одному автору и его помощникам — актерам. А книги мы читаем в одиночку, оставаясь какое-то время один на один с жизнью, запечатленной на их страницах. И все же есть такие счастливые книги, которые дарят тебе, от страницы к странице, непрерывную радость общения с людьми, ощущение слитности с жизнью народа, книги, которые разрушают стены, отделяющие тебя от мира.

Такова книга «Говорят погибшие герои». Кажется, о многих из них ты уже знаешь почти все, прочел о них документальные повести и исследования: но вот в который раз прочитано короткое предсмертное обращение, всего несколько строк, и уже трудно оторвать глаза и от краткой биографической справки и от простой, давней, плохо сохранившейся фотографии.

Я не хочу предвосхищать того, какие чувства будет вызывать у каждого читателя эта книга, не хочу цитировать — вырывать строки из этих уникальных и равных по мужеству и величию духа текстов:

пусть читатель сам пройдет этой гордой и горькой дорогой. Хочу только коротко сказать еще и о других мыслях и наблюдениях, которые разбудила во мне книга.

На ее страницах складывается не только история, но и география Великой Отечественной войны. Голоса героев звучат на равнинах России, доносятся из окопов Подмосковья, из звенящих стужей блиндажей, из безвестных лесных могил, из Аджимушкайских катакомб в Крыму, из гитлеровских тюрем Белоруссии и Украины, из гестаповских застенков Будапешта и Берлина. В этих голосах живет и будет всегда жить гневный набат антифашизма и как приговор расизму — интернационализм героев. Сыновья и дочери многонационального Советского Союза — русские и украинцы, белорусы и латыши, татары и евреи и многие другие — едины в своей преданности коммунизму, в священной ненависти к врагу.

В этой книге мы не раз сталкиваемся с высокими примерами коллективного подвига или коллективного героизма, о котором писал в 1925 году Луначарский, справедливо утверждая, что этот героизм исходит из коммунистического начала. Мысль Луначарского глубока и плодотворна. Коллективное начало стало естественной основой всей нашей жизни, коллективный героизм — высшей формой героизма вообще и выражением самой сущности нашего общества. Сама пролетарская революция была величайшим в мировой истории проявлением коллективного героизма. Не смена кабинета, не дворцовый переворот, а ломка, взрыв одряхлевшего социального строя, изменение самих условий жизни, уничтожение эксплуатации человека человеком. Такого рода всемирно-историческая ломка, изменение всех условий жизни, могла быть только результатом подвига миллионов. И все дальнейшее строительство должно было стать делом миллионов, иначе оно превратилось бы в фикцию, в мечту немногих. Коллективизм стал важнейшей чертой нашей жизни, ее сущностью, проявляющейся с разной степенью интенсивности и в военном подвиге, и в научных исследованиях, и в покорении космоса.

Мир подвига неисчерпаем, и все в нем связано крепчайшими нитями: прошлое и настоящее, настоящее и будущее, кровь, пролитая за победу, и горячая, беспокойная, живая кровь подвига мирных дней. Об этом мы тоже должны помнить. Есть волнения и восторг, к которым нельзя привыкнуть, которые не бывают ни серыми, ни будничными. И есть пути, которые не бывают проторенными, — это пути подвига. Это стало особенно очевидным с тех пор, как социалистическое общество прославило мирный гражданский подвиг, подвиг труда. Это поистине целый мир, в котором дан простор всем человеческим достоинствам: чести и честности, силе, мужеству, прекрасному чувству самопожертвования, чувству долга и справедливости.

У подвига есть удивительное, счастливое свойство: он дарит особые часы, мысли и воспоминания человечеству, часы, которые с небывалой силой обнажают братство людей и преступную бессмысленность захватнических войн. Подвиг Юрия Гагарина, духовного брата многих авторов этой книги, подарил нам гордые часы и дни, когда секунды уплотняются до мыслимого предела, и в каждую из этих секунд мы становимся сильнее и со спокойной, доброй мудростью ощущаем свою силу.

Читая книгу «Говорят погибшие герои», нельзя не думать и о сотнях советских людей, которые сберегли для нас, для будущего опубликованные в ней документы. Доброму сердцу, благородной их любви к героям, отдавшим жизнь за коммунизм, их чувству историзма, столь присущему советским людям, мы, читатели, обязаны многим.

Мы еще раз приникли к чистому роднику революционного подвига.

Александр Борщаговский

1. Надписи защитников Брестской крепости на её стенах

22 июня — 20 июля 1941 г.

Нас было пятеро: Седов, Грутов И., Боголюб, Михайлов, Селиванов В. Мы приняли первый бой 22.VI.1941-3.15 ч. Умрем, но не уйдем! Умрем, но из крепости не уйдем.

Я умираю, но не сдаюсь! Прощай, Родина. 20 /VII-41 г.

Оборона Брестской крепости в июне — июле 1941 года — массовый подвиг советских воинов, принявших на себя удары в сотни раз превосходящих сил противника и ценой своей жизни задержавших наступление врага. Против немногочисленного брестского гарнизона гитлеровское командование бросило 45-ю пехотную дивизию, имевшую в своем составе девять легких и три тяжелые артиллерийские батареи и усиленную 27-м артиллерийским полком, девятью мортирами и тяжелыми минометами.

Несмотря на внезапность нападения, гитлеровцам не удалось взять крепость штурмом. Командование крепости, учитывая серьезность обстановки, быстро перестроило руководство обороной. На третий день борьбы, 24 июня 1941 года, по гарнизону Брестской крепости был объявлен приказ № 1. В нем говорилось, что в связи с создавшейся в крепости обстановкой, требующей единого руководства и организованных боевых действий в борьбе с противником, командование гарнизона решило объединить оставшиеся силы воинских частей в сводную группу, назначив командиром группы капитана И. Н. Зубачева, заместителем по политической части — полкового комиссара Е. М. Фомина.

Защитники крепости отражали атаки гитлеровских войск. 27 июня германские танки ворвались в столицу Белоруссии Минск, 16 июля пал древний русский город Смоленск, а Брестская крепость стояла неприступным бастионом в глубоком тылу фашистских армий, отрезанная от всего мира (рация вышла из строя в первые же дни). Не было воды, кончались запасы еды, но защитники крепости не думали сдаваться.

Когда план захвата крепости с ходу не удался, командование 12-го корпуса сосредоточило на крепости огонь артиллерии соседних 31-й и 34-й дивизий. Авиация фашистов совершала массированные налеты. Но крепость продолжала держаться, сковывая действия врага. На предложение о капитуляции защитники ее вывесили на одной из стен ответ, написанный кровью- на куске полотна: «Все умрем за Родину, но не сдадимся!» Героические защитники Брестской крепости с честью выполнили свой воинский долг. Стойкостью и мужеством советских людей были поражены даже враги, которые перед этим победоносно прошли почти всю Европу. В захваченном советскими войсками архиве штаба 45-й пехотной дивизии противника было обнаружено боевое донесение:

«Ошеломляющее наступление на крепость, в которой сидит отважный защитник, стоит много крови. Эта простая истина еще раз доказана при взятии Брестской крепости. Русские в Брест-Литовске дрались исключительно настойчиво и упорно, они показали превосходную выучку пехоты и доказали замечательную волю к сопротивлению».

Большинство мужественных защитников Брестской крепости героически погибло. Погиб основной состав штаба обороны крепости.

Е. М. Фомин, тяжело раненный, был схвачен гитлеровцами и расстрелян. Умер в фашистском плену и капитан И. Н. Зубачев.

Среди небольшой группы уцелевших защитников крепости оказался прославленный герой Бреста командир 44-го стрелкового полка П. М. Гаврилов. В последнем бою он был ранен и попал в руки фашистов.

При раскопках в развалинах крепости были обнаружены останки воинов, знамя, оружие, личные документы. На каменных сводах, стенах, лестницах найдено много надписей, сделанных ее героическими защитниками. Фотоснимки этих надписей стали достоянием музеев. Первая надпись, сделанная острым предметом на красных кирпичах, хранится в Музее пограничных войск (кн. 3, инв. № 56). Текст второй надписи воспроизводится по фотокопии, находящейся в Белорусском государственном музее истории Великой Отечественной войны (инв. № 1408). Третья надпись найдена в одном из помещений казарм в северо-западной части крепости, она хранится в Центральном музее Советской Армии (инв. № 2/4091). Надписи были опубликованы в газетах «Красная звезда» (17 декабря 1952 года), «Правда» (18 декабря 1952 года), в книге С. Смирнова «В поисках героев Брестской крепости» (М., 1959).

В 1965 году в связи с 20-летием Победы над фашистской Германией Брестской крепости Указом Президиума Верховного Совета СССР присвоено высокое звание «Крепость-герой».

2. Записка младшего лейтенанта Н. Д. Синокопа

22 июня 1941 г.

Пом. нач. заставы мл. лейтенант Синокоп Николай Данилович. Сумская область, Роменский район, село Бобрик.

Погибну за Родину, но живым врагу не сдамся. 22.6.41.

Николай Данилович Синокоп родился 5 июля 1918 года в селе Бобрик, Сумской области, в семье крестьянина. В 1938 году был призван в Красную Армию и служил в войсках НКВД. В 1940 году Н. Д. Синокопу присвоено звание младшего лейтенанта, он был назначен помощником начальника погранзаставы на западной границе СССР.

В начале войны первый удар врага приняли на себя пограничники. Гитлеровцы вели наступление при поддержке танков и артиллерии, а пограничники могли сдерживать натиск противника только огнем пулеметов, автоматов и винтовок.

В эти первые часы боя комсомолец Синокоп поклялся стоять насмерть, но не пропустить врага. Он вынул свой медальон и записал слова клятвы на том же листочке, на котором были записаны его фамилия и место рождения.

После упорных, кровопролитных и беспрерывных боев уцелевшие пограничники вынуждены были отступать на восток.

14 июля 1941 года в 10–11 часов утра колонну пограничников численностью до 200 человек, двигавшуюся из города Сквира в направлении станции Попельня, настигли 16 фашистских танков. При входе в деревню Парипсы (4 километра северо-западнее станции Попельня) пограничники решили принять бой. По сигналу командира бойцы быстро рассредоточились по огородам и заняли оборону. Одна группа во главе с помощником начальника заставы Н. Д. Синокопом залегла на высоте северо-западнее деревни. Схватка была беспощадной. Без противотанковых средств пограничники полтора часа мужественно сопротивлялись. Но силы были слишком неравны.

После боя жители окрестных деревень возле подбитых, объятых пламенем танков врага подобрали 136 убитых пограничников и похоронили их. Среди документов, найденных у них, была обнаружена записка, которая лежала в медальоне младшего лейтенанта Н. Д. Синокопа. Записка хранится в Центральном музее пограничных войск (п. 87, д. 2).

3. Записка москвича В. Ф. Смирнова — защитника литовского города Симнас

22 июня 1941 г.

Погибаем. Остался я — Смирнов В. и Восковский. Скажите маме. Сдаваться не будем.

Москвичка Елена Ивановна Смирнова встретила весть о вероломном нападении фашистской Германии на нашу страну с острой болью: ее сын нес службу на западной границе, около небольшого литовского города Симнас.

В довоенных письмах сын — младший сержант, военный шофер — рассказывал, что настроение у него бодрое, служба идет хорошо, его окружают верные друзья-комсомольцы, готовые, как и он сам, стойко защищать честь и независимость своей Родины.

И вот наступило утро 22 июня.

Фашисты напали на город Симнас воровски, скрытно. Их встретило упорное сопротивление пограничников и приграничных воинских частей. С помощью танков, артиллерии и авиации, беспрерывно висевшей над позициями советских бойцов, гитлеровцы в результате многочасового тяжелого боя, понеся большие потери, прорвались в город. Остатки героически сражавшегося гарнизона вынуждены были отступить. Четырнадцать воинов из состава 533-го мотострелкового и 292-го артиллерийского полков, в том числе и Володя Смирнов, пробились на выгодную для обороны высоту, но оказались в окружении.

Что делать? Стоять насмерть или сдаться на милость захватчиков? Решение пришло без лишних слов. Заняли круговую оборону. Бой был жестоким, никто из четырнадцати не дрогнул, сражался до последнего дыхания…

Как рассказывали потом местные жители, один из защитников высоты все же попал к гитлеровцам живым. Боец с трудом стоял на ногах, по лицу его струилась кровь. Он падал, фашисты ставили его на ноги, пытали, но боец молчал; ничего не добившись, эсэсовцы расстреляли в упор этого мужественного человека.

Елена Ивановна получила официальное извещение, в котором сообщалось, что Володя «пропал без вести».

Прошла война, а Елена Ивановна все ждала чуда. Потом не выдержала и написала пионерам одной из школ Симнаса. Мать обращалась к литовским ребятам с просьбой: «Мой сын, Владимир Федорович Смирнов, комсомолец, служил перед войной в вашем городе. Мне сообщили, что он пропал без вести…»

Подобные письма приходили не только из Москвы. Многие семьи обращались к юным следопытам Симнаса. И вот в одном из походов по родному краю пионеры Симнасской школы-интерната услышали воспоминания колхозника А. Яняцка:

— Помню, шли перед последним боем через наш поселок четырнадцать бойцов-храбрецов. Остановились у соседнего двора. Пили воду. У них было два «максима». Когда кончился бой, фашисты согнали всех взрослых жителей и приказали похоронить погибших. Один из них еще был жив. Его добили эсэсовцы. Мы похоронили этого пограничника под деревом у околицы.

Ребята решили раскопать ту могилу. Вместе с истлевшими останками они нашли шоферские эмблемы и пластмассовую трубочку, которая давалась в 1941 году личному составу Красной Армии как опознавательный знак. В ней ребята прочли: «Смирнов Владимир Федорович, мл. сержант, 1919 г. Адрес семьи — Москва». Здесь же лежала полуистлевшая последняя его записка.

В долгожданном ответе из Симнаса Елена Ивановна прочитала: «Мы нашли могилу вашего сына. И перенесли его прах в братскую могилу на кладбище в городе Симнас. На траурном митинге комсомольцы и пионеры поклялись быть такими, как В. Смирнов, — стойкими и храбрыми».

Об этих событиях первого дня войны рассказала 21 декабря 1967 года «Вечерняя Москва».

После выхода четвертого издания книги «Говорят погибшие герои» переписка о В. Ф. Смирнове продолжалась. Многое сумели сделать за это время симнасские пионеры-следопыты под руководством А. П. Анушкевичюса — одного из инициаторов создания школьного историко-военного кружка.

Прислала письмо и 80-летняя Елена Ивановна Смирнова, мать героя-пограничника. Вот что она писала: «До сих пор не могу сдержаться от слез, вспоминая о Володе. Он рано пошел работать, хотел без отрыва от производства получить среднее образование. Но помешала война. Писал, что нес службу на границе с хорошими ребятами-комсомольцами… В одном из первых боев с проклятыми фашистами был тяжело ранен. Враги его пытали, однако Володя, как подлинно советский человек, ничего не сказал. Его убили, но пусть вороги наши знают, как умеют советские солдаты защищать свой кров, свою Родину, не щадя жизни…»

4. Последние записи в служебном дневнике подводной лодки «М-81»

22-24 июня 1941 г.

22 июня 1941 года

День 22 июня был самым страшным в этом году. Начался он для меня… По сигналу «тревога» вскочили с коек, похватали противогазы и побежали на подводную лодку. Не успели принять боевой торпеды, как над гаванью появились три самолета, очень похожие на наши «СБ». Как одна из батарей открыла огонь по самолетам, мы недоумевали, почему. Потом решили, что это учения и зенитчики бьют с большим углом упреждения… Самолеты летали очень низко и спокойно.

Через час появилось около 20 самолетов над гаванью. Боевая тревога.

Мы были предупреждены, что самолеты немецкие.

Открыли огонь. Один самолет… с большим черным дымом отстал от остальных. Еще через час мы вышли в море.

23 июня 1941 года

Сегодня бомбят Либаву и порт… моряки с моря. Видны были только разрывы, зенитных снарядов. Нас обнаружил немецкий… срочное погружение. Днем в перископ наблюдали пожары на нашем берегу…

В течение целого дня… от бомбежек… женщин и детей в военном городке Либавы. Все остро переживают. Но не показывают вида.

Остаемся в полной неизвестности относительно международного положения. Только ли с Германией воюем или со всей Европой?

24 июня 1941 года

Вчера, когда всплыли у берега, вспыхнуло огромное пламя. Какой-то корабль, очевидно, подорвался на мине и сгорел. Под водой сидели… часов. С величайшим наслаждением выкурили 2 папиросы. Замечательно! Сегодня ночью лопнула крышка у 7-го цилиндра… двигатель вышел из строя. Трудно представить, какие для нас будут последствия этого… Батареи разряжены, воздуха почти нет. Хватит радиограмму… принимают их… неприятельские станции. Просили помощи. Сообщили свои координаты. Ждем под перископом, кто явится на зов — свои или враги, а они возле нас фашист…

На этом записи в дневнике обрываются…

Прошло около четверти века, прежде чем эти волнующие строки стали известны потомкам тех, кто погиб в первые дни Великой Отечественной войны, защищая берега Советской Прибалтики от немецко-фашистских захватчиков.

…Советская подводная лодка «М-81», или, как из-за небольших размеров ее называли на флоте, «малютка», входила в состав 24-го дивизиона подводных лодок, база которого находилась в Клайпеде. В первые часы войны по приказу командования лодка, возглавляемая капитаном-лейтенантом Ф. А. Зубковым, вышла в море и заняла боевую позицию. Приняла участие в отражении налетов вражеской авиации, подбив своим огнем самолет противника. Утром следующего дня бой продолжался. У лодки от бомбежки вышел из строя двигатель. Его починкой занялись старший инженер-лейтенант Б. В. Ракитин, боцман А. И. Ильин и старшина группы мотористов П. С. Семин.

Затем поступил приказ следовать в Ригу. В небе кружили самолеты с фашистской свастикой, на берегу пылали пожары. Но защитники Прибалтики держались стойко. Вся команда, а в ней было 16 человек, рвалась в бой. Из Риги подлодку направили в район Таллина, где шли ожесточенные бои: «малютке» поручили вести надводное патрулирование. И вдруг мощный взрыв в 4 часа дня у острова Вормси. То был удар торпеды, пущенной с фашистской подлодки. «Малютка» развалилась надвое и пошла ко дну.

Советские корабли, поспешившие к месту ее гибели, подобрали лишь четырех человек: мертвого Ф. А. Зубкова, тяжелораненого Б. В. Ракитина, контуженного П. С. Семина и чудом выплывшего из четвертого отсека старшего краснофлотца В. С. Преображенского. Остальные члены экипажа — боцман А. И. Ильин, старшина 2-й статьи секретарь комсомольской организации лодки П. И. Волков, командир отделения рулевых А. Л. Симонов, старшина-торпедист Е. С. Крикливский, штурман-лейтенант Г. И. Ильин, моторист Б. С. Геворкьянц, старший гидроакустик М. Е. Федулов, старшины 2-й статьи Н. В. Белоп. К. А. Румянцев и А. М. Федосов, ученик моториста В. Т. Воробьев и ученик рулевого Е. П. Долгов — погибли.

Вражескую подводную лодку запеленговали на посыльном судне «Артиллерист», а морские охотники глубинными бомбами завершили дело…

И вот минуло более двух десятилетий… «М-81» подняли со дна моря. Тогда-то и была найдена командирская служебная книжка. Время и морская вода изрядно попортили ее. Записи, сделанные чернилами, не поддавались прочтению. И только благодаря современной науке и искусству сотрудников научно-технического отдела управления Министерства внутренних дел Эстонской ССР возвращена жизнь ценным документам. Правда, отдельные слова в тексте восстановить не удалось. Они отмечены точками.

Расшифрованный дневник опубликован в материале журналиста Алексея Голикова «Говорит погибшая лодка» («Огонек», 1965, № 26, с. 27).

5. Записи П. Абрамова и письмо А. Голикова — двух танкистов-героев

22-28 июня 1941 г.

ЗАПИСИ П. АБРАМОВА

Воскресенье — 22 июня. Объявление войны. Сообщил Шумов. Боевая тревога. Ночной марш. Меня назначили водителем машины 736.

Понедельник — 23 июня. Лопнул маслопровод.

Назначен старшим по колонне.

Вторник — 24 июня. Марш в пыли…

ПИСЬМО А. ГОЛИКОВА ЖЕНЕ

28 июня 1941 г.

Милая Тонечка!

Я не знаю, прочитаешь ты когда-нибудь эти строки? Но я твердо знаю, что это последнее мое письмо. Сейчас идет бой жаркий, смертельный. Наш танк подбит. Кругом нас фашисты. Весь день отбиваем атаку. Улица Островского усеяна трупами в зеленых мундирах, они похожи на больших недвижимых ящериц.

Сегодня шестой день войны. Мы остались вдвоем- Павел Абрамов и я. Ты его знаешь, я тебе писал о нем. Мы не думаем о спасении своей жизни. Мы воины и не боимся умереть за Родину. Мы думаем, как бы подороже немцы заплатили за нас, за нашу жизнь…

Я сижу в изрешеченном и изуродованном танке. Жара невыносимая, хочется пить. Воды нет ни капельки. Твой портрет лежит у меня на коленях. Я смотрю на него, на твои голубые глаза, и мне становится легче — ты со мной. Мне хочется с тобой говорить, много-много, откровенно, как раньше, там, в Иваново…

22 июня, когда объявили войну, я подумал о тебе, думал, когда теперь вернусь, когда увижу тебя и прижму твою милую головку к своей груди? А может, никогда. Ведь война…

Когда наш, танк впервые встретился с врагом, я бил по нему из орудия, косил пулеметным огнем, чтобы больше уничтожить фашистов и приблизить конец войны, чтобы скорее увидеть тебя, мою дорогую. Но мои мечты не сбылись…

Танк содрогается от вражеских ударов, но мы пока живы. Снарядов нет, патроны на исходе. Павел бьет по врагу прицельным огнем, а я «отдыхаю», с тобой разговариваю. Знаю, что это в последний раз. И мне хочется говорить долго, долго, но некогда. Ты помнишь, как мы прощались, когда меня провожала на вокзал? Ты тогда сомневалась в моих словах, что я вечно буду тебя любить. Предложила расписаться, чтобы я всю жизнь принадлежал тебе одной. Я охотно выполнил твою просьбу. У тебя на паспорте, а у меня на квитанции стоит штамп, что мы муж и жена. Это хорошо. Хорошо умирать, когда знаешь, что там, далеко, есть близкий тебе человек, он помнит обо мне, думает, любит. «Хорошо любимым быть…»

Сквозь пробоины танка я вижу улицу, зеленые деревья, цветы в саду яркие-яркие.

У вас, оставшихся в живых, после войны жизнь будет такая же яркая, красочная, как эти цветы, и счастливая… За нее умереть не страшно… Ты не плачь. На могилу мою ты, наверное, не придешь, да и будет ли она — могила-то?

Первую запись о войне Павел Абрамов сделал в танковой части, где проходил военную службу. И вст — быстрый марш на запад, навстречу вероломному врагу, на помощь героям-пограничникам.

Экипаж танка № 736 получил приказ следовать по направлению к Ровно. Вел машину Павел Абрамов. Рядом находился Александр Голиков.

Первая встреча с фашистами произошла на третьи сутки. С боем танк прорвался вперед. Еще несколько стычек по дороге — и бронированная машина на улицах Ровно.

Обстановка накалялась с каждым часом. Утром 28 июня разгорелся ожесточенный бой у переправы через реку Устье. Пьяные гитлеровцы шли в атаку во весь рост на защитников переправы, не считаясь с потерями. Танк Абрамова умело маневрировал, в упор расстреливая вражескую пехоту и огневые точки противника.

Встретив сопротивление, фашистские войска обошли переправу и ворвались в город с юга и востока.

Оказавшись в окружении, танк помчался к центру города, туда, где находились основные массы врага. С ходу он врезался в гущу вражеской колонны, давя гусеницами разбегавшихся пехотинцев. Бегущих догоняли меткие пулеметные очереди…

Весь день носился советский танк по городу, наводя панику на гитлеровцев. Но в конце улицы Островского один из снарядов попал в гусеницу, и машина замерла.

Обрадованные фашисты стянули к подбитому танку пушки и крупнокалиберные пулеметы. Так начался неравный поединок, о котором впоследствии слагали легенды…

Павлу Абрамову было 26, а Александру Голикову — 24 года. Первый родился в деревне Давыдково, Горьковской области, второй — в деревушке под Ленинградом. После школы Павел приехал в Москву, работал на заводе «Борец», а по окончании автодорожного института — в 3-м автобусном парке столицы. Александр окончил ФЗУ в Ленинграде, стал токарем. В Красную Армию оба были призваны в октябре 1940 года. Там встретились и сдружились. А вот сейчас, когда вокруг грохочут взрывы, побратались в бою и решили отстреливаться до последнего патрона.

Очевидцы, наблюдавшие за поединком, рассказывали потом:

— Со всех сторон по танку били пушки и пулеметы. Когда от вражеской пули погиб один из танкистов, другой продолжал неравный бой. Вышли снаряды и патроны. Оставшийся в живых поджег танк и тоже погиб.

Их похоронили местные жители.

Теперь на могиле героев установлен обелиск. Указаны на нем и имена героев.

Посмертно Павел Абрамов и Александр Голиков были награждены орденом Отечественной войны II степени.

Именем П. А. Абрамова названа одна из школ столицы и пионерский отряд. Его имя носит также комсомольская бригада в автобусном парке, где до войны работал Павел Абрамов.

Письмо А. Голикова опубликовал 9 января 1964 года в «Красной звезде» подполковник в отставке Т. М. Васин, многое сделавший для розыска материалов об этих героях-танкистах.

6. Из дневника ленинградского юноши В. Г. Мантула

23 июня 1941 г.- 13 января 1942 г.

23 июня 1941 года.

Ну, началась война с Германией. Сегодня ночью был налет. Получасовая тревога. Но налет был отбит. Пойду добровольцем.

9 июля.

Я подал заявление, но не взяли. Ну, не беда. Постараюсь на заводе поработать так, чтобы досрочно и отлично выполнять все задания, которые получу.

1 августа.

Часто приходится бегать по тревоге на пост. Дежурю сейчас на крыше своего корпуса. Весьма важная вещь, т. к. я первый замечаю падение бомб, а если они не проваливаются на чердак, то на мне лежит обязанность тушить или сбрасывать их с крыши, что я и сделаю, как только они начнут падать. Но к чести славных защитников города Ленина надо сказать, что ни одного самолета над ним до сих пор не было…

29 сентября.

Коротко — жив, здоров. Побывал несколько раз под бомбами, но все обошлось хорошо. Не так страшен черт, как его малюют. Работаю по-прежнему там же. Скоро всему этому конец. Всю эту сволочь погоним отсюда до самого Берлина, и тогда будет нормальная жизнь! А сейчас надо вкалывать. Но в данный момент надо спать, так как пришел после 18-часовой смены. Работал полдня и ночь.

Ноябрь.

250 гр. хлеба (почти глины) в день, артиллерийские обстрелы, отсутствие жиров, конфет, мяса. Последний сытный обед под грохот рвущихся дальнобойных снарядов — во время круглосуточного дежурства с 7 на 8 ноября на заводе…

Декабрь.

Того хуже. Порвались ботинки. С дырявой подметкой на морозе погрузка или выгрузка угля, расчистка снега, очистка проездов от снега. А затем все те же 250 гр. хлеба.

4 января 1942 года.

Прошел Новый год. Встречали его с чашкой чая, куском хлеба и ложечкой повидла… Кончаются дрова. Взять неоткуда. А впереди еще весь январь и февраль. Еще два месяца мерзнуть!..

13 января 1942 года.

В отношении питания совсем плохо в городе. Вот уже месяц, как большинство населения не видит круп и жиров. Это очень сказывается на психике людей. Всюду, куда ни приглянешься, безумные взгляды на провизию… Сам же город приобрел какую-то неестественную пустынность, омертвелость. Пойдешь по улице и видишь картину: идет народ. Поклажа исключительно либо вязанка дров, либо кастрюлечка с бурдой из столовой. Трамваи не ходят, машин мало… Дым идет только из форточек жилых кеартир, куда выведены трубы «буржуек», да и то не из всех. У многих нет даже возможности топить времянку за неимением дров. Очень большая смертность. Да и я сам не знаю, удастся ли пережить нашей семье эту зиму…

Хотя бы мать моя выдержала все эти лишения и дожила до более легких дней. Бедняга, тоже старается, выбиваясь из последних сил. Ну, а много ли их у 46-летней женщины?.. Ведь она одна, фактически, нас и спасает сейчас. То пропуск в столовую, то от себя урвет лишнюю порцию от обеда, чтобы прислать ее нам, то хлеба кусочек. А сама живет в холоде и голоде, имея рабочую карточку, питается хуже служащего. Неужели это все-таки долго протянется? Впереди еще два месяца холодов и голода. Позади 4-месячная блокада и голод. Это поистине нужно быть железным…

Очень хотелось бы дождаться теплой поры, когда не надо было бы дорожить каждым горючим предметом для печи, и уехать куда-нибудь в колхоз, помогать там создавать урожай для будущего года и создать бы, по крайней мере, такие запасы, чтобы обеспечить хотя бы нормальное снабжение приличным черным хлебом для всех жителей…

Ну, ладно. Надо, как видно, сейчас идти по воду. Вода замерзла абсолютно везде, и нести ее придется за 4 километра из колодца. В квартире не осталось даже капли воды, чтобы согреть чай. Чай! Как громко звучит это слово сейчас, когда рад и кипятку с хлебом! Пить же чай абсолютно не с чем. Нет ни одной крошки сладкого, и пить кипяток надо с солью. Единственное, чего у нас хватает, — это соли. Хотя в магазинах и ее нет, но у нас был небольшой запас — кг. около 2–3, и вот он пока тянется. Теперь хотелось бы написать письмо маме, как раз моя тетя идет к ней, но не знаю, стоит ли передавать его с ней. Она может его прочесть, а это весьма нежелательно.

Ну, что же, надо идти за водой… Мороз меня прямо страшит. Если дойду, то это будет великое счастье…

Жизнь Владимира Григорьевича Мантула оборвалась рано. Перед войной он окончил восемь классов и поступил в индустриальный техникум. Когда началась война, 17-летний паренек решил идти на фронт, но в армию его не взяли. Тогда он стал работать шлифовальщиком на заводе и вместе с тысячами ленинградцев мужественно переносил блокаду. 900 дней город-герой сопротивлялся врагу. Многие из его защитников и жителей погибли. Но город Ленина выстоял, явив всему миру невиданные доселе мужество и стойкость советских людей.

В. Г. Мантула — один из рядовых защитников города — умер от голода 24 января 1942 года. Дневник, в котором он записывал свои мысли, сохранила его мать — Нина Дмитриевна Мантула. Заверенная копия дневника находится в партархиве Ленинградского обкома КПСС (ф. И -43, оп. 1, д. 8, л. 1-10).

7. Письмо, записи и последние слова Рихарда Зорге

26 июня 1941 г. — 7 ноября 1944 г.

ПИСЬМО ТОВАРИЩАМ В МОСКВУ

26 нюня 1941 г.

Выражаем наши лучшие пожелания на трудные времена. Мы здесь будем упорно выполнять нашу работу.

ИЗ АВТОБИОГРАФИИ

Март 1942 г.

Русская революция указала мне путь в международное рабочее движение. Я решил не только поддерживать его теоретически и идеологически, но и самому сделаться активной частью этого движения. С этого времени, принимая решения даже по личным вопросам, я исходил только из этого курса.

И сейчас, став свидетелем второй мировой войны, которая вступила в свой третий год, и особенно германо-советской войны, я укрепляю (в своем убеждении в том, что решение, принятое мною 25 лет тому назад, было правильным. Я твердо могу сказать это, принижая во внимание все, что произошло со мной за прошедшие четверть века.

ИЗ ПРОТОКОЛОВ ДОПРОСОВ И РЕЧИ НА СУДЕ

27 марта 1942 г.

Защищая и оберегая социалистическое государство, мы, находясь на позициях коммунизма… поддерживали советскую Коммунистическую партию — руководящую силу Советского Союза…

Нет смысла… повторять, какую важную роль и значение имело строительство социализма в СССР… Если бы Советское социалистическое государство оказалось временно разбитым в результате нападения на него другого государства, дело мировой революции теоретически, вероятно, стало бы вопросом отдаленного будущего…

Главная моя цель заключалась в том, чтобы защищать социалистическое государство, чтобы оборонятъ СССР, отводя от него различного рода антисоветские политические махинации, а также угрозу военного нападения.

ПОСЛЕДНИЕ СЛОВА ПЕРЕД КАЗНЬЮ

7 ноября 1944 г.

— Да здравствует Коммунистическая партия, Советский Союз, Красная Армия!

Долгое время жизнь и борьба Рихарда Зорге — этого замечательного человека, пламенного коммуниста, талантливого разведчика — были окутаны тайной и домыслами. Теперь читатель знаком с книгами, фильмом и многочисленными документальными очерками, в которых на разных языках довольно подробно излагается славный путь Героя Советского Союза. Это звание присвоено ему Указом Президиума Верховного Совета СССР 5 ноября 1964 года.

Родился он в Баку в 1895 году в семье немецкого инженера Адольфа Зорге — родственника Фридриха Зорге, известного соратника К. Маркса и Ф. Энгельса. Рихарда увезли в Германию, когда ему исполнилось три года. Там он окончил школу и был призван в кайзеровскую армию во время первой мировой войны.

В окопах видел кровь и смерть солдат, возненавидел войну и шайку милитаристов, которая стояла за ней. На его сознание сильно подей- ствовали нелегальные издания, которые ходили по рукам солдат и звали к борьбе за прекращение империалистической бойни.

«В 1918 году,- писал впоследствии Рихард,- я уже состоял в социал-демократической организации Киля…» В 1918-1920 годах он активно участвует в классовых боях немецкого рабочего класса, знакомится с Эрнстом Тельманом.

1925 год Рихард встретил в Москве. Здесь появилась новая партийная карточка. В ней значилось:

«Фамилия: Зорге.

Номер партбилета — 0049927.

Время вступления в партию — март 1925 года.

Наименование организации, выдавшей билет,- Хамовнический райком, Московская организация».

Став советским коммунистом, Рихард всецело отдается партийной работе, выполняет ряд заданий Коминтерна, пишет научные труды, статьи, доклады, рефераты и рецензии. Круг его интересов крайне широк: философия, экономика, право, политика. Особенно много он изучает новейшую историю Германии, Америки, стран Азии и Востока.

С 1929 года по поручению партии и велению сердца Рихард Зорге становится разведчиком.

Много лет провел он в Японии, правящие круги которой активно готовились к войне с СССР. И все годы, выдавая себя за нациста, с помощью верных помощников, таких, как Макс Клаузен, Ходзуми Одзаки, Бранко Вукелич, Анна Клаузен и др., он систематически по радио и иным каналам сообщал в СССР важнейшую внешнеполитическую информацию, особенно по вопросам подготовки войны Германией и Японией.

Японский историк Акира Фудзивара, изучив документы о советском разведчике, искренне изумился разносторонности, обилию и точности информации, проходившей через руки Зорге. «Такой детальной информацией,- восклицает историк,- не располагали подчас сами японские государственные деятели». Особенно ценными были сведения о времени нападения гитлеровской Германии на Советский Союз, об итогах государственного совещания с участием японского императора 2 июля 1941 года и о решении японского правительства отложить войну с СССР.

Изредка в Москву на имя Екатерины Максимовой, жены Рихарда, приходили весточки, полные любви и заботы. «Моя любимая Катюша! Наконец-то представилась возможность дать о себе знать. У меня все хорошо, дело движется… Пытаюсь послать тебе некоторые вещи. Серьезно, я купил тебе, по-моему, очень красивые вещи. Буду счастлив, если ты их получишь, потому что другой радости я, к сожалению, не могу тебе доставить, в лучшем случае — заботы и раздумья…»

Август 1936 года. «Вот уже год, как мы не виделись, в последний раз я уезжал от тебя ранним утром. И если все будет хорошо, то остался еще год.

Все это наводит на размышления, поэтому пишу тебе об этом, хотя лично я все больше и больше привязываюсь к тебе и более, чем когда-либо, хочу вернуться домой, к тебе.

Но не это руководит нашей жизнью, и личные желания отходят на задний план. Я сейчас на месте и знаю, что так должно продолжаться еще некоторое время. Я не представляю, кто бы мог у меня принять дела здесь по продолжению важной работы.

Ну, милая, будь здорова!

Скоро ты снова получишь от меня письмо, думаю, недель через шесть. Пиши и ты мне чаще и подробней.

Твой Ика».

Через два года: «Когда я писал тебе последнее письмо в начале этого года (1938 год), то был настолько уверен, что мы вместе летом проведем отпуск, что даже начал строить планы, где нам лучше провести его.

Однако я до сих пор здесь…»

Одновременно сообщает своему руководителю: «Дорогой товарищ! О нас не беспокойтесь. И хотя мы страшно все устали и нанервничались, тем не менее мы дисциплинированные, послушные и решительные, преданные партии, готовые выполнить задачи нашего великого дела.

Сердечно приветствуем вас и ваших друзей. Прошу передать прилагаемое письмо и приветы моей жене. Пожалуйста, иногда заботьтесь о ней…»

В ответ на очередную шифровку из Москвы передает: «Дорогой мой товарищ. Получив ваше указание остаться еще на год, как бы мы ни стремились домой, мы выполним его полностью и будем продолжать здесь свою тяжелую работу».

7 ноября 1940 года: «Поздравляю с великой годовщиной Октябрьской революции, желаю всем нашим людям самых больших успехов в великом деле».

1 мая 1941 года: «Всеми своими мыслями мы проходим вместе с вами через Красную площадь».

После вероломного нападения фашистской Германии на Советский Союз Зорге и его группа активизировали работу, всячески препятствуя разжиганию антисоветской истерии в Японии. Главная задача — не допустить нападения Японии на СССР — требовала всех сил советского разведчика.

Когда он готовил для передачи в Москву шифрограмму: «Наша миссия в Японии выполнена. Войны между Японией и СССР удалось избежать. Верните нас в Москву или направьте в Германию», его схватили. Это случилось 18 октября 1941 года.

Тюрьма, наручники, бесконечные допросы, издевательства, томительные будни полного одиночества. Но ничто не могло сломить мужественного борца. Тогда-то, предчувствуя неизбежную расправу, он и написал автобиографию. В ней и в речи на суде он еще раз изложил свои коммунистические взгляды.

— Я коммунист,- с гордостью заявлял Зорге.

А когда в день Октябрьской революции — 7 ноября 1944 года — его возвели на эшафот, он умер со словами последнего приветствия Коммунистической партии и Родине.

Все сделанное Рихардом Зорге и его товарищами стало достоянием истории.

Да, он стал легендарным, ибо до конца был верным непобедимому делу Ленина.

Письма и другие документы Героя Советского Союза Рихарда Зорге опубликованы в ряде советских изданий, в том числе в журналах «Международная жизнь» № 4 и 6 за 1965 год.

8. Записка лётчика-испытателя, командира авиационного полка истребителей С. П. Супруна

30 июня 1941 г.

30 июня 1941 г. Чкаловская

Дорогим родным.

Сегодня улетаю на фронт защищать свою Родину, свой народ. Подобрал себе замечательных летчиков-орлов. Приложу все свои силы, чтоб доказать фашистской сволочи, на что способны советские летчики. Вас прошу не беспокоиться. Целую всех. Степан.

Летчик-испытатель С. П. Супрун перед Великой Отечественной войной работал в научно-исследовательском институте ВВС. Генеральный авиаконструктор А. С. Яковлев в своей книге «Цель жизни» вспоминает о нем:

«Степан Павлович был частым гостем в нашем конструкторском бюро. Его у нас очень любили. Он привлекал своей жизнерадостностью, приветливостью. Высокий, стройный шатен с обаятельной внешностью, всегда опрятный и щеголеватый, в своей синей летной форме, он был красавец в полном смысле этого слова.

В этот раз Супрун был особенно оживлен и все говорил о своем желании отправиться поскорее на фронт, чтобы лично помериться силами с немецкими асами.

Прощаясь, мы крепко пожали друг другу руки, и он взял с меня слово, что первые модифицированные серийные «Яки» попадут в его будущий истребительный полк. Я от всей души пожелал этому замечательному человеку успеха в его смертельно опасной работе. Он прямо с завода уехал в Генеральный штаб хлопотать насчет организации своего полка».

Степан Павлович Супрун родился в 1907 году в деревне Речки, ныне Белопольского района, Сумской области.

Воспитанник Смоленской школы военных пилотов, он летал на самолетах истребительной авиации, а с 1933 года стал летчиком-испытателем. За выдающиеся заслуги в освоении новой техники и геройство при испытании самолетов еще в 1936 году был награжден орденом Ленина. В 1937 году его избрали депутатом Верховного Совета Союза ССР. В 1940 году за участие в боевых действиях против японцев был удостоен звания Героя Советского Союза.

Сформированный им истребительный полк получил название полка особого назначения № 401. В него вошли такие же, как и он, энтузиасты — летчики-испытатели Константин Коккинаки, Леонид Кувшинов, Валентин Хомяков и др.

4 июля 1941 года в неравном воздушном бою погиб вблизи деревни Монастыри, Толочинского района, Витебской области, Степан Павлович Супрун.

За героизм и мужество в борьбе с врагами Родины 22 июля 1941 года он был посмертно награжден второй медалью «Золотая Звезда». Но на родной Сумщине еще не знали о его гибели. 24 июля 1941 года в Сумах на машиностроительном заводе имени Фрунзе, где в молодости работал Степан Павлович, состоялся многотысячный митинг. Его участники писали прославленному земляку: «Чувство великой радости охватило весь заводской коллектив за тебя, Степан Павлович, воспитанника нашего коллектива… На призыв партии коллектив завода объявил себя мобилизованным и работает, не считаясь с временем, на оборону… Все для фронта! Все для победы! — это наши боевые лозунги».

В тот же день еще одна группа рабочих записалась добровольцами на фронт.

Советский народ свято хранит память о своих героях. На Ново-Девичьем кладбище, где захоронен Степан Павлович Супрун, воздвигнут обелиск. Памятник-бюст стоит в городе Сумы, одна из улиц города названа именем героя. В Москве, где многие годы жил и работал Степан Павлович, есть улица имени дважды Героя Советского Союза С. П. Супруна.

Записка находится в Государственном историческом музее в Москве (ф. 452, д. 158, л. 24).

9. Надписи советских патриотов на стенах тюрьмы в городе Острове

Июль 1941 г. — июль 1944 г.

Никифорова Раиса, д. Волково, ст. Черская, Ворошиловской области, Полесского района, 1929 г. рождения, расстреляна 8 февраля в 4 часа 30 мин.

Здесь сидела Дроздова Валя, расстреляна 29 декабря в 3 часа 30 мин.

Прощай ты, воля.

Прощай ты, русский наш народ.

Маня.

Сошихинский район, Степановская волость, д. Тетерино, Кузьмина Раиса Павловна, 1922 г. рождения. С первого дня начала постепенно умирать. Вот уже две недели, как я нахожусь за тюремной решеткой. А теперь, когда перевели в эту камеру, совсем потеряла равновесие.

Предвижу только один конец — смерть. Прощай, свободный, радостный мир!

30/III были на допросе Андреева Вера и Ермолаева Анна. 13/IV расстреляли рано утром. 12/IV узнала о приговоре. Вспоминайте.

29/IV — вырыли другую яму. Ждем опять расстрела. Кто будет из знакомых, передавайте горячий привет родным и всей молодежи пос. Воронцово. Прощайте. Вера Андреева и Нюра Ермолаева. Подруги.

Нюру и Веру расстреляли 30- го.

Здесь сидела партизанка Нина.

П. Таисия, Славковский р-н, д. Мочево. Неудачно попавшаяся в плен. Погибаю за Родину.

Здесь сидела партизанка Клава из д. Котелън, Сошихинского района. Неудачно попавшая в плен в г. Острове. Погибаю за Родину.

Здесь сидел раненый партизан. Расстрелян. Погиб за Родину.

Ты не страшись за край родной,

Погибнем мы…

Но наши мысли оставят след глубокий свой.

Дуся Васякина — партизанка.

В период немецко-фашистской оккупации города Острова, Псковской области, с 1941 по 1944 год гестаповская тюрьма № 7 была превращена в место пыток и массовых убийств. В этой тюрьме содержали членов подпольной комсомольской организации города Острова, арестованных в августе 1943 года, советскую разведчицу Зою Круглову, отважную подпольщицу Л. Филиппову и других патриотов.

Когда город был освобожден советскими войсками, на стенах тюремных камер были обнаружены эти надписи. Они опубликованы в газете «Комсомольская правда» 11 октября 1945 года.

10. Записка участников боёв под Килией

Июль 1941 г.

Держались до последней капли крови. Группа Савинова. Три дня сдерживали наступление значительных сил противника, но в результате ожесточенных боев под Килией в группе капитана Савинова осталось четыре человека: капитан, я, младший сержант Останов и солдат Омельков. Погибнем, но не сдадимся. Кровь за кровь, смерть за смерть!

Черное море с ночи было неспокойным, но затем утихло, и рыбаки одного из поселков Народной Республики Болгарии вышли в свой обычный рабочий рейс. Улов выдался богатым. В то утро августа 1958 года один из рыбаков выловил из воды покрытую слизью бутылку.

В ней оказалась небольшая записка на русском языке. Когда ее прочли, то содержание взволновало всех: люди узнали еще об одной трагедии минувшей войны, еще об одном факте героизма советских людей.

Записка была передана в Советский Союз.

11. Письмо политрука В. Г. Клочкова жене и дочери

25 августа 1941 г.

Здравствуйте, мои любимые Ниночка и Эличка!

24 августа приехали в Рязань, сегодня вечером будем в Москве. Враг совсем близко. Заметно, как по-военному летают наши «ястребки». Завтра в бой. Хочется чертовски побить паразитов. Писал эти строки в Рыбном, около Рязани, паровоз тронулся, поехали дальше.

25 августа. Ночь провели в Москве. Чертовская ночь, дождь шел всю ночь. Пока что неизвестно, был в Москве или около Москвы германский вор, но целую ночь ревели моторы самолетов.

Много мы проехали деревень, городов, сел, аулов и станиц, и везде от мала до велика от души приветствовали нас, махали руками, желали победы и возвращения. А беженцы просили отомстить за то, что фашисты издевались над ними. Я больше всего смотрел на детей, которые что-то лепетали и махали своими ручонками нам. Дети возраста Элички — и даже меньше — тоже кричали и махали ручонками и желали нам победы.

Из Украины в Среднюю Азию, к вам туда, через каждые три — пять минут едут эшелоны эвакуированных. С собой везут исключительно все: станки с фабрик и заводов, железо, лом, трамваи, трактора — словом, врагу ничего не остается…

Гитлеру будет та же участь, какая постигла Бонапарта Наполеона в 1812 году.

Наш паровоз повернул на север, едем защищать город Ленина — колыбель пролетарской революции. Неплохо было бы увидеть брата и племянника или племянницу.

Настроение прекрасное, тем более я всем детям обещал побольше побить фашистов. Для их будущего, для своей дочки я готов отдать свою кровь, каплю за каплей. В случае чего (об этом, конечно, я меньше всего думаю) жалей и воспитывай нашу дочку, говори ей, что отец любил ее и за ее счастье-Конечно, вернусь я, и свою дочь воспитаем вместе. Целую ее крепко-крепко. Я здорово соскучился по ней, конечно и по тебе, и тебя целую столько же и так же крепко, как и Эличку. Привет мамаше…

Ваш папа В. Клочков.

Да, поезд действительно повернул на север, но вскоре остановился. Воины дивизии, которой командовал генерал И. В. Панфилов, быстро выгрузились и побатальонно направились на передовые позиции. Так Василий Георгиевич Клочков стал защитником советской столицы.

«Велика Россия, а отступать некуда: позади Москва!» — эти слова скажет политрук Василий Георгиевич Клочков своим товарищам у разъезда Дубосеково, когда будет вести свой последний бой. А пока — обычные фронтовые будни, о которых писал в сентябре — октябре 1941 года в одном из писем: «Наше подразделение набило фашистов в три раза больше своих потерь, притом, когда идет бой, очень скоро проходит день, иногда сражение идет по 6 часов в день».

Ему было 30 лет. Уроженец Саратовской области, В. Г. Клочков жил с семьей в Средней Азии. Оттуда и ушел на фронт. За доблесть и отвагу в боях с немецко-фашистскими захватчиками был награжден орденом Красного Знамени. Получая орден, сказал: «Пока у меня бьется сердце, пока мои руки держат винтовку, я до последнего вздоха буду драться за свой народ, за Москву…» Затем последовал второй орден Красного Знамени…

Их было 28 на разъезде Дубосеково. Враг предпринимал одну атаку за другой, пытаясь овладеть разъездом и продвинуться к Москве. «Ни шагу назад!» — таков был девиз панфиловцев. Танки с черными крестами, не выдержав упорного сопротивления воинов, повернули вспять.

Враг не прошел. Он был остановлен ценой жизни славных героев-панфиловцев во главе с политруком 4-й роты 2-го батальона 1075-го стрелкового полка 316-й стрелковой дивизии.

21 июля 1942 года В. Г. Клочкову и другим участникам невиданного поединка с врагом у разъезда Дубосеково было присвоено звание Героя Советского Союза.

Письмо В. Г. Клочкова воспроизводится по его первой публикации в сборнике «Письма с фронта» (Алма-Ата, 1944). Оригинал письма хранится в Центральном архиве ЦК ВЛКСМ.

12. Завещание бойца 1-го латышского добровольческого полка Б. Лурье

26–28 августа 1941 г.

ЗАВЕЩАНИЕ

Прошу переслать его моей матери, Лурье, проживающей в г. Кирове, она эвакуирована из Латвии.

Я умираю за Родину, за коммунизм. Прошло два месяца ожесточенной борьбы с врагом. Для меня наступил последний этап борьбы — борьба за Таллин. Отступления быть не может.

Жалко умирать в 24 года, но в настоящей борьбе, где на весы истории всего человечества ставятся миллионы жизней, я свою также отдаю, зная, что будущее поколение и вы, оставшиеся в живых, будете нас чтить, вспоминать как освободителей мира от ужасной чумы. Что еще писать?

Мама!

Не огорчайся.

Я не первый и не последний, положивший голову за коммунизм, за Родину.

Да здравствует СССР и победа над врагом!

Товарищ, верь, взойдет она, Заря пленительного счастья. Фашизм будет уничтожен, И на обломках самовластья Напишут наши имена!

Комсомолец Латышского полка Бина Лурье

В тяжелых оборонительных боях против немецко-фашистских захватчиков на территории Латвии и Эстонии летом 1941 года участвовали бойцы 1-го Латышского добровольческого стрелкового полка.

Сформированный в первые дни Великой Отечественной войны из коммунистов и комсомольцев, студентов и советских активистов Латвии, полк в августе 1941 года вместе с другими частями Красной Армии и моряками Краснознаменного Балтийского флота защищал Таллин.

В рядах этого полка сражался и комсомолец Бина Лурье — ровесник Великого Октября. Еще в буржуазной Латвии он начал борьбу за свободу и счастье своего народа. Ульманисовский суд приговорил его за коммунистическую деятельность ко многим годам каторжных работ. В июне 1940 года в Латвии был свергнут фашистский режим. Бина Лурье был освобожден из заключения

В начале Великой Отечественной войны Бина Лурье вступил в ряды добровольцев. Его однополчанин С. Аролович вспоминает об отважном юноше: «Товарищ Лурье стоит сейчас у меня перед глазами: среднего роста, лицо бледное, цвет глаз не помню (пожалуй, темные), волосы темные, немного как будто сутуловатый, с тяжелой походкой. Я помню очень хорошо, как трудно было ему двигаться с опухшими от ревматизма суставами ног, как тяжело, превозмогая боли, давались ему военные походы через болота Эстонии… Все товарищи уважали Б. Лурье за его политическую грамотность и эрудицию. Товарищ Лурье был героическим и стойким человеком».

Во время уличных боев в Таллине фашистская пуля сразила Бина Лурье.

После гибели любимого товарища боевые друзья нашли у него письмо-завещание, вложенное в комсомольский билет.

Копия завещания находится в Центральном архиве ЦК ВЛКСМ (сб. 1 — «Комсомол в Отечественной войне», л. 27–28), частично оно опубликовано в сборнике «Во имя Отчизны» (М., 1957, стр. 15).

13. Письмо-завещание и записка Л. А. Силина родным

30 августа 1941 г. и 7 марта 1942 г.

ПИСЬМО-ЗАВЕЩАНИЕ

Здравствуйте, мои родные!

Здравствуйте, хотя, когда вы будете читать это мое письмо, меня не будет в живых.

Но и через смерть, через небытие я обнимаю вас, мои родные, я целую вас, и не как привидение, а как живой и родной вам папка.

Мальчики и Аня! Не думайте, что я ушел на эту страшную войну из-за желания «блеснуть» своей храбростью.

Я знал, что иду почти на верную смерть.

Больше всего я люблю жизнь, но больше жизни любил я вас, Аня и мальчики.

И зная, какой ужас, какие издевательства ждут вас, если победит Гитлер, зная, как будут мучить вас, как будут издеваться над вашей матерью, зная, как высохнет ваша мать, а вы превратитесь в маленьких скелетиков, я, любя вас, должен уйти от вас, желая быть с вами, должен уйти на войну.

Я иду на войну, то есть на смерть, во имя вашей жизни.

Это совсем не прекрасные слова. Для меня сейчас это слова, облеченные в плоть и кровь, в мою кровь.

Л. А. Силин

Аннушка, родная! Знаю, что тебе будет тяжелее всех. Знаю. Но за то, чтобы ты была в безопасности, я иду в огонь…

Мне нечего больше к этому прибавить. Скажу лишь, что нет в мире человека, которого бы я так любил и которого бы мне было так тяжело оставлять навсегда, оставлять одинокой, как тебя, любимая!

Леня! Мой старший сын и заместитель!

Тебя зовут Леня, как и меня.

Значит, ты — это я, когда меня уже не будет.

Наша славная, добрая мамка, так много она в жизни страдала, так мечтала о хорошей, спокойной жизни, но ей это было не суждено со мною. Пусть же ты дашь ей счастье.

Пусть в тебе она видит лучшего своего друга и помощника. Я знаю: тяжело детям расти без отца, особенно мальчикам. Но ведь я умер ради того, чтобы вы, мои мальчики, росли — тяжело ли, легко ли, но росли, а не погибли под германскими бомбами.

Я умер, как подобает умирать мужчине, защищая своих детей, свою жену, свой дом, свою землю.

Живи оке и ты, как жил и умер твой отец.

Помни: мама — мой лучший друг, ближе мамы у меня никого не было. Поэтому мама знает, что хорошо и что плохо, что я делал и чего я не делал, за что я похвалил бы, а за что и поругал.

Всегда, во всем советуйся со своей мамой, не скрывай от нее ничего, делись с ней всем, всем.

Это ничего, что мама — женщина, она особенная женщина, она наша мама, наша любимая, умная мамочка. Она все поймет.

Эх, Леня! Многое мне нужно тебе сказать, да всего не скажешь, да и многого ты не поймешь!

У меня есть много, много о чем рассказать тебе в жизни, но обо всем расскажет тебе мать.

Мои к тебе последние слова: помни маму, заботься о маме, всю жизнь заботься, Леня Силин. Люби и слушай всегда во всем свою маму.

Леня Силин, мой заместитель и старший сын, прощай, сынка, и не забывай!

Теня! Мой младший сын и помощник!

Я тебя оставляю совсем маленького. Ты даже не запомнишь лица и голоса твоего отца. Но твой старший брат — мой старший сын и заместитель Леня Силин — тебе расскажет, как жил твой отец, как он вас любил, он расскажет тебе про твоего папку. Наша мама тебе расскажет, как жил, работал и боролся за лучшую жизнь твой отец.

Все, что я написал твоему старшему брату, относится и к тебе. Слушай Леню Силина и маму, и тогда, я верю, ты будешь хорошим, смелым и честным человеком.

Мальчики, Леня и Теня!

Учитесь хорошо, изучите тщательно немецкий язык, немецкую культуру, немецкие науки. И все это вы должны употребить на гибель и уничтожение немецкого фашизма. Старайтесь перенять у немцев их самое грозное и страшное оружие — организованность и четкость.

И, когда почувствуете себя сильными, пустите все это в ход против фашистов. Помните, сыновья мои, пока существует фашистская Германия как государство, пока существует хотя бы один вооруженный фашист, пока бесконтрольно работает хотя бы одна фашистская лаборатория или завод, до тех пор Европе, миру, человечеству и вам лично, и вашей маме, вашим женам и детям грозит смертельная, страшная опасность.

Помните: фашизм вообще, а германский в особенности — это смертельная, кошмарная проказа, коричневая чума, которая грозит всему человечеству…

Пусть же кровь вашего отца, пусть же пепел вашего отца стучит в ваши маленькие сердца, мои мальчики, и пусть последний вооруженный фашист почувствует вашу страшную месть!

Мальчики и Аня! Главное без меня — спокойная и внимательно четкая организация жизни и поступков.

Нас, и меня в частности, погубили зазнайски-болтливая система «на авось», скверная организация и неспособность некоторых командиров, плохо знающих технику и недооценивающих врагов.

Я верю, что враг будет разбит и что победа будет за нами. Если же нет, уничтожайте врага где и как сможете.

Мальчики, слушайте нашу милую, любимую, родную мамочку, она мой самый родной, близкий и любимый друг.

Аннушка, родная, прощай!

Любимая, солнышко мое! Вырасти мне сыновей таких, чтобы я даже в небытии ими гордился и радовался на крепких, смелых и жизнерадостных моих мальчиков, мстителей с врагами и ласково-добрых к людям.

Будьте вы счастливы, здоровы и живы.

Прощайте, целую и обнимаю в последний раз. Тебя, Генечка, тебя, Леньча, тебя, Анночка. Прощайте! Ваш отец. Всегда ваш, Леня Силин — старший.

30 августа 1941 года.

ЗАПИСКА

Дорогие, родные мои жена Анна и мальчики Леня и Геннадий!

Я вас целую и обнимаю в последний раз. Сегодня я буду расстрелян немецким командованием.

Мальчики! Вырастите и страшно отомстите всем фашистам за меня. Я целую вас и завещаю вам священную ненависть к проклятому и подлому врагу, бороться с ними до последнего фашиста. Я честно жил, честно боролся и честно умер.

Я умираю за Родину, за нашу партию, за великий русский, украинский, белорусский и другие народы нашей Родины, за вас! Любите Родину, как я ее любил, боритесь за нее, как я, а если понадобится, умрите, как я.

Мальчики! Любите, уважайте и слушайте вашу мать, ей будет так тяжело вас воспитывать, но Родина и товарищи, которых я спас, вас не оставят. Помните, у каждого бойца должен быть один лозунг: погибаю, но не сдаюсь. Я не сдавался, я был контужен, не мог ходить и не был вправе бросать своих тяжело раненных бойцов. В плену я им создал советскую колонию и многим спас жизнь. Оставаясь с ними до последней минуты, я принес пользу Родине. Время не ждет.

Родные мои, будьте честными советскими людьми, вырастите большевиками! Анна, прощай! Леня и Геннадий, прощайте!

Да здравствует Родина!

Целую.

Ваш муж и отец.

Тяжела борьба с врагом, и в несколько раз тяжелее, когда ты безоружен, а враг вооружен. Что делать, если ты ранен, если кончились патроны и гранаты, а пути к своим отрезаны? Просто сдаться на милость победителя и покорно взирать, как ненавистные фашисты издеваются над твоими товарищами?

На эти вопросы у коммуниста не может быть двух ответов. Бороться! Бороться с врагом в любых условиях. Если нет оружия, надо бороться хитростью, знанием, твердо веря, что правое дело в конце концов победит.

Так думал и Леонид Андреевич Силин, секретарь и член военного трибунала одной из стрелковых дивизий, попавшей осенью 1941 года в окружение у села Крестителева, в Полтавской области.

В первые дни войны Леонид Силин добровольцем пошел на фронт. Он родился в Риге в семье мелкого служащего и рос в районе, где жило много немецких семей. В детстве слыша немецкую речь, Леонид прекрасно овладел этим языком. Был он активным комсомольцем, до войны служил в Севастополе на флоте, потом работал в Москве на заводе «Шарикоподшипник» и учился заочно в Московском юридическом институте. Из-за болезни сердца Л. А. Силин был освобожден от военной службы, но в начале войны, скрыв свою болезнь, попросился на фронт. Правда, вскоре врачи увидели, что Силин болен, и его демобилизовали. Однако не таков был он, чтобы отступать от задуманного. Все же добился вторичной отправки на фронт — на этот раз в качестве юриста в дивизионный трибунал.

Суровое время переживала страна. Часть, в которой служил Силин, не сумела удержаться на правом берегу Днепра и в сентябре 1941 года с тяжелыми боями отходила к Полтаве. Большая группа тяжело раненных бойцов, отрезанная врагом от советских частей, в селе Крестителеве оказалась в руках гитлеровских захватчиков. Бойцы лежали в больших длинных колхозных сараях и прислушивались к бою. Вот уже стала слышна немецкая речь. Что делать? Ведь враг может сжечь сараи, и тогда погибнут десятки советских людей. Решение созрело молниеносно. Леонид Андреевич поднялся с соломы, открыл дверь сарая и, тяжело хромая и опираясь на палку, вышел навстречу автоматным очередям. Он закричал автоматчикам, что в сарае находятся только тяжело раненные солдаты, и попросил прекратить огонь. Внезапное появление советского командира, свободно объяснявшегося к тому же на немецком языке, подействовало: огонь прекратился. Силина отвели в штаб.

Там Леонид Андреевич сделал все, чтобы предстать перед гитлеровскими офицерами их сторонником. Он «расхваливал» успехи их армии, «восхищался» ее победами и просил только разрешить ему организовать госпиталь для раненых советских пленных (сам отрекомендовался как раненый советский врач). Леонид Андреевич хорошо понимал, что его ждет в случае разоблачения полного медицинского невежества, но надо было спасать людей, и Силин решился на эту хитрость. Офицерам понравился отлично знающий их язык, подтянутый «доктор», и они разрешили создать ему нечто вроде госпиталя. Для большего к себе доверия Силин сказал им, что его мать якобы чистокровная немка. Это еще больше расположило их к русскому врачу.

Среди попавшего в плен персонала полевого госпиталя Силин отобрал группу врачей, фельдшеров и медицинских сестер и начал работу по созданию «украинского» госпиталя. Гитлеровцы запретили содержать в госпитале раненых командиров Красной Армии, коммунистов, евреев и русских, поэтому медицинский персонал оформлял всех поступавших в госпиталь раненых под украинскими фамилиями.

Работать приходилось в ужасных условиях: сквозь худые соломенные крыши сараев протекала вода, не было медикаментов, перевязочных материалов, хирургических инструментов, белья, не хватало пищи. Но советские люди боролись за каждого бойца. Не одного человека спас замечательный хирург из Одессы Михаил Александрович Добровольский. Самоотверженно работали хирурги Михаил Салазкин из Москвы и Николай Калюжный из Киева, ростовский хирург Портнов и окулист из Днепропетровска Геккер, женщины-врачи Федорова, Молчанова и др.

В ноябре оккупанты разрешили перевести госпиталь в село Еремеевка, где он разместился в большой двухэтажной школе. Теперь у раненых над головой была крепкая крыша, да и продуктов у еремеевских жителей было больше, так как село стояло вдалеке от дорог и «заготовители» наведывались сюда реже.

Силин надеялся со временем, когда раненые окрепнут, всем госпиталем уйти в леса и партизанить. Постепенно персонал госпиталя стал переходить к подпольной борьбе с фашистскими оккупантами. Удалось достать радиоприемник и слушать сводки Совинформбюро. Правда о событиях на фронтах распространялась не только в госпитале, но и среди местных жителей. Со складов фашистских войск стали исчезать мешки с пшеницей, а у полицейских — пропадать винтовки и автоматы.

Чтобы не навлечь на госпиталь гнева гитлеровцев, Силину и его соратникам приходилось действовать очень осторожно. И все же старший полицай предатель Атамась, по прозвищу «Дракон», почувствовал, что Силин ведет двойную игру. Стремясь выслужиться перед гитлеровцами, Атамась стал следить за ним, собирая улики. Нашелся предатель и в самом госпитале.

В ночь на 2 марта 1942 года госпиталь окружили гитлеровские солдаты и украинские полицаи. Оккупанты подвергли всех раненых тщательному осмотру и обнаружили среди них уже выздоровевших больных, а также коммунистов, русских и евреев. Всему персоналу госпиталя за нарушение фашистской инструкции грозила смерть. На следующий день, 3 марта, около 40 отобранных гитлеровцами раненых и врачей увезли из госпиталя в Кременчугский лагерь военнопленных.

Леонид Андреевич и в последний свой путь сумел уйти гордо, как подобает советскому патриоту. Когда его со связанными руками вывели к саням, на которых уже лежали раненые, он попросил разрешения проститься с оставшимися. Обращаясь к местным жителям, собравшимся на площади, и к раненым товарищам, он призывал их продолжать борьбу с оккупантами и верить в победу Красной Армии. Видя, какое большое впечатление производит речь Силина на людей, гитлеровский офицер прервал его и не дал ему закончить. Когда сани тронулись, Силин прокусил себе вену на руке, смочил кровью платок и, бросив его в толпу, прокричал: «Передайте это на память моим сыновьям!»

Леонида Андреевича Силина расстреляли 7 марта 1942 года вместе с врачами Портновым и Геккером, раненым подполковником К. Н. Богородицким и др.

Через день медицинской сестре госпиталя Оксане Романченко военнопленный, бежавший из Кременчугского лагеря, принес записку Силина, которую отважный патриот сумел написать перед расстрелом и передать товарищам, чтобы те переслали ее при первой возможности О. Романченко. Записка написана карандашом на листках бумаги и адресована жене и детям. Когда советские войска освободили Еремеевку, Оксана Романченко переслала записку в Москву по адресу, оставленному Силиным, сняв для себя копию.

В семье Л. А. Силина хранится еще один документ большой духовной силы — это письмо-завещание Леонида Андреевича, написанное им еще на фронте 30 августа 1941 года. Большой пакет, надписанный рукой Леонида Андреевича, пришел в дом Силиных в конце 1941 года.

На конверте было написано:

«Анне Леоновне Силиной, Леониду Леонидовичу Силину и Геннадию Леонидовичу Силину».

«Вскрыть после получения извещения из штаба части о смерти Л. А. Силина».

На обратной стороне конверта была надпись:

«Военной цензуре: после проверки тщательно заклеить».

Анна Леоновна и ее сыновья прочли это письмо в конце 1943 года, когда они получили предсмертную записку мужа и отца от Оксаны Романченко.

Письмо-завещание и записка Леонида Андреевича Силина опубликованы С. С. Смирновым в журнале «Огонек» № 40 за 1962 год.

14. Письмо писателя Юрия Крымова жене

19 сентября 1941 г.

19 сентября 1941 г. 22.00

Дорогая Анка!

Давно я не писал тебе, так как отправить письмо все равно не было бы, возможности. Невозможно это и сейчас. Но я думаю, что написанное письмо все равно как-то дойдет до тебя, а ненаписанное — исчезнет бесследно. Вот я и сел писать.

Сейчас глубокая ночь. Сижу в большой хате. Вокруг меня на лавках, на лежанке, на полу спят ной дорогие товарищи. Они спят в полной выкладке: в шинелях, затянутые в ремни, обнимая винтовку или пулемет!.. Горит ночник, его — шаткое пламя гонит тени по белым стенам мазанки. За столом напротив меня — комиссар. Он так же, как и я, не спит, не спит четвертую ночь.

Как случилось, что мы попали в окружение? Об этом долго рассказывать, да и нет охоты, так как до сих пор еще не все ясно. Одно бесспорно — что всюду, куда ни ткнись, немецкие танки, автоматчики или огневые точки.

Четвертый день наше соединение ведет круговую оборону в этом кольце. По ночам кольцо вокруг нас обозначается заревом пожаров. Они вспыхивают то там, то сям по горизонту, придавая небу причудливую розоватую окраску. Великолепные золотые ветви вырастают в темноте. Бледнеют звезды. Зарево, перекатываясь, ползет по степным далям и гаснет, вспыхивая в другом месте. Под утро уходим из села. Суровые, встревоженные лица колхозников. Тихие речи женщин…

Пылит дорога. Вереницы грузовиков и подвод. Тылы стягиваются к центру кольца. Строевые части отходят, перегруппировываются для решительного, прорывного удара. Кольцо сжалось чрезвычайно. Больше двигаться некуда. В ближайшие часы надо ожидать решительного боя. Нет никакого сомнения в том, что соединение прорвется из окружения. Но как это будет? Какой ценой? Вот что не выходит из головы каждого командира.

И в этой грозной обстановке произошло одно событие, которое имеет для меня огромное значение. Опишу тебе это событие подробно.

Сегодня днем я приехал в свое подразделение. Отсутствовал я двое суток. Выводил испорченную машину. По дороге, уходя из села, в которое вступил немец, я забрал боеприпасы, которые не успели вывезти растерявшиеся тыловики. Забрал двух тяжелораненых, отвез их от переднего края. Всю ночь я возил на машине ящики с гранатами и двух стонущих, истерзанных людей. Перепуганные военврачи отказались их принять. Я грозил им наганом, но это еще больше их испугало. Тогда я бросил этих чертей, разыскал родильный дом на селе и сдал туда раненых. Приказал замаскировать их на случай прихода немцев. Когда я уходил, один из них притянул меня за ворот гимнастерки и поцеловал в губы. Он сказал: «Товарищ майор, ты мне дороже отца». А он в эту минуту был мне дороже моего будущего.

В этих действиях моих нет ничего особенного, так как каждый из нас часто делает подобные дела, но все-таки было приятно вернуться в подразделение с сознанием, что оторвался недаром.

Итак, я приехал в боевом настроении. Еще не успел ничего доложить комиссару, как собралось партийное бюро. На повестке дня — прием меня в партию. И вот я — как есть — черный от грязи, заросший щетиной — сижу в зарослях кукурузы. Вокруг меня товарищи — члены партбюро и партийный актив. У каждого в руках автомат или винтовка. Невдалеке бухают орудия. Вокруг в кукурузе гуляют дозорные. Такова обстановка приема меня в партию.

Секретарь партбюро, политрук Алексей Царук, зачитывает мое заявление и рекомендации товарищей — командиров-коммунистов. Они знают меня только с начала войны. Но по санкции военкома соединения меня принимают в партию как воина Красной Армии, отличившегося в боях, то есть согласно новому постановлению ЦК ВКП(б).

Зачитываются рекомендации. Что это за удивительные рекомендации: в них есть целые описания боев, в которых я участвовал, особенно интересно описание одного боя под Бобрицей в прошлом месяце. Я смотрю в землю, потому что у меня пощипывает глаза.

Ты понимаешь, я всегда чувствовал, что буду вступать в партию в обстановке жестокой борьбы. Но действительность превзошла все мои предчувствия. Я вступил в партию в тот момент, когда все соединение находится в окружении, то есть накануне решающего смертельного боя для меня и моих товарищей. На душе у меня удивительно спокойно и хорошо. В боевой обстановке я и вообще спокоен, а теперь к этой всегдашней уравновешенности прибавилось еще новое чувство. Гордость. Сознание того, что я прожил свою жизнь не даром, и если придется умереть, то не даром умру.

И на тебя я надеюсь. Если ты останешься одна, то это тебя не сломит. Ты замечательный, честный и цельный человек. Такие не пропадают.

2 часа ночи. Сейчас получил донесение, что противник в четырех километрах с левого фланга. Рудаков говорит, что мы стоим на пятачке на одной ноге — другую поставить некуда. Сейчас вышел на улицу. Зарево по всему горизонту и какая-то хреновая трескотня. Ни черта не поймешь. Но мы тертые калачи, нас не испугаешь. Ребята спят.

А вот новое донесение. С левого фланга наших частей нет. Кругом мы держим оборону. События развиваются быстро. Сейчас подошел старший политрук Гридчин и сунул мне два печенья. Откуда он их достал, не представляю. Но не съел, а принес мне.

Создатель прекрасных книг «Танкер «Дербент»» и «Инженер», видный писатель и журналист Юрий Соломонович Крымов, как и большинство собратьев по перу, в первые же дни войны добровольно ушел на фронт, стал литературным сотрудником газеты 26-й армии «Советский патриот».

Сугубо мирный человек, инженер-радиотехник по образованию, служащий Каспийского нефтеналивного флота, писатель по призванию, он стойко выдерживал трудности и невзгоды боевой походной жизни. В районе села Богодуховка, что в Полтавской области, сотрудники газеты, выходя из окружения, наткнулись на гитлеровцев. В ночь на 20 сентября 1941 года разгорелся решающий бой. На рассвете местные жители стали хоронить павших воинов. У кукурузного поля колхозник Алексей Коваленко и его 12-летний сын Василий подобрали изувеченный труп красного командира. На залитой кровью гимнастерке поблескивал орден Трудового Красного Знамени. В кармане лежали военный билет, орденская книжка на имя Юрия Крымова и недописанное письмо.

Семья Коваленко бережно хранила найденные документы. Затем они были переданы в Союз писателей СССР.

Письмо, пропитанное кровью, долго не поддавалось прочтению. И тогда за дело взялись специалисты Центральной научно-исследовательской лаборатории Главного архивного управления при Совете Министров СССР. После кропотливых трудов текст письма, за исключением немногих слов, удалось восстановить.

Были ли вы в селе Богодуховка? Побывайте. В центре этого заново отстроенного, неузнаваемо похорошевшего поселка есть братская могила участников гражданской войны. Неподалеку от нее установлен памятник. На нем слова:

Писатель-воин Юрий Крымов.

Погиб смертью храбрых

в бою за Советскую Родину.

20 сентября 1941 г.

1908–1941

Письмо Ю. С. Крымова публиковалось в журнале «Наука и жизнь» № 11 за 1962 год.

15. Надписи на стенах в гестаповской тюрьме города Могилёва

19 сентября 1941 г. — 25 июня 1944 г.

Здесь сидел П. И. Зайкин, 1919 года рождения. Расстреляли 19 сентября 1941 года.

Здесь сидел за партизанство Свеноидковский Веня. Забран 7 мая 1944 года. Я жил в Козимировке. Моего отца убили в декабре месяце. Я остался сиротой. Только осталась одна мама, и то не знаю, где она…

Шестаков Василий Г. приговорен к расстрелу. Расстреляли 25 июня 1944 года за партизанство.

28 июня 1944 года советские войска освободили город Могилев. В камерах местной гестаповской тюрьмы были обнаружены трупы расстрелянных советских патриотов. Стены тюрьмы оказались испещренными надписями, многие из которых от времени стерлись, и их нельзя уже было прочесть. Некоторые были опубликованы в газете «Комсомольская правда» 26 июля 1944 года.

16. Письма секретаря Днепропетровского подпольного обкома партии Н. И. Сташкова родным и товарищам по подполью

26 сентября 1941 г.- 24 сентября 1942 г.

ПИСЬМА ЖЕНЕ, СЫНУ И ДОЧЕРИ

26 сентября 1941 г.

Добрый день, Катенька! Валерик!

Пишу вам 2-е письмо, сегодня 26-9-41 г… Остаюсь работать без страха, без принуждения. Буду жив — встретимся, расскажу. Если умру, пусть дети знают, что их отец был не трус и отдал жизнь за дело партии Ленина, за дело Родины. Пусть, Катенька, дети знают, что их отец был настоящим большевиком-ленинцем, оставшимся работать в подполье, на большой ответственной работе.

Умру — детей жалей, люби. Пусть дети знают, что я от них жду в будущем настоящих патриотов страны Советов. Пусть учатся отлично…

Может быть, это мое последнее письмо. Прошу тебя: сохрани для памяти, детям.

Знайте, что вас я любил так же, как свою Родину-мать. Умру за Родину — значит умру за ваше счастье. Не осуждайте, так нужно, так требует обстановка, так требует история, а историю делают люди. На мою долю выпало счастье продолжать борьбу с фашистской гадиной, с этим зверем, в подполье. За кровь отцов, за разорение и муки миллионов людей, за разорение любимого города и гнезда мы, подпольщики, отомстим тысячам фашистских шакалов.

Мои родненькие! Иду на очень опасное дело, но иду смело, без хныканья потому, что знаю, что наше дело правое, победа рано ли, поздно ли, но за нами. Лучше погибнуть героем, чем стать рабом.

До свидания.

Не плачь, не горюй. Еще раз подтверждаю: при Советской власти не пропадешь, только будь смелой…

Целую крепко, крепко. Мне не пиши.

Папа.

27 сентября 1941 г.

Добрый день, Катенька! Сынок Валерий!

Пишу 27-9-41 г. Пишу последнее письмо, больше писать не смогу до нашей встречи. Катенька, не плачь, не горюй, смотри за детьми. Материально ты обеспечена, если что нужно будет, обращайся в обком партии. Помогут тебе. Детей воспитай в духе беззаветной преданности партии Ленина, в духе преданности Сов. власти и народу.

Валерий вырастет, если меня не будет, расскажешь ему обо мне. Аллочка! Та знает все, пусть учится. Держи связь с Щнепропетров]-ским обкомом с тт. Грушевым и Кучмием.

До свидания.

Целую крепко.

Твой муж и отец детей.

ПИСЬМО ТОВАРИЩАМ

24 сентября 1942 г.

Товарищи!

Тюрьма переполнена провокаторами. Знайте, что уколы не страшны. Делается это так: агент сидит с вами, задает вам вопросы. Слабые люди заводят разговор. В болтовне выдают тайны. Агент фиксирует и передает следователю. Когда вы приходите к следователю, он задает вам вопрос. Если вы не отвечаете, тогда дают уколы. Очень болезненно проводится эта пытка. После того как вы приходите в нормальное состояние, вам говорят: под влиянием уколов вы говорили то-то и то-то. На самом деле это записи провокатора.

Со мной сидели провокаторы: Кулиш С. и еще один, Осипенко, с Василъковского района, его жена — Зина. Эти трое — бывшие парашютисты, но сейчас работают провокаторами. Не одну сотню людей они выдали. Сидели и провоцировали Берестова Л.- директора завода Мас-лопрома, Новичука П., моего отца, Быковского В., Шохова Ю., Токмакова Н., Александра Кравченко, Калинкина М., Юру Савченко. Жена Осипенко обрабатывала Веру Хитъко, Харитину Журавлеву, Алексееву Валю и других.

Прощайте, товарищи!

Будет возможность вынести или передать на волю эту записку, передайте или сохраните до прихода Советской власти.

Ваш Н. Сташков. 24.IX.1942 г.

Он возвратился в родной Днепропетровск за два дня до начала войны. Успел обойти друзей, побывать на заводе «Спартак», где много лет пришлось слесарить, и на местах прежней комсомольской и партийной работы.

Несмотря на недавнее увольнение из рядов армии по болезни, Николай Иванович первым делом пошел в военкомат. А утром 23 июня отправил телеграмму в Москву на имя наркома обороны и начальника Политического управления Красной Армии.

«Считаю своим долгом защищать Родину, — писал он. — Прошу назначить действующую армию. Здоровье восстановил, семью устроил. Назначение телеграфируйте…»

И подпись: «Сташков».

Как солдат революции и верный сын партии, Николай Иванович стремился быть в первых рядах защитников Родины. Получив из Москвы отрицательный ответ, он явился в обком партии. «Мне 34 года, я полон сил, готов выполнить любое задание», — заявил он.

Начались горячие будни без сна и отдыха, когда он стал работать в обкоме КП(б)У. Вместо фронта он поехал в Криворожье по делам эвакуации промышленного оборудования и людей на восток. А когда враг подошел к Днепропетровщине, Николай Иванович стал секретарем Днепропетровского подпольного обкома партии.

Захватив Днепропетровск, фашистские оккупанты стали огнем и мечом устанавливать «новый порядок». Начались массовые аресты коммунистов и советских патриотов. 13–15 октября гестаповцы и полицейские расстреляли в Днепропетровске 12 тысяч мирных жителей, зарыв их в противотанковом рву на окраине города. Такими зверскими мерами враг хотел запугать советских людей, поставить их на колени.

День ото дня росло и ширилось партизанское движение, возглавляемое и направляемое подпольным обкомом партии. Н. И. Сташков в октябре — ноябре 1941 года обошел пешком многие районы области и установил личный контакт с руководителями Павлоградского, Синельниковского и других подпольных горкомов и райкомов партии, а также с вожаками комсомольско-молодежных организаций. В ноябре он провел «лесную» партийную конференцию, на которой присутствовали коммунисты партизанских отрядов области. В январе и апреле 1942 года под руководством Николая Ивановича в Павлограде состоялись совещания секретарей подпольных горкомов и райкомов партии.

Рабочие Днепропетровска, Днепродзержинска, горняки Криворожья и Марганца, рабочие других промышленных центров саботировали мероприятия фашистов. Так и не удалось им пустить в ход ни одного сколько-нибудь значительного завода. Оккупанты были вынуждены отправлять на ремонт в Германию подбитые пушки, танки, паровозы, автомашины. На железных дорогах все чаще происходили крушения.

ЦК КП(б)У для связи с Днепропетровским подпольным обкомом партии направил в тыл врага своих связных. Одна из них, Н. А. Сарана, рассказывала: «Незабываема была первая встреча с Н. И. Сташковым в Днепропетровске в мае 1942 года. Пришел он на явочную квартиру весь какой-то просветленный, широко улыбающийся. «Спасибо ЦК, — сказал он, — что нас не забывают, знают о нашей скромной работе, помогают»».

На следующий день собрался актив днепропетровской подпольной организации. «Тут я встретила замечательных соратников Н. И. Сташкова — секретаря горкома партии Георгия Савченко, Захара Демьянченко, Тихона Маслова, Луку Берестова, Игоря Клюева, Игоря Дементьева, Валентину Алексееву, — продолжает рассказ Н. А. Сарана. — Все они были молоды, излучали какую-то внутреннюю энергию, присущую настоящим бойцам».

Гестаповцы долго и упорно искали организаторов и руководителей советского подполья. Одному из провокаторов все же удалось в июне 1942 года проникнуть на «свадьбу» молодых подпольщиков Веры Хитько и Николая Токмакова, во время которой Н. И. Сташков провел нелегальное совещание активистов.

После «свадьбы» была арестована первая группа подпольщиков, а 8–9 июля — вторая, более значительная. Но гестаповцам никак не удавалось выследить Н. И. Сташкова. В начале июля он перебрался в Павлоград, где находился подпольный обком партии, и оттуда руководил движением.

28 июля 1942 года Николай Иванович Сташков пришел на павлоградский рынок, чтобы встретиться с нужными людьми. Здесь его выследил шпик. Завязалась перестрелка. Николая Ивановича, раненного в бедро и руку, схватили подоспевшие гестаповцы.

В Павлоград тут же приехал начальник СД (службы безопасности) штурмбанфюрер Мульде и под сильной охраной увез пленника в Днепропетровск, в 20 камеру гестаповской тюрьмы на улице Короленко. Здесь Сташков узнал, что гитлеровцы не пощадили его 75-летнего отца, расстреляв на глазах у жителей города.

Но и в тюрьме руководитель подпольщиков чувствовал себя ответственным за судьбы товарищей, всячески поддерживал и подбадривал их. Об этом, в частности, свидетельствует и публикуемая записка из тюрьмы.

В конце января 1943 года Сташков был казнен.

За подвиги во время Великой Отечественной войны Николаю Ивановичу Сташкову присвоено звание Героя Советского Союза. Одна из улиц города Днепропетровска названа именем славного секретаря подпольного обкома партии.

Жена героя Екатерина Степановна, дочь Алла и сын Валерий во время войны находились в эвакуации. После освобождения Днепропетровска советскими войсками они вернулись в родной город.

Письма Н. И. Сташкова хранятся в партийном архиве Днепропетровского обкома КПУ.

17. Записка комиссара партизанского отряда С. И. Солнцева жене и сыну

Середина октября 1941 г.

Привет милой Марусе и сыночку Жене. Оказался проездом в Звенигорде. Посылаю денег. Жив, здоров.

Не скучайте. Целую.

Передай привет папаше и мамаше и др. знакомым.

Солнцев

В середине октября 1941 года небольшой городок Руза, что расположился в живописных местах Подмосковья, превратился в неспокойный прифронтовой город. Сводки Совинформбюро приносили нерадостные вести. В сторону Москвы почти без перерыва, ночью и днем, летели тяжелые бомбардировщики с черными фашистскими крестами. А по дорогам к линии фронта двигались части Красной Армии. Повсюду кипели оборонные работы: мужчины и женщины, стар и мал строили укрепленные районы, рыли окопы, возводили противотанковые надолбы, ставили «ежи», саперы и минеры тоже готовились к встрече с врагом.

В один из дней в кабинете секретаря Рузского райкома партии Павла Абрамовича Ткачева собрался партийно-советский актив. На повестке — важные и сугубо секретные вопросы: об ускорении и завершении эвакуации материальных ценностей, населения, архивов, об утверждении руководителей партизанских групп, которые будут действовать в случае оккупации, состава подпольного райкома партии, о проверке явочных пунктов и связей, складов оружия и продовольствия.

Обсуждение неотложных дел продолжалось до утра. Не все удалось решить окончательно: слишком много разнообразных и сложных вопросов. Особые трудности возникли с дислокацией основного партизанского отряда: край очень заселенный, да и лесов не так много.

Секретарем подпольного райкома партии и командиром партизан утвердили Павла Абрамовича Ткачева, комиссаром отряда единодушно назвали Сергея Ивановича Солнцева — 35-летнего коммуниста-чекиста, начальника Рузского районного отдела УНКВД.

В день заседания партийного актива Солнцев перешел на полулегальное положение, приступив к выполнению своих комиссарских обязанностей. Побывал в Москве, в обкоме партии и областном штабе, в Звенигороде, установил связи со штабами сражавшихся под Рузой советских частей, проводил жену с сыном в тыл, запасся номерами газеты «Правда» за последние дни: придут немцы, газеты сразу же пойдут по рукам советских людей…

Гитлеровцы вошли в Рузу 25 октября 1941 года. Начались аресты, расстрелы, вербовка холуев-прислужников из антисоветчиков и уголовных элементов.

Партизаны, рассредоточившись по окрестным лесам, по землянкам-«схронам», внимательно следили за врагом, доставляя в штаб отряда добытые разведданные. По заданию советского командования Сергей Солнцев и его помощник Петр Сычев проникли в Можайск, изучили движение противника по дороге Можайск — Звенигород. Убедились, что он наступает на Москву окружным путем, обходя основными силами Рузу и Звенигород. Полученные разведданные штаб партизанского отряда отправлял с верными связными за линию фронта.

Бывший член областного штаба по руководству подпольем и партизанским движением, тогдашний секретарь МК ВКП(б) С. Я. Яковлев отмечал впоследствии: «На основании данных разведки партизанского отряда Рузского района, добытых С. И. Солнцевым, части советских войск разгромили фашистский штаб в деревне Вишенки и целую группировку гитлеровцев. Подразделение 144-й стрелковой дивизии уничтожило 230 солдат и офицеров противника, артиллерийскую установку и пулеметные гнезда…»

Среди действий рузских партизан и подпольщиков можно отметить казнь коменданта Рузы унтершарфюрера Эриха Фогеля — матерого палача-фашиста (эта операция была осуществлена С. И. Солнцевым вместе с боевыми товарищами), проведение по деревням тайных митингов накануне 24-й годовщины Великого Октября, организацию собственной типографии и выпуск для местного населения партизанской газеты «На боевом посту», распространение листовок, издаваемых политическим управлением Западного фронта и доставляемых в штаб партизанского отряда его разведчиками-связными, покушение на начальника отделения гестапо в Рузе Ганса Вернера, спасение от угона в Германию юношей и девушек, нападение на вражеские обозы на проселочных дорогах и многое другое.

Сотни жителей района помогали партизанам и подпольщикам, ряды их пополнялись новыми бойцами. Но и враг не дремал: по деревням и лесам свирепствовали отряды карателей, усиленные мотопехотой и пушками. Снег и наступившие морозы осложняли действия П. А. Ткачева, С. И. Солнцева и их боевых товарищей. Каждое столкновение с противником уносило жизни партизан и подпольщиков. В одной из схваток с гитлеровцами, близ деревни Велкино, Сергей Иванович был ранен в плечо, но тем не менее вскоре отправился во главе группы разведчиков на новую операцию. У деревни Андреевской каратели сумели окружить горстку храбрецов. Вражеская пуля тяжело ранила Солнцева. Прикрывая огнем из автомата товарищей, он стрелял до тех пор, пока из-за потери крови не лишился сознания. В нем еще теплилась жизнь, когда его доставили к шефу полиции в Рузе Шмидту. Несколько дней и ночей пытали Солнцева. Он умер, как и боролся, героем. В минуты, когда приходило сознание, вспоминал свою жизнь, фабрику «Красное знамя», где подростком вошел в крепкую и дружную рабочую семью, веселую Маришку, ставшую его женой и матерью курносого Женьки, школу профдвижения в Подольске, вступление в партию коммунистов.

На гибель комиссара партизаны и подпольщики ответили рядом ударов по врагу.

Освободили Рузу в начале января 1942 года. Растерзанное тело С. И. Солнцева было с почестями перезахоронено. Сейчас над его могилой возвышается памятник. Посмертно Сергею Ивановичу Солнцеву присвоено звание Героя Советского Союза. Документы о его славной жизни и деятельности хранятся в архивах, а последняя записка — у Марии Васильевны и Евгения Сергеевича Солнцевых. Памяти героя посвящена книга А. Вербицкого и Е. Ефимова «Сердце чекиста», выпущенная в 1967 году Политиздатом.

18. Письмо артиллериста-разведчика А. Полуэктова

Октябрь 1941 г.

Дорогой Саша!

Если я умру, напиши моим старикам, что я умер легко и спокойно. Я ненавижу фашизм, ненавижу кровавую, грабящую и убивающую фашистскую нечисть. И если бы у меня была и вторая жизнь, я бы отдал и ее. Напиши им, что я счастлив, что был бойцом в этой великой битве. Прощай, не забывай меня.

Аркадий Полуэктов.

Октябрь 1941 года. Фашисты рвутся к Москве. Они уже в районе Можайска, Малоярославца и Наро-Фоминска. Чтобы выдержать удар врага, перемолоть его живую силу и технику, советские воины должны были не только с большим искусством использовать в борьбе с противником имевшиеся в их распоряжении технические средства, но и проявить величайшую стойкость и выдержку, бесстрашие и непреклонную волю к победе.

После того как советские войска оставили Малоярославец и Боровск, создалось опасное положение на подольском и наро-фоминском направлениях. Наро-Фоминский участок фронта защищала 33-я армия под командованием генерал-лейтенанта М. Г. Ефремова. Ни днем ни ночью не смолкал бой. Бок о бок с кадровыми соединениями Красной Армии стойко сражались бойцы народного ополчения Куйбышевского, Москворецкого и Фрунзенского районов столицы. Бойцы-ополченцы и воины 33-й армии показывали чудеса смелости и отваги. В каждом подразделении были свои герои. Каждый боец знал, что позади Москва, и каждый отчетливо сознавал, что в битве за столицу надо отдать все, даже жизнь, но остановить врага.

Комсомолец артиллерист-разведчик Аркадий Полуэктов, чтобы засечь огневые точки врага, все время находился на переднем крае обороны. Пасмурным октябрьским днем, выполняя ответственное задание командования, он корректировал огонь артиллерии. По его наводке горели танки, взлетали в воздух фашистские пушки. Но вражеская пуля сразила комсомольца-разведчика. Аркадий Полуэктов погиб смертью героя.

Его последнее письмо написано боевому другу А. Горбулину. Заверенная копия письма находится в Центральном архиве ЦК ВЛКСМ (почта газеты «Комсомольская правда»).

19. Письма секретаря Харьковского подпольного обкома партии И. И. Бакулина жене и соратникам по борьбе

19 октября 1941 г. — начало сентября 1942 г.

19 октября 1941 г.

Дорогая, милая Клава!

После того как расстался с тобой, пишу тебе, наверное, в 10-й раз. Писал и через почту, и через Дубровного, и через Петровского. Послал тебе две посылки с вещами и деньгами… От тебя пока получил одну телеграмму. Знаю, милая, как медленно теперь движутся частные письма и телеграммы, и не виню тебя. Но ничего, голубка моя, ты все же в родной Советской стране, и никто не даст тебе погибнуть от нужды…

Безумно скучаю по тебе и чувствую безмерность твоего одиночества. Но Родина страдает бесконечно больше, чем отдельные люди, и поэтому я стараюсь заглушить сердечную боль и беспокойство о тебе.

Почти 20 лет нашей совместной жизни наложили неизгладимый отпечаток. Хочется верить, что мы еще встретимся и будем жить вместе!

Но если случаю будет угодно нам расстаться навеки, сохрани, дорогая Клава, обо мне память как о человеке абсолютно честном к своему долгу перед Родиной, перед народом. Всегда и неизменно я был правдив и честен также по отношению к тебе.

Я ни в чем не нуждаюсь, поэтому не беспокойся. Страдаю только об одном, что не могу (из-за дальности и незнания твоего адреса) помочь тебе материально…

Крепко, крепко целую и обнимаю. Будь здорова, береги себя. Не стесняйся, в случае нужды, продавать мои вещи. Будем живы, приобретем.

Еще раз целую и обнимаю.

Твой Иван.

Начало сентября 1942 г.

…Китаенко Антон Макарович. Кличка «Трамвайщик», член партии. Дубенко Михаил Филиппович. Кличка «Киця», член партии.

…Барановская Евгения Сильвестровна, кандидат партии, мать, беспартийная Барановская Ядвига Владиславовна.

Шредер… Ивановна, член партии.

Першин Александр Ефимович, беспартийный.

Першин Николай Ефимович, беспартийный.

Савченко Евгений Николаевич, беспартийный.

Корабельникова Клавдия Ильинична, беспартийная.

Штефан Иван Дмитриевич, член партии, кличка «Грек».

Несколько ранее казнены:

Омелъченко Полина Андреевна, член партии.

Лида — комсомолка.

Неизвестна судьба:

Коротун Анатолий Павлович, член партии, арестованный 26.V. 42 г….

…Читайте на их… ближайшими днями будут расстреляны, наверное, и остальные, в том числе и я.

Две предсмертные просьбы к вам, родные мои:

1. Когда придут наши, чему я верю беспредельно, расскажите им, что харьковская подпольная организация [старалась выполнить свой долг]…

2. Сижу я в гестаповской тюрьме… Есть нам ничего не дают, кроме водянистой баланды (половина половника один раз в сутки). Выживают те, кому носят передачи, остальные истощаются до предела.

Просьба к вам: подкормите меня немного, если можете. Передачи принимаются ежедневно с 10 до 11 часов утра.

Что можно передавать: 1) суп или борщ, 2) чай или кофе, 3) зелень. Хлеб лучше крошить в суп, так как иначе все равно заберут охранники.

…Осталось жить немного… Мне хотелось пойти на расстрел не полутрупом, а бодрым бойцом. Лично вам это ничем не угрожает. Вы случайные мои знакомые, которым я помогал зимою тащить санки с огорода…

Буркун Иван Иванович.

Война все ближе и ближе подкатывалась к Харькову. Когда артиллерийские залпы гремели совсем уже близко, преподаватель математики, доцент сельскохозяйственного института, секретарь партийной организации, депутат Харьковского горсовета Иван Иванович Бакулин возглавил подпольный обком партии.

В свои 41 год он хорошо знал жизнь. Детство было трудным. Советская власть открыла перед ним двери науки, и он, одаренный от природы, стал высококвалифицированным специалистом. Трудолюбивый, не останавливающийся на достигнутом, он был принципиален и тверд в своих убеждениях. Его уважали, к его мнению прислушивались.

Но, пожалуй, никогда ему не было столь трудно, как в эти дни осени 1941 года. На его плечи легла высокая ответственность, на карту поставлена не только его жизнь, а жизнь многих и многих славных, бесстрашных коммунистов.

К подпольной деятельности Иван Иванович готовился тщательно. Особенно полезными оказались советы специалистов по разведке и минноподрывным работам.

Гитлеровцы, ворвавшись в Харьков, в первый же день повесили 116 советских граждан. На заборах запестрели белые листки объявлений, в которых почти через каждую строчку выделялось крупным шрифтом одно слово — «расстрел».

Иван Иванович — его конспиративная кличка «Буркун» — прежде всего укрепил связи с подпольными райкомами партии, сначала с Железнодорожным, который возглавлял Китаенко, Нагорным, где запасным секретарем был Синицын, затем с Заводским, во главе с Гаркушей, и другими райкомами в области. Через связных Е. С. Барановскую и Н. Н. Даньшеву он расширял круг доверенных лиц, умело руководил их деятельностью. Самый тесный контакт установился с подпольным обкомом комсомола, вожаками молодежи Александром Зубаревым, Галиной Никитиной и Петром Глущенко.

В условиях жестокого террора, постоянной слежки и риска за короткий срок были созданы и развернули свою деятельность 37 райкомов и первичных партийных организаций, а также 23 комсомольско-молодежные группы. Ежедневно то тут, то там появлялись листовки, которые несли людям правду о положении на фронтах, вселяли уверенность в неизбежной победе, звали на борьбу. В городе, на железной дороге и в окрестных поселках росло число диверсионных актов.

Гестаповцы сбились с ног в поисках подпольщиков. В начале ноября 1941 года был схвачен один из активных помощников «Буркуна» — секретарь подпольной организации станции Новая Бавария Катаев. 22 ноября после страшных пыток его казнили, а ночью город потряс громадной силы взрыв — от мин замедленного действия рухнул дом, где размещался штаб гитлеровцев с генералом фон Брауном и высшими имперскими офицерами. Через несколько часов на воздух вместе с гитлеровскими чиновниками взлетело помещение штаба бывшего военного округа. Спустя четыре дня был разрушен мост, соединяющий центр города с Холодной горой. Тогда же и особенно позднее несколько успешных операций провели партизаны, скрывавшиеся в лесах Харьковщины.

В конце мая 1942 года в лапы гестаповцев попали Китаенко и ряд других коммунистов. Затем кольцо замкнулось вокруг Зубарева, Никитиной и Барановской. По доносу предателя погибло еще несколько патриотов.

Наступил июнь 1942 года. Неутомимый Буркун собирал новые силы для замены арестованных товарищей и готовил новые операции против врага. И в это время его схватили…

Он был замучен гестаповцами 24 сентября 1942 года, оставшись до конца стойким и верным своему делу.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 8 мая 1965 года Ивану Ивановичу Бакулину присвоено звание Героя Советского Союза. Его боевые соратники А. М. Китаенко и Е. С. Барановская награждены орденом Отечественной войны I степени.

Письма И. И. Бакулина напечатаны 11 августа 1963 года в харьковской газете «Красное знамя».

20. Из писем профессора Л. А. Кулика жене

21–28 октября 1941 г.

Сегодня 21 октября 1941 г. Районное село Всходы[1], Смоленской области.

Поздняя осень, грачи улетели, Лес обнажился, поля опустели…

Пасмурно, ветрено, дождливо! Снег стаял, трепещут оставшиеся на деревьях листья и летят в одиночку по воздуху. В селе безлюдно, люди прячутся в немногих пригодных для жилья зданиях. Оживлен лишь тракт, по которому движутся немецкие машины всех видов и размеров, иногда длинные эшелоны пленных.

Горе осенило своим крылом Родину.

Кто же я и что же я?

Сейчас я прежде всего раненый. Рана на ноге улучшается, но медленно, так как я растравляю ее: толкусь с утра и до вечера, ибо я, во-вторых, санинструктор. А проще говоря, санитар при временном лазарете для советских раненых в селе Всходы.

Сперва я был на перевязках и операциях и по уходу без прикрепления к палатам. Теперь за мной сохранили на операциях общий наркоз и прикрепили детскую палату. В ней 6 пациентов: Маня, Нина, Паня (3–5 лет), Ваня (12 лет), Дуся и Поля (17 лет). 28 октября 1941 г.

…Глухая полночь. Густой трупный смрад от загнивших ран… Плотный, тягучий, липкий воздух насыщен стонами, животным воем, дикими выкриками… Нестерпимо душно. В тусклом полумраке от коптилки страдальчески светится голубой глаз (другой выбит) мальчика, хорошего мальчика с разорванным осколком животом.

Мужественным и честным был жизненный путь Леонида Алексеевича Кулика — ученого, человека большой души, превыше всего ставившего интересы народа, интересы Родины.

Леонид Алексеевич родился в 1883 году в Тарту. С юношеских лет увлекался сбором коллекций минералов, изучением растительного мира и геологии. Затем работал с известным ученым В. И. Вернадским, став его ближайшим помощником и учеником.

Великая Октябрьская революция открыла широкий простор для деятельности талантливого исследователя. Леонид Алексеевич становится видным ученым, одним из основоположников советской метеоритики. Его избирают ученым секретарем Комиссии по метеоритам Академии наук. Он исколесил всю страну в поисках метеоритов. Собрал богатейшую коллекцию, которая стала одной из лучших в мире. Она хранится в Москве, в Минералогическом музее Академии наук. Особенно увлекала Леонида Алексеевича загадка Тунгусского метеорита. Этой научной проблеме он отдал 20 лет своей жизни. Экспедиции на место его падения, трудные путешествия, связанные с опасностями и лишениями,- все было перенесено, чтобы разгадать тайну метеорита.

Когда началась Великая Отечественная война, Леониду Алексеевичу было почти 58 лет. Ученый ушел в народное ополчение. Он твердо решил: его место — в строю борцов против гитлеризма.

Началась суровая фронтовая жизнь. Часто в перерывах между боями Л. А. Кулик писал домой, подробно рассказывая о своей жизни солдата-ополченца.

На Западном фронте, где он сражался, шли тяжелые бои. Осенью 1941 года в бою под деревней Всходы, на Смоленщине, группа бойцов, среди которых был и Леонид Алексеевич, попала в окружение. Решили пробиваться к своим. В пути наскочили на вражеский патруль. Завязалась перестрелка. В этом бою ученый был ранен в ногу и потерял сознание. Когда очнулся, превозмогая боль, пополз на восток. Нога нестерпимо болела, хотелось пить. Он опять потерял сознание. Пришел в себя в фашистском концлагере для военнопленных. Начались допросы. Гитлеровцы узнали, что перед ними известный ученый, и предложили ему хороший паек, с тем чтобы он развлекал офицеров рассказами о своих путешествиях. Но Кулик отказался.

Гитлеровцы хотели сломить волю советского человека. Но им этого сделать не удалось. Леонид Алексеевич связался с местными жителями, а через них — с партизанами. Он организовал в лагере лазарет, просиживал долгие ночи у постелей раненых, стремясь облегчить их участь. Из местных жителей Леонид Алексеевич познакомился с учительницей села Всходы М. Заккис. Она приносила в лагерь продукты для больных, через нее Кулик передавал письма жене.

Партизаны разработали план побега ученого из лагеря.

Предполагалось, что с наступлением сумерек Кулик переберется за колючую проволоку, там его будет ждать человек, который проводит на квартиру М. Заккис. Но побег не удался. За час до назначенного срока гитлеровцы отправили Леонида Алексеевича в Спас-Деменск и бросили в тифозный барак.

Кулик и тут старался чем-нибудь облегчить страдания больных. Но изнуренный голодом организм не выдержал, и Леонид Алексеевич сам заболел тифом. 14 апреля 1942 года он скончался. В 1943 году Красная Армия освободила село Всходы. И последние письма ученого пришли к друзьям и родным.

Письма Леонида Алексеевича Кулика опубликованы в журнале «Знание — сила» № 6 за 1957 год.

21. Письмо и записка красноармейца-связиста М. А. Блюмина

22 октября 1941 г.

ПИСЬМО РОДНЫМ

Здравствуйте, мои дорогие.

Пишу в одной квартире, в одном городе, где наша часть заняла оборону. Это письмо я пишу под аккомпанемент нашей артиллерии, которая посылает гадам «гостинцы». Сегодня четыре месяца, как идет война…

Пока жив и здоров, чувствую себя хорошо, уверен, что победа за нами. У немцев уже воинский дух сел, они уже стали сами приходить к нам и сдаваться. Видно, у них несладко. Что слышно у вас? Напишите что-нибудь о папе. Где он? Где вы работаете и чем помогаете фронту? А мы, бойцы-фронтовики, обещаем разгромить ненавистных фашистов, и на великом празднике Победы вместе (если буду жив) будем торжествовать.

До свиданья, привет родным и знакомым, будьте здоровы, целую. Ваш сын Миша Блюмин. С кем имеете переписку?

Мой адрес: Действующая армия, полевая почта, 321-й стр. полк, рота связи, М. А. Блюмину.

ЗАПИСКА М. А. БЛЮМИНА

(без даты)

Приказ выполнен. Да здравствует Родина!

Михаил Блюмин был связистом. В составе 321-го стрелкового полка ему, как и многим его друзьям, пришлось участвовать в тяжелых оборонительных боях. Но он верил в победу и писал об этом родным и знакомым. Полно оптимизма и письмо от 22 октября 1941 года. Оно оказалось последним. Лишь в конце апреля 1942 года родные Блюмина узнали о причине молчания Михаила: в газете «Комсомольская правда» под заголовком «Записка героя» было напечатано письмо из действующей армии, в котором описывался последний бой героя-связиста. Газета сообщала:

«Восстановив поврежденную линию, комсомолец Блюмин возвращался в свое подразделение. Он встретил немецких автоматчиков. Завязался жестокий и неравный бой. Храбро и мужественно дрался связист-комсомолец. Огнем своей винтовки он убил трех автоматчиков. Остальные отошли, ошеломленные дерзостью и мужеством… бойца, вооруженного лишь винтовкой. Только теперь Блюмин почувствовал жгучую боль в груди. Поверх шинели проступила кровь: комсомолец был тяжело ранен. Он упал, теряя силы. И в последние минуты, достав блокнот, он начал писать. Алые пятна расползались по листку бумаги.

Через несколько часов наши бойцы нашли бездыханное тело Блюмина. В левой руке его был зажат блокнот. В нем большими неровными буквами было написано: «Приказ выполнен. Да здравствует Родина!»»

22. Письмо смертельно раненого танкиста И. С. Колосова невесте

25 октября 1941 г.

Здравствуй, моя Варя!

Нет, не встретимся мы с тобой.

Вчера мы в полдень громили еще одну гитлеровскую колонну. Фашистский снаряд пробил боковую броню и разорвался внутри. Пока уводил я машину в лес, Василий умер. Рана моя жестока.

Похоронил я Василия Орлова в березовой роще. В ней было светло. Василий умер, не успев сказать мне ни единого слова, ничего не передал своей красивой Зое и беловолосой Машеньке, похожей на одуванчик в пуху.

Вот так из трех танкистов остался один.

В сутемени въехал я в лес. Ночь прошла в муках, потеряно много крови. Сейчас почему-то боль, прожигающая всю грудь, улеглась и на душе тихо.

Очень обидно, что мы не все сделали. Но мы сделали все, что смогли. Наши товарищи погонят врага, который не должен ходить по нашим полям и лесам.

Никогда я не прожил бы жизнь так, если бы не ты, Варя. Ты помогала мне всегда: на Халхин-Голе и здесь. Наверное, все-таки, кто любит, тот добрее к людям. Спасибо тебе, родная! Человек стареет, а небо вечно молодое, как твои глаза, в которые только смотреть да любоваться. Они никогда не постареют, не поблекнут.

Пройдет время, люди залечат раны, люди построят новые города, вырастят новые сады. Наступит другая жизнь, другие песни будут петь. Но никогда не забывайте песню про нас, про трех танкистов.

У тебя будут расти красивые дети, ты еще будешь любить.

А я счастлив, что ухожу от вас с великой любовью к тебе.

Твой Иван Колосов

На Смоленщине, у одной из дорог, на постаменте возвышается советский танк с бортовым номером 12. На этой машине все первые месяцы войны воевал младший лейтенант Иван Сидорович Колосов — кадровый танкист, начавший свой боевой путь еще от Халхин-Гола.

Экипаж — командир Иван Колосов, механик Павел Рудов и заряжающий Василий Орлов — как нельзя лучше походил на персонажей популярной в довоенное время песни о трех танкистах:

Три танкиста, три веселых друга
— экипаж машины боевой…

Бои с гитлеровцами были жестокими. Враг за каждый километр советской земли платил сотнями трупов своих солдат и офицеров, десятками уничтоженных танков, пушек, пулеметов. Но таяли ряды и наших бойцов. В начале октября 1941 года на подступах к Вязьме замерли сразу восемь наших танков. Получил повреждение и танк Ивана Колосова. Погиб Павел Рудов, был контужен сам Колосов. Но врага остановили.

С наступлением темноты удалось завести мотор, и танк с номером 12 скрылся в лесу. Собрали с подбитых танков снаряды, приготовились к новому бою. Утром узнали, что фашисты, обогнув этот участок фронта, все же продвинулись на восток.

Что делать? Воевать в одиночку? Или бросить подбитую машину и пробираться к своим? Посоветовался командир с заряжающим и решил выжать из танка все, что возможно, и воевать тут, уже в тылу, до последнего снаряда, до последней капли горючего.

12 октября танк с номером 12 вырвался из засады, неожиданно на полной скорости налетел на вражескую колонну и разметал ее. В тот день было уничтожено около сотни гитлеровцев.

Затем с боями двинулись на восток. По дороге танкисты не раз нападали на колонны и обозы врага, а однажды раздавили «опель-капитан», в котором ехало какое-то фашистское начальство.

Наступило 24 октября — день последнего боя. О нем рассказал своей невесте Иван Колосов. У него была привычка регулярно писать письма Варе Журавлевой, что жила в деревне Ивановке, недалеко от Смоленска. Жила до войны…

В глухом и отдаленном от селений бору-верещатнике однажды наткнулись на поржавевший танк, укрытый густыми лапами ели и наполовину ушедший в землю. Три вмятины на лобовой броне, рваная дыра на боку, заметный номер 12. Люк плотно задраен. Когда танк открыли, то увидели у рычагов останки человека — это и был Иван Сидорович Колосов, с револьвером при одном патроне и планшетом, в котором лежали карта, фотография любимой и несколько писем к ней…

Эту историю на страницах газеты «Правда» рассказал Е. Максимов 23 февраля 1971 года. Нашли Варвару Петровну Журавлеву и вручили ей письма, написанные Иваном Сидоровичем Колосовым в октябре 1941 года.

23. Письмо советских моряков — защитников Моонзундских островов

Конец октября 1941 г.

Тов. краснофлотцы!

Мы, моряки Балтийского флота, находящиеся на о. Даго, в этот грозный час клянемся нашему правительству и партии, что мы лучше все погибнем до одного, чем сдадим наш остров.

Мы докажем всему миру, что советские моряки умеют умирать, с честью выполнив свой долг перед Родиной.

Прощайте, тов.

Мстите фашистским извергам за нашу смерть.

Центр. остр. Даго, полуостр. Тахкуна.

По поручению подписали Курочкин, Орлов, Конкин.

В течение двух месяцев в тылу врага небольшой гарнизон Моонзундского архипелага оборонял острова Советской Эстонии. Оттягивая на себя значительные силы немецко-фашистских захватчиков, горстка храбрецов уничтожала живую силу врага, топила его боевые корабли и транспорты, сбивала самолеты.

Последние бои произошли на мысе Тахкуна — самой северной части острова Хиума (Даго). На острове Хиума находился северный укрепленный сектор с небольшим гарнизоном моряков. 12 октября 1941 года, сосредоточив крупные силы, фашисты начали высадку десанта на остров. На западе, в районе Нурсте, на 30 катерах подошел усиленный батальон гитлеровцев, на юге, в районе Теркма, на 15 самоходных баржах было доставлено до полка пехоты. Десант поддерживался огнем батарей с острова Саарема, с вражеского крейсера и четырех миноносцев. Защитники острова Хиума открыли огонь по десантным судам противника, орудия береговой батареи в упор расстреливали наседавших врагов и потопили около двух десятков барж и катеров с войсками и техникой противника, но фашисты подбрасывали все новые и новые силы. Пользуясь темнотой, они высадились на берег и начали наступление.

Южное побережье острова обороняли бойцы 33-го инженерного батальона. Пулеметчикам батальона удалось задержать наступление фашистов. Несколько дней продолжались упорные бои. 17 октября гарнизон острова отошел на последний рубеж обороны. Он проходил от Таресте на запад, прикрывая мыс Тахкуна.

Командование Краснознаменного Балтийского флота приняло решение эвакуировать гарнизон острова на полуостров Ханко. Однако штормовая погода не давала возможности кораблям подойти к острову. Лишь 19 октября к острову Хиума стали подходить катера и снимать защитников. Группе моряков поручили прикрывать эвакуацию. Во время короткого затишья они написали прощальное письмо, дав клятву защищать родную землю до последнего патрона, до последней капли крови. Запечатав его в бутылку, они бросили ее в море. В начале зимы 1941/42 года в открытом море бутылку подобрали моряки одного из советских сторожевых катеров.

Письмо героических защитников Моонзундских островов хранится в Государственном музее истории Ленинграда, опубликовано в книге Ю. Чернова «Они обороняли Моонзунд» (М., 1959, стр. 3).

24. Из записной книжки 3. А. Космодемьянской

Октябрь— 17 ноября 1941 г.

В человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли. (Чехов)

Быть коммунистом — значит дерзать, думать, хотеть, сметь. (Маяковский)

Ах, если бы латы и шлем мне достать, Я стала бы Отчизну свою защищать… Уж враг отступает пред нашим полком, Какое блаженство быть храбрым бойцом. (Гете)

ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО МАТЕРИ — Л. Т. КОСМОДЕМЬЯНСКОЙ

17 ноября 1941 г.

Дорогая мама! Как ты сейчас живешь, как себя чувствуешь, не больна ли? Мама, если есть возможность, напиши хоть несколько строчек. Вернусь с задания, так приеду навестить домой.

Твоя Зоя.

Зоя Космодемьянская! Это имя — легенда. Первым о ней рассказал корреспондент газеты «Правда» Петр Лидов. Его очерк «Таня» был опубликован в газете 27 января 1942 года. А теперь пусть заговорят документы. Вот что записано в «Акте о зверствах гитлеровцев и героической гибели 3. А. Космодемьянской», составленном Чрезвычайной государственной комиссией по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков.

«Акт 1942 г. 25 января в д. Петрищево Грибцовского сельсовета Верейского района Московской области.

Мы, нижеподписавшиеся, комиссия в составе председателя Грибцовского сельсовета т. Березина Михаила Ивановича, секретаря Струковой Клавдии Прокофьевны, колхозников-очевидцев колхоза «8 Марта» Кулика Василия Александровича и Ворониной Евдокии Петровны, составили настоящий акт в нижеследующем:

В период оккупации Верейского района немецкими солдатами в д. Петрищево была повешена девушка, назвавшая себя Таней. После оказалось, что это была девушка-партизанка из Москвы Зоя Анатольевна Космодемьянская, 1923 года рождения. Немецкие солдаты поймали ее в то время, когда она выполняла боевое задание — поджигала конюшню, в которой находились более 300 лошадей. Немецкий часовой обхватил ее сзади, и она не успела выстрелить.

Ее повели в дом Седовой Марии Ивановны, раздели и начали допрос. Но получить какие-либо сведения от нее не пришлось. После допроса у Седовой, разутую и раздетую, ее повели в дом Ворониной, где находился штаб. Там продолжали допрашивать, но она на все вопросы отвечала «нет», «не знаю». Не добившись ничего, офицер приказал, чтобы начали бить ее ремнями. Хозяйка, которую загнали на печь, насчитала 200 ударов. Она не кричала и даже не произнесла ни одного стона. И после этой пытки снова отвечала: «Нет! Не скажу! Не знаю!» Ее вывели из дома Ворониной, она шла, ступая голыми ногами по снегу, привели в дом Кулика. Измученная и истерзанная, она находилась в кругу врагов. Немецкие солдаты всячески издевались над ней. Она просила пить, немец поднес ей зажженную лампу, и кто-то провел по ее спине пилой.

Потом все солдаты ушли, остался один часовой. Руки ее были связаны, ноги обморожены. Часовой велел ей подняться и под винтовкой вывел на улицу. И опять она шла, ступая босыми ногами по снегу, и водил ее до тех пор, пока не замерзал сам. Часовые менялись через пятнадцать минут. И так продолжали водить ее по улице целую ночь.

Утром построили виселицу, собрали население и публично повесили. Но и над повешенной продолжали издеваться. Ей отрезали левую грудь, ноги изрезали ножами. Когда наши войска погнали немцев от Москвы, они поспешили снять тело Зои и схоронить за деревней. Ночью спилили виселицу, как бы желая этим скрыть следы своего преступления.

Повесили ее в первых числах декабря 1941 г. На что и составлен настоящий акт. Подпись комиссии.

Печать Грибцовского сельсовета». (ЦГАОР СССР, ф. 7021, оп. 31, д. 1064, лл. 150, 150 об.)

Имя Зои Космодемьянской, славной дочери советского народа, известно всему миру. Оно навсегда останется в памяти нынешних и грядущих поколений. Вот уже более 45 лет в деревню Петрищево, «к Зое», приходят люди со всех концов земли поклониться ей. Она стоит гордая, вечно живая.

Останки Зои захоронены на Новодевичьем кладбище. На надгробии высечены слова Николая Островского: «Самое дорогое у человека — это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы, умирая, мог сказать: вся жизнь, все силы были отданы самому прекрасному в мире — борьбе за освобождение человечества». Когда-то Зоя вписала их в свою записную книжку. И оправдала всей своей короткой и прекрасной жизнью.

Записная книжка и последнее письмо к матери Л. Т. Космодемьянской хранятся в Центральном архиве ЦК ВЛКСМ.

25. Текст партизанской клятвы, подписанный Е. И. Чайкиной и её товарищами по борьбе

7 ноября 1941 г.

Я, красный партизан, даю свою партизанскую клятву перед своими боевыми товарищами красными партизанами, что буду смел, дисциплинирован, решителен и беспощаден к своим врагам.

Я клянусь, что никогда не выдам своего отряда, своих командиров и комиссаров и товарищей партизан, всегда буду хранить партизанскую тайну, если бы это даже стоило моей жизни.

Я буду верен до конца своей жизни своей Родине, партии…

Если я нарушу эту священную партизанскую клятву, то пусть меня постигнет суровая кара…

В чем даю собственноручную подпись

Е. Чайкина

Текст партизанской клятвы кроме Е. Чайкиной подписали еще 12 человек.

Елизавета Ивановна Чайкина родилась в 1918 году. В 1939 году вступила в партию, была секретарем Пеновского райкома ВЛКСМ Великолукской (ныне Калининской) области, а с осени 1941 года — секретарь Пеновского подпольного райкома ВЛКСМ.

Лиза ходила в разведку, устанавливала надежные связи, распространяла вместе с другими подпольщиками газеты и листовки с материалами о 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Она призывала бороться всеми силами с оккупантами.

В ноябре 1941 года по доносу предателя Лизу схватили фашисты на хуторе Красное Покатище.

22 ноября, согнав на казнь все местное население, фашистские захватчики расстреляли Елизавету Ивановну Чайкину. Перед смертью она обратилась к селянам:

— Не бойтесь! Бейте фашистских гадов! Скоро наши придут! Прощайте, мы победим!

Поэт Михаил Светлов посвятил «Чайке», которую он назвал родной сестрой Зои Космодемьянской, такие строки:

Вот мне секунды останется жить!
Вот я прошел через ужасы пыток,
Чтобы, как Чайка, жадно испить
Мужества благородный напиток!…

Люди идут молчаливой толпой,
Слез набегающих не вытирая,—
Это деревня пошла за тобой,
В путь твой последний тебя провожая.

Десять шагов отсчитал лейтенант,
И неподвижно солдаты стояли…
Милая! Мужество — это талант!
Сколько талантов они расстреляли!

О Е. И. Чайкиной рассказывается в повести советского писателя Н. Бирюкова «Чайка».

Публикуемый текст партизанской клятвы от 7 ноября 1941 года, подписанный Е. И. Чайкиной, хранится в Центральном архиве ЦК ВЛКСМ. Фотокопию ее см. в книге Н. Михайлова «Люди Страны Советов» (М., 1982).

26. Письмо политрука Н. Т. Гатальского родным

Не позднее 13 ноября 1941 г.

г. Волхов

Здравствуй, моя дорогая жена Станислава, дочь Валенька и мама!

Простите, что я плохо пишу: пишу на коленях, на клочке бумаги. Спешу сообщить, что я жив, скоро вступаем в бой.

Может быть, это письмо будет и последним, мои дорогие. Дорогая жена, смотри дочь и досмотри мою мать. Если от меня больше весточки не получишь, то знай, что я отдал свою жизнь честно за вас и за свою любимую Родину.

Будьте счастливы — ваш муж и отец.

Стася! Еще прошу: смотри дочь.

Целую вас всех. Коля.

Николай Трофимович Гатальский был кадровым командиром Красной Армии. Коммунист с 1931 года, он всегда стремился быть в гуще жизни: и в годы юности в родной Ивановской области, и позже-там, куда бы его ни посылала партия. После окончания военной школы его направили на работу в 144-ю дивизию, где он с любовью воспитывал в воинах лучшие качества советского человека. Когда грянула война, политрук Гатальский был переведен в другую часть, которая сражалась на Ленинградском фронте. «Фашистам никогда не бывать в городе Ленина», — говорил он бойцам и первым поднимался в очередную контратаку.

Под Ленинградом шли упорные бои. Жарко было и у небольшой деревушки Морозове, где занимало оборону подразделение Гатальского. Защитники города Ленина стояли насмерть. Утром 13 ноября 1941 года гитлеровцы вновь предприняли атаку. Трудно, очень трудно было сдерживать озверевшего врага. Казалось, еще немного — и горстка героев будет смята. И именно тогда встал во весь рост политрук, за ним остальные. С последними гранатами и криком «ура!» они устремились вперед…

Когда бой утих, на снегу, в окружении черневших трупов фашистов, лежал убитый политрук. Бойцы бережно подняли героя и похоронили Николая Трофимовича Гатальского на окраине деревни.

Письмо Н. Т. Гатальского получено редакцией от его жены Станиславы Ивановны.

Позже по просьбе составителей книги Станислава Ивановна прислала фотографию Николая Трофимовича — ее не было в предыдущих изданиях. «Это фото 1939 года, но он на ней такой, каким я его помню в самом начале войны, — писала Станислава Ивановна. — Может быть, фотография поможет читателям лучше понять его облик и наше горе…»

Далее сообщалось, что останки героя, похороненного жителями деревни Морозово, позднее были перезахоронены на Октябрьском военном кладбище в Волхове. «Я с дочерью посетила могилу и до глубины души была тронута той заботой и вниманием, которые оказывают волховчане братским могилам. От мала до велика здесь помнят и знают годы войны, где шли тяжелые бои по защите Волхова и Ленинграда, где вся земля окрест была изрыта взрывами снарядов и полита кровью наших родных и близких».

27. Письмо Героя Советского Союза гвардии генерал-майора И. В. Панфилова жене

13 ноября 1941 г.

Здравствуй, дорогая Мурочка.

Во-первых, спешу вместе с тобой разделить радость.

Мура, ты, вероятно, не раз слышала по радио и очень много пишут в газетах о героических делах бойцов, командиров и в целом о нашей части. То доверие, которое оказано мне, — защита нашей родной столицы, — оно оправдывается. Ты, Мурочка, себе представить не можешь, какие у меня хорошие бойцы, командиры, — это истинные патриоты, бьются, как львы, в сердце каждого одно — не допускать врага к родной столице, беспощадно уничтожать гадов. Смерть фашизму!

Мура, сегодня приказом фронта сотни бойцов, командиров дивизии награждены орденами Союза. Два дня тому назад я награжден третьим орденом Красного Знамени. Это еще, Мура, только начало. Я думаю, скоро моя дивизия должна быть гвардейской, есть уже три героя. Наш девиз — быть всем героями. Мура, пока. Следи за газетами, ты увидишь о делах большевиков.

Теперь, Мурочка, кате там вы живете, как дела в Киргизии, как учатся ребята и, наконец, как живет моя Макушечка? Очень о вас соскучился, но думаю, скоро конец фашизму, тогда опять будем строить великое дело коммунизма.

И. В. Панфилов

Валя[2] себя чувствует хорошо, я думаю, что скоро и она будет орденоноска, приняли ее в партию, работой ее очень довольны.

Мурочка, я тебе послал 1000 руб…

Дорогая Мура, ты очень скупа, совершенно не пишешь. За все время от тебя получил одно письмо. Пиши чаще, ты знаешь, как хорошо, когда получишь весточку из дома. Пиши. Целую крепко тебя и детей: Женю, Виву, Галочку и мою дорогую Макочку. Передай привет всем…

Пиши, адрес: Действующая армия, штаб дивизии.

Целую, твой И. Панфилов.

Привет от Валюшки.

Иван Васильевич Панфилов родился 1 января 1893 года в городе Петровске (ныне Саратовской области) в семье мелкого конторского служащего. С 11 лет начал трудовую жизнь. В 1915 году был призван в армию и после окончания учебной команды в чине унтер-офицера направлен в 638-й Ольпинский пехотный полк. В октябре 1918 года добровольцем вступил в 1-й Саратовский полк, который влился в 25-ю стрелковую дивизию под командованием В. И. Чапаева.

За боевые дела на фронтах гражданской войны И. В. Панфилов в 1921 году был награжден орденом Красного Знамени. После окончания Киевской объединенной пехотной школы в 1923 году направлен в Среднюю Азию. В 1929 году за участие в боях с басмачами И. В. Панфилов получил второй орден Красного Знамени. В 1938 году он был назначен военным комиссаром Киргизской ССР. На этом посту его и застала Великая Отечественная война.

В начале июля 1941 года И. В. Панфилов выехал в Алма-Ату, где приступил к формированию стрелковой дивизии.

К октябрю 1941 года дивизия заняла рубеж обороны под Москвой, близ Волоколамска, протяжением 44 километра. 14 октября 1941 года к этому рубежу прорвались ударные гитлеровские части. Три пехотные дивизии, одна мотодивизия и одна танковая дивизия фашистов действовали против панфиловцев. Семнадцать суток панфиловцы сдерживали натиск гитлеровских дивизий, рвавшихся к Москве. Две недели бойцы 316-й стрелковой дивизии перемалывали силы противника, чему в немалой степени способствовали личное мужество и воинское мастерство командира дивизии генерал-майора Панфилова. Он появлялся на самых трудных участках, быстро и умело принимая нужные решения. В те дни с командиром 316-й дивизии не раз встречался командующий 16-й армией генерал К. К. Рокоссовский. Позже он вспоминал о беседах с Иваном Васильевичем, которые сразу убедили его в том, что этот командир обладает глубокими знаниями и богатым практическим опытом. «Он производил очень хорошее впечатление. Простое, открытое лицо, некоторая даже застенчивость. Вместе с тем чувствовалась в нем кипучая энергия и способность проявить железную волю и настойчивость в нужные моменты. О своих подчиненных он отзывался очень уважительно. Видно было, что хорошо знает каждого из них…»

О личной храбрости И. В. Панфилова, боевого брата «самого Чапаева», как его часто называли бойцы дивизии, на фронте уже тогда складывались легенды.

16 ноября фашистское командование предприняло новое наступление на Москву. Враг сосредоточил здесь громадные силы.

Один из первых ударов приняли на себя части панфиловской дивизии. У железнодорожного разъезда Дубосеково 28 героев-панфиловцев в течение четырех часов вели бой с танками противника и не пропустили их к Москве. 17 ноября 1941 года Указом Президиума Верховного Совета СССР 316-я стрелковая дивизия была награждена орденом Красного Знамени, 18 ноября преобразована в 8-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Позже ей было присвоено имя генерала Панфилова.

19 ноября 1941 года во время боя Иван Васильевич Панфилов был убит осколком мины. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 12 апреля 1942 года генерал-майору Панфилову И. В. посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Уже после войны историки, изучая боевой путь Режицкой гвардейской мотострелковой ордена Ленина и ордена Суворова Краснознаменной дивизии имени Героя Советского Союза генерал-майора Ивана Васильевича Панфилова, скрупулезно подсчитали, что бойцы и командиры этой дивизии еще при жизни своего славного командира в боях за Москву противостояли пяти фашистским дивизиям.

Письмо И. В. Панфилова с фронта жене — Марии Ивановне Панфиловой, говорящее о его безграничной вере в победу, благородстве души и самоотверженности, хранится в Центральном государственном архиве Киргизской ССР (ф. 953, д. 3, л. 13–14). Оно написано на двух листах линованной бумаги, вырванных из блокнота. Письмо опубликовано в сборнике «Герой Советского Союза гвардии генерал-майор Иван Васильевич Панфилов» (Фрунзе, 1948, стр. 32).

В Москве, на Ново-Девичьем кладбище, на могиле Героя Советского Союза И. В. Панфилова, воздвигнут памятник. Одна из улиц столицы названа именем героя.

28. Записка и письмо партизанки В. Поршневой матери

29-30 ноября 1941 г.

29 ноября 1941 г.

Завтра я умру, мама.

Ты прожила 50 лет, а я лишь 24. Мне хочется жить. Ведь я так мало сделала! Хочется жить, чтобы громить ненавистных фашистов. Они издевались надо мной, но я ничего не сказала. Я знаю: за мою смерть отомстят мои друзья — партизаны. Они уничтожат захватчиков.

Не плачь, мама. Я умираю, зная, что все отдавала победе. За народ умереть не страшно. Передай девушкам: пусть идут партизанить, смело громят оккупантов.

Наша победа недалека!

30 ноября 1941 г.

Милая мамочка!

Пишу это письмо перед смертью. Ты его получишь, а меня уж не будет на сеете. Ты, мама, обо мне не плачь и не убивайся. Я смерти не боюсь… Мамочка, ты у меня одна остаешься, не знаю, как ты будешь жить. Я думаю, что Зоя тебя не бросит. Ладно, моя милая, доживай как-нибудь свой век. Мама, я все же тебе немного завидую: ты хоть живешь пятый десяток, а мне пришлось прожить 24 года, а как бы хотелось пожить и посмотреть, какая будет дальше жизнь. Ладно, отбрасываю мечты…

Писать кончаю, не могу больше писать: руки трясутся и голова не соображает ничего — я уже вторые сутки не кушаю, с голодным желудком умирать легче. Знаешь, мама, обидно умирать.

Ну ладно, прощай, моя милая старушка. Как хотелось бы посмотреть на вас, на тебя, на Зою, милого Женечку, если сохраните его, расскажите ему, какая у него была тетя. Ну все. Целую вас всех и тебя, мою мамочку.

Твоя дочь Вера.

Комсомолка Вера Поршнева одна из первых вступила в Молодотудский партизанский отряд Калининской области.

Ровесница Октября, она прошла сложную и трудную школу жизни. Росла без отца, рано стала работать. До войны была библиотекарем, литературным сотрудником районной газеты. Много и упорно училась, охотно выполняла общественные поручения.

Когда враг захватил многие города и села западных районов Калининской области, Вера окончила курсы пулеметчиц и добилась назначения в партизанский отряд, где проявила себя находчивым и храбрым бойцом.

По заданию командования отряда партизанка проникла в немецкую комендатуру. Она стала лучшей разведчицей отряда. При выполнении ответственного задания в тылу врага Веру выдал предатель. Это произошло в небольшой деревушке Борисовке. Двенадцать дней гестаповцы истязали девушку, допрашивали и глумились над нею.

Ничего не добившись, палачи пошли на хитрость: ее освободили. Используя первую же представившуюся возможность, Вера решила скрыться и вернуться в отряд. Но за ней неотступно следили, и через два дня ее снова схватили и бросили в каменный подвал одного из сараев.

Начались нечеловеческие пытки: загоняли раскаленные иглы под ногти, выводили полуголую на мороз, не давали воды и еды. Но лишь ненавистью наполнялись ее глаза, которые раньше, до войны, все называли добрыми.

Вера знала, что скоро наступит ее смерть, но ни о чем не жалела, была уверена в победе над ненавистными фашистами. Ей было жаль свою мать. На клочке серой бумаги Вера написала ей несколько строк — в них и боль сердца, и разумное утешение, и уверенность в скорой победе. Но передать эту записку незаметно не удалось. Незадолго до смерти она написала еще небольшое письмецо, которое зашила под подкладку пальто.

Перед тем как расстрелять ее, озверевшие гестаповцы на теле героини раскаленным железом выжгли пятиконечную звезду. Вера Николаевна Поршнева погибла 21 декабря 1941 года.

Жители деревни похоронили ее за околицей, а когда пришла Красная Армия, перенесли тело девушки в братскую могилу. И только тогда была обнаружена под подкладкой ее пальто записка.

Первая записка в заверенной копии хранится в Центральном архиве ЦК ВЛКСМ (папка по Калининской обл., л. 33–34). Письмо от 30 ноября 1941 года находится в Калининском областном краеведческом музее. Оно было прислано в фотокопии составителям книги «Говорят погибшие герои» после первого издания.

29. Прощальная записка защитника Ленинграда лётчика-истребителя С. Горгуля

Не ранее 22 ноября — не позднее декабря 1941 г.

Прощайте, ленинградцы. Победа за нами…

Эти слова были написаны смертельно раненным летчиком-истребителем Семеном Горгулем, сбитым немецко-фашистскими стервятниками в небе над Ладогой.

Поздней осенью 1941 года, когда враг занял все железные и грунтовые дороги, ведущие к Ленинграду, молодой летчик-истребитель Волховского фронта защищал «дорогу жизни», проходившую через Ладожское озеро.

Для осажденного города эта дорога имела неоценимое значение: она связывала с Родиной, по этой дороге перевозилось военное снаряжение и продовольствие для осажденных.

Гитлеровское командование во что бы то ни стало пыталось оборвать эту «дорогу жизни», как образно называли ее ленинградцы, и обрушивало на нее непрерывные удары с воздуха и суши.

Днем и ночью над ледовой трассой Ладоги патрулировали советские самолеты, героически отражая атаки вражеской авиации. Среди защитников «дороги жизни» своим бесстрашием и самоотверженностью выделялся Семен Горгуль.

Ровесник Октября, комсомолец Горгуль пришел в летное училище по путевке донецкого комсомола. Он был шахтером, как и отец, от которого унаследовал настойчивость, деловитость и честность.

В эскадрилье его избрали секретарем комсомольской организации. Здесь он стал искусным летчиком-истребителем и с Героем Советского Союза Голубевым, Байраковым и Дмитриевым днем и ночью патрулировал в небе.

На своем «ястребке» Семен неоднократно выходил победителем из поединков с фашистскими асами…

В тот день группа «мессершмиттов» снова пыталась прорваться к дороге. Ей наперерез устремился «ястребок», ведомый С. Горгулем. Вот, объятый дымом и огнем, рухнул вниз один из «мессеров». Повернул, не выдержав боя, другой. Семен Горгуль начал преследовать третьего. Но трассирующие пули четвертого достигли истребителя. «Ястребок» вышел из повиновения и начал быстро снижаться. Тяжело раненный летчик сумел невероятным усилием воли вывести самолет из пике и приземлился на снежное поле.

Гитлеровские летчики, радуясь удаче, с бреющего полета стали расстреливать краснозвездную машину. Пять раз пикировали они на распростертого внизу «ястребка», но только на шестой им удалось поджечь его.

На льду Ладоги рядом со сгоревшим самолетом нашли тело погибшего героя. Раненный в обе ноги, он истек кровью. Рядом с ним лежал открытый блокнот с неоконченной предсмертной запиской. В ней — прощальные слова, написанные кровью.

Записка летчика-истребителя С. Горгуля опубликована в книге Н. К. Смирнова «Матросы защищают Родину» (М., 1962).

30. Записка матроса-пулемётчика А. В. Калюжного

20 декабря 1941 г.

Родина моя! Земля русская! Я, сын ленинского комсомола, его воспитанник, дрался так, как подсказывало мне сердце, уничтожал гадов, пока в груди моей билось сердце. Я умираю, но знаю, что мы победим. Врагу не бывать в Севастополе!

Моряки-черноморцы! Уничтожайте фашистских бешеных собак. Клятву воина я сдержал.

Калюжный.

К середине ноября 1941 года немецко-фашистские войска захватили Крым, за исключением Севастополя. Оборона города продолжалась свыше восьми месяцев. Своей железной стойкостью, смелыми контратаками севастопольцы наносили врагу огромный урон в людях и в боевой технике, но и сами теряли многих и многих защитников города.

Матрос-пулеметчик Алексей Калюжный и его боевые друзья из дзота № 11, расположенного на важном направлении, в районе деревни Дальней (Камышлы), трое суток отражали яростные атаки противника. Гитлеровцы неоднократно бомбили дзот с воздуха, забрасывали его минами. Моряки-комсомольцы старшина второй статьи С. С. Раенко, А. В. Калюжный, Д. И. Погорелов, Т. Доля, И. Четвертаков и др. поклялись не отступать ни на шаг. Кончались боеприпасы, ядовитый дым разъедал глаза, было трудно дышать. Многие моряки были ранены. На третьи сутки, в ночь на 19 декабря, к ним подошло подкрепление. Это были их товарищи — М. Н. Потапенко, К. И. Король и П. Корж. Они принесли боеприпасы, продовольствие и немного воды. Но силы были слишком неравными. 20 декабря, когда в живых осталось трое тяжело раненных моряков, фашисты овладели высотой и захватили дзот.

Через несколько дней наши войска вновь отбили высоту. В разрушенном дзоте бойцы нашли девять павших героев — своих друзей. В противогазе пулеметчика Алексея Калюжного был найден клочок бумаги — последнее письмо моряка, обращенное к советским людям.

О записке А. Калюжного сообщило ТАСС 25 мая 1942 года (ЦГАОР СССР, ф. 4459, оп. 21, д. 4, л. 54).

31. Обращение старшины Г. А. Исланова к товарищам по фронту

28 декабря 1941 г.

Я — командир пешей разведки 1243-го с. п. Исланов Г. А.

Второй день в окружении. Против нас враг бросил батальон. Но мы не сдадимся живыми.

Мы разгромили штаб 116-го эсэсовского полка, захватили двух полковников, знамя, документы. Около меня на полу эти два полковника, живые. Фашисты хотят спасти их, но не удастся. Из десяти разведчиков осталось шесть человек…

Около меня тринадцатилетний пионер Петя Сафронов из Калинина. Партизаны послали его к нам связным. Он не мог вырваться. Беспощадно боролся, уничтожил более 25 фашистов, получил шестнадцать ранений, погиб геройски.

Немецкий батальон окружил нас. Стремятся освободить своих полковников и уничтожить нас… За это время уничтожили более 300 фашистов…

Я — коммунист, с честью выполнил свой долг перед партией, перед народом. Бейте фашистов беспощадно, они сильны перед слабыми, а перед сильными они — ничто. Не бойтесь смерти. Она приходит один раз. Прославляйте свою Родину своей преданностью.

Судьба нашей Родины решается сейчас на поле битвы.

Если попадут мои записи к немцам, то читайте — это пишет разведчик перед смертью. Мы победим вас. Наша многонациональная Красная Армия во главе с великим русскгш народом непобедима. Она ведет справедливую войну…

Не забудьте девушку Маню из села Некрасова. Она погибла геройски, настоящая патриотка. Она уничтожила четырех офицеров, а ее саму фашисты расстреляли.

Немцы подтянули еще свежую силу — целый батальон против советских разведчиков. Пусть попробуют. Им не взять своих полковников живыми. Их мы уже приговорили к смерти.

Коммунист, разведчик стрелкового полка старшина Исланов.

28. 12. 1941 года, под городом Старицей, Калининской области.

Перед смертью.

Слава нашей партии Ленина.

Ах, еще хотел бы долго, до победного конца воевать.

Исланов.

Немцы бешено начали… Но мы…

28. 12. 1941 года. Смерть фашистам, не бегите от них, товарищи! Перед сильными они — ноль.

Из десяти человек осталось четверо. В окружении — третий день. Боевое задание мы выполнили, послали трех связных после разгрома эсэсовского полка, знамя, много секретных документов. Мы прикрывали их отход.

Рассветает. Немцы — целый батальон — окружили нас. Наша оборона крепка… Запасли много боеприпасов и оружия.

Истинный герой красноармеец Хабибулла Ислямов, бывший воспитанник детского дома имени ЧК в Петрограде, слесарь завода «Севка-белъ», призван Кзыл-Ординским горвоенкоматом… Он бил беспощадно, пока не был ранен. Вечером с Кузьминым привел двух немецких солдат, захватив их как «языков». Они еще живые. Убедительно просят убить двух полковников. Называют себя коммунистами.

Мы остались трое в живых. У нас по нескольку ранений, у всех течет кровь. Вот сейчас она залила мой левый глаз. Мы погибаем за Родину, наша кровь не пропадет. Присягу мы не нарушили, мы, разведчики, выполнили свой долг перед Родиной.

Прошу сообщить моим детям… они в Ташкенте, что я погиб на поле битвы в неравном бою, храбро. Пусть они не забывают меня никогда, они будут жить счастливо, без войн.

Ислямов скончался. Это большая утрата. Он был не человек, а лев, бесстрашный герой Родины, комсомолец.

Вот только что тяжело ранило Ольховецкого, бывшего секретаря Невинского (или Невянского) горкома ВКП(б). Он был бесстрашный большевик, агитатор нашего полка. Он умирает…

Нас осталось двое. Немцы беспощадно сжимают кольцо. Перед амбразурами — трупы вражеских солдат.

Я кончаю писать. Кузьмин крепко сражается. Гитлеровских полковников я списал на тот свет.

Наступает темнота. Фашисты кричат нам, обещают жизнь и многое другое, чтобы мы сдались.

Двое пленных немцев, рядовых, просят, чтобы я им дал право воевать против своих. Кузьмин очень тяжело ранен. Без сознания. У меня три ранения. Сейчас задело пулей левый глаз. Течет обильно кровь. Немцам я развязал руки, доверил каждому по автомату. Они начали бить по своим. Я удивлен — они наши!

Я одной рукой продолжаю писать в темноте. Перестрелка стихла. Опасная пауза. Блиндаж полон трупами.

Жду.

Последние минуты жизни.

28. 12. 1941 года. Жив. Не сдамся.

Два немецких солдата заменяют моих товарищей. Кто же они? Нет времени спросить их.

Жив! Не сдамся!

Я обращаюсь к своим товарищам-воинам. Боритесь за Родину, за партию Ленина. Все равно победа будет за нами. Враг силен. Но морально они слабее нас во много раз.

Не падайте духом. Будьте стойкими борцами за победу партии Ленина, за Октябрь, за свой народ…

Ему был 21 год. Уроженец Апастовского района, Татарской автономной республики, Г. А. Исланов жил до войны, как и все его сверстники, с верой в будущее. После десятилетки стал работать, обзавелся семьей, переехал в Свердловск, чтобы без отрыва от производства учиться в вузе. Война нарушила все его планы… И вот Галей Аксанович — в военном училище, осваивает мастерство фронтового разведчика.

В суровые декабрьские дни 1941 года коммунист Г. А. Исланов — старшина и командир отряда разведчиков 1243-го стрелкового полка — участвует в защите столицы нашей Родины — Москвы. Он пишет торопливые, коротенькие открытки родным, жившим в Свердловске, по улице Ванцетти, 80, сообщает об упорных боях под Москвой, о переходе в наступление, об освобождении Калинина, о зверствах фашистов, о героизме своих товарищей-разведчиков Хабибуллы Ислямова, Кузьмина, Ольховецкого, Петра Сафронова и др. Потом весточек не стало…

Советское командование, проводя решительные наступательные действия, остро нуждалось в свежих разведданных. В ночь на 26 декабря 1941 года Галея Исланова вызвали в штаб полка и поручили сформировать отряд из десяти разведчиков, который должен проникнуть в зафронтовой город Старицу и во что бы то ни стало разузнать ближайшие планы врага.

Линию фронта прошли тихо. Добравшись до окраины города, быстро нашли командный пункт местного гарнизона. Внезапная рукопашная атака. Убиты и ранены десятки фашистов, взяты «языки», захвачены ценные оперативные документы. Но гитлеровцы вскоре опомнились. Отряд разведчиков оказался во вражеском кольце, которое час от часу стягивалось все туже и туже. Исланов приказал занять круговую оборону, сражаться до последнего, если не удастся прорваться к своим.

Они сражались, не надеясь на чудо. Уж слишком неравны были силы! Тогда-то и появилось это письмо. Галей Аксанович спешил поделиться своими сокровенными мыслями с товарищами по фронту, выводя химическим карандашом неровные строки на листках из книги по саперному делу.

Когда письмо было закончено, сержант раскрыл свою воинскую книжку и уже не карандашом, а кровью, сочившейся из ран, написал: «Моя партия, моя Родина, мой героический народ Советского Союза! Я это пишу перед смертью…»

Письмо, воинскую книжку, остаток карандаша он запрятал в пустую флягу, крепко закрутил ее крышкой и спрятал в груде камней от обрушившейся стены.

Послание разведчика было обнаружено участниками боев под Старицей, побывавшими в этих местах в 1964 году.

32. Клятва красноармейца И. Я. Андросова

Декабрь 1941 г.

Вступая в бой, я, как коммунист, заверяю командование, что буду драться храбро, умело и с достоинством, не щадя своей крови и самой жизни для полного уничтожения коричневой чумы. Прошу только одно: после разгрома фашизма, если я погибну, сообщить моим родным, что я погиб за дело Ленина, по адресу: БССР, Гомельская область, Жлобинский район, Малевичский с/с, дер. Новики, Андросовой Татьяне Ивановне.

Я заверяю командование, что не оставлю поля боя, в случае если буду ранен, покуда не оставят меня силы, а на этом с товарищеским приветом.

Боец коммунист Иван Яковлевич Андросов.

В суровые дни октября 1941 года, когда враг угрожал Туле, городу русских оружейников, тульскому полку НКВД была поручена почетная и ответственная задача — вместе с частями Красной Армии встать на защиту Тулы, отстоять ее от натиска танковой армии Гудериана.

В течение многих дней, в ненастье и непогоду, в крайне сложной и напряженной обстановке бойцы стойко и умело вели борьбу с превосходящими силами гитлеровцев.

4 и 5 декабря были трудными днями обороны: Тула почти полностью окружена; все основные дороги, связывающие город не только с Москвой, но и с ближайшими районными центрами, перерезаны. Лишь северо-западнее Тулы оставалась узкая полоса территории, которую не удавалось занять вражеским войскам.

В результате величайшей стойкости и выдержки защитников Тулы, которые мужественно сражались с численно превосходящим противником, наступление гитлеровских войск было приостановлено.

В тяжелом бою с танками Гудериана за Верхние Присады погиб смертью храбрых молодой коммунист красноармеец 156-го полка НКВД Иван Яковлевич Андросов. Стальные чудовища неумолимо надвигались на маленькую горстку отважных бойцов. В танки летели бутылки с зажигательной смесью, связки гранат. Один за другим загорались вражеские машины и останавливались. Но за ними шли новые и новые танки. Иван Яковлевич Андросов торопливо написал последние слова. Три листочка из записной книжки вложил в партийный билет. Сейчас они хранятся в Государственном музее пограничных войск (п. 110, д. 19).

33. Письма братьев Степановых

Декабрь 1941 г.- 1944 г.

ПИСЬМО КОМАНДИРА ПУЛЕМЕТНОГО ВЗВОДА 310-ГО СТРЕЛКОВОГО ПОЛКА МЛАДШЕГО ЛЕЙТЕНАНТА ИВАНА СТЕПАНОВА МАТЕРИ ЕПИСТИМИИ ФЕДОРОВНЕ

Декабрь 1941 г.

Знай, маманя, что я до последнего дыхания буду помнить тебя и всю нашу семью. Я о вас никогда не забываю — и в дни, когда смотрим смерти в лицо. Может случиться, что мы больше не увидимся в жизни никогда. Ведь страшная здесь идет война и погибают тысячи людей, а боев впереди еще много и много.

Моя последняя надежда: может, это письмо получишь, и этот кусочек бумаги будет напоминать тебе о сыне Иване и его любви к матери и ко всей нашей семье.

ПИСЬМО ГЕРОЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА АЛЕКСАНДРА СТЕПАНОВА МАТЕРИ

Ноябрь 1942 г.

Мама, почему Вы тоскуете о нас? Наоборот, Вам надо гордиться тем, что у Вас столько сыновей на фронте с оружием в руках защищают любимую Родину.

Скоро, мама, мы возвратимся домой с победой. А если суждено будет нам погибнуть, то знайте, что мы погибли за счастье советских людей, за мир и счастье на земле.

ПИСЬМО КРАСНОАРМЕЙЦА ФИЛИППА СТЕПАНОВА ЖЕНЕ

1944 год

Жалей детей. Когда они вырастут, то пусть жалеют тебя и бабушку. Это мое пожелание. Если, может, меня не будет, то письмо береги, покажешь им, когда будут большие.

Письма с фронтов Великой Отечественной войны в станицу Днепровскую, что раскинулась на Кубанщине, в семью Степановых приходили часто: семеро сыновей Епистимии Федоровны Степановой ушли в разное время на фронт.

Глава семьи — бригадир колхоза имени Г. М. Димитрова Михаил Николаевич — скончался безвременно в 1933 году. Летом 1918 года белобандиты растерзали 17-летнего Александра Степанова в отместку за помощь семьи Степановых молодой Красной Армии. 20 августа 1939 года, проявив исключительный героизм и мужество, пал в боях у реки Халхин-Гол Федор Степанов. Не случись этого, Степановых-фронтовиков в годы Великой Отечественной войны было бы больше…

Но с войны вернулся только один сын — Николай, да и то весь израненный. И он вскоре умер.

В конце 1941 года перестали приходить весточки от Ивана. До войны он работал в колхозе, редактировал колхозную стенгазету, был активистом райкома комсомола. Окончил Орджоникидзевское Краснознаменное военное училище, воевал с белофиннами, был комсоргом роты. Когда началась война с немецко-фашистскими захватчиками, ушел на фронт. Был в окружении, потом партизанил в лесах Минщины. Похоронен в братской могиле в деревне Драчково, Смолевичского района, Минской области.

Подобная судьба сложилась и у Василия. Сначала его считали пропавшим без вести, но потом выяснилось: Василий оказался в партизанах. В начале ноября его взяли каратели, держали в Покровской тюрьме, а 1 декабря он был расстрелян. Похоронен в братской могиле в селе Сурско-Михайловка на Днепропетровщине.

Одним из первых добровольцем ушел на фронт Илья. Был тяжело ранен, писал домой: «Живу я хорошо. Нитки попались крепкие и живот держится крепко. Правда, внутренний шов разошелся, но это не имеет большого значения. Да, скоро будем давать фрицам перцу».

Командир роты 70-й отдельной танковой бригады, капитан, коммунист Илья Степанов геройски погиб 14 июля 1943 года в битве на Kyрской дуге, захоронен в братской могиле в селе Афонасове, Калужской области.

Пали в боях за Родину Павел, Филипп, Александр-младший.

Александр Степанов часто писал домой — и маме, и сестре Валетине, шутливо подписываясь: «Твой брат мизинец». Рота, которой командовал 20-летний коммунист, старший лейтенант Александр Степанов, одной из первых вырвалась к Днепру. Приказ был короток: сходу форсировать водную преграду, закрепиться на том берегу и обеспечить подход основных сил наступающей армии.

Бойцы, увлекаемые Степановым, добрались до правого берега, а захватили семь домов на окраине села Селище. А далее все изложено в наградном листе, составленном командованием части после успешно исхода боевой операции: «Патроны кончились. Тов. Степанов продолжает в упор расстреливать наседающего врага из личного оружия уже свыше 15 солдат и офицеров убиты, враг наседает. Тогда Степанов погибает от взрыва собственной гранаты. Вместе с ним гибнет груда фашистских мерзавцев…»

Посмертно Александр Михайлович Степанов удостоен звания героя Советского Союза.

Филипп был знатным человеком в станице, лучшим бригадиром колхоза. Его фотографию как передовика сельского хозяйства в апреле 1941 года печатала «Правда».

В 1943 году Филипп раненым попал в фашистский плен и замучен в лагере Форелькруз, под Падерборном.

Все Степановы мечтали вернуться к родному очагу и заняться мирной работой. Но дорога к нему пролегала через жестокую, кровавую войну. И они, подобно тысячам других советских людей, неустрашимо шли этой великой дорогой…

О судьбе семьи Степановых впервые рассказала 14 апреля 1974 года «Комсомольская правда».

34. Письмо пятерых военнопленных из гестаповского застенка города Киева

Конец 1941 г. — начало 1942 г.

Дорогие друзья, мирные жители, бойцы и командиры. Мы, узники фашизма, сейчас находимся за три часа от смерти. Нас пять человек: Виктор Селезнев, Иван Кириллов, Петр Афанасьев, Андрей Кошелев и Володя Данилов.

Сидим в смертной темнице уже девять дней. Попали в плен в момент оккупации Киева… Нас терзали, пытали, казнили… Мучили два месяца подряд. Пытались узнать много из военной тайны. Но честные воины, русские воины знают, что Родина дороже жизни.

Если мы пятеро погибнем, то за нас отомстят миллионы наших товарищей. Прощайте, скоро мы погибнем, но погибнем геройской смертью.

Прочтите эту записку и сообщите родным, что русские погибают смертью храбрых.

Возле виселицы в минуту перед смертью споем «Интернационал». Да здравствует Родина! Да здравствует Кр. Армия!

Витя Селезнев. Ржев, Кирова, 14.

Иван Кириллов. Калинин, ф-ка Ворошилова, д. 5, кв. 20.

Кошелев Андрей. Хреновое, Воронежская область.

Петр Афанасьев. Ст. Оскол, Советская, 3.

Володя Данилов. Тамбовская обл., дер. Негорелое.

Прощайте.

Данилов.

Давно уже отгремела война… Киев вставал из руин. Однажды рабочие обнаружили в подвале дома № 56 по Владимирской улице почерневший от времени резиновый шланг длиною 20 сантиметров. В нем оказался обрывок пожелтевшей бумаги с плохо различимыми карандашными строками. Это было приведенное выше письмо.

Еще одно волнующее послание из Великой Отечественной войны. На нем нет даты, и его можно датировать только приблизительно…

Сотрудники Киевского филиала Центрального музея В. И. Ленина, куда поступило это письмо, решили разыскать родственников погибших. Они установили, что Андрей Кошелев действительно жил по указанному адресу, перед войной окончил в Воронеже курсы командного состава, когда началась война, ушел на фронт. В декабре 1941 года сообщал родным, что отправляется на выполнение ответственного задания, и потому просил пока ему не писать…

Немного удалось узнать и об Иване Кириллове: выпускник ФЗУ, он работал перед войной помощником мастера на ткацкой фабрике имени Ворошилова в городе Калинине.

О Селезневе (Селезка) сообщила ржевская газета, но что-нибудь конкретное узнать о нем пока не удалось. Не дали результатов и запросы об адресах Петра Афанасьева и Владимира Данилова, рукой которого, скорее всего, написано письмо. Возможно, в целях конспирации некоторые адреса были указаны не полностью или условно.

Письмо было опубликовано 4 декабря 1973 года в газете «Известия». Поиск продолжается.

35. Письма заместителя политрука лыжного отряда Лазаря Паперника

Конец декабря 1941 г.- 6 января 1942 г.

ПИСЬМО СЕСТРЕ

Конец декабря 1941 г.

Здравствуйте, Зиночка и Леонард.

Поздравляю вас с Новым, 1942 годом. Желаю вам счастья и здоровья. Желаю вам, чтобы 1942 год был годом счастливых встреч на освобожденной от фашистских псов земле, чтобы мы снова собрались в нашей замечательной Москве.

В газетах вы читаете, что мы гоним гадину все дальше и дальше от нашей дорогой Москвы, освобождая все новые и новые города и села. Я видел много десятков людей: молодых и старых, детей и стариков, встречавших нас со слезами радости.

Места, по которым мы проходили за последние дни, мне знакомы. Я вспоминаю дни строительства в городах Истра, Ново-Ерусалим, помню их постройки, музеи и потому с негодованием, злобой и ненавистью к этим извергам осматриваю все разрушения, все грабежи, которые сотворили эти насильники.

Дорогие! Газеты дают очень мало представления о тех мерзостях, которые творили в наших городах и селах фашистские установители «новых порядков».

Мне, как заместителю политрука, приходится сейчас сталкиваться и осматривать результаты, зверств фашистских разбойников. Дорого им придется расплачиваться за деяния на нашей территории. Расплата будет за все народы, угнетенные и порабощенные ими.

1942 год будет годом полного уничтожения выродков человечества, годом уничтожения всего, что создано коричневой чумой фашизма.

Приятно, что в такие суровые дни я нахожусь в рядах защитников Родины, приятно, что я неплохо подготовился к дням службы в рядах РККА. Все, чем я занимался в мирное время: лыжи, верховая езда, меткая стрельба, — мне очень пригодилось, и я с гордостью вспоминаю те дни, когда, несмотря на перегрузку на работе, я, усталый, отправлялся на полеты в планерную школу или на занятия в Кавалерийской школе им. Буденного, а выходные дни «пропадал» на Воробьевых горах, хотя мама не любила, когда я катался на лыжах.

На днях у меня произошла очень интересная и трогательная встреча в лесу. После налета фашистской авиации, которая нас обстреливала из пулеметов, оказывая помощь товарищам из соседней части, которые попали под обстрел, я услышал, что один из раненых называет мое имя. Каковы же были мои радость и удивление, когда я в этом бойце узнал своего друга по заводу и школе верховой езды Яшку.

Ну, хватит, проведите хорошенько встречу Нового года, будьте здоровы, до скорой встречи в Москве.

Сообщи мне день рождения наших сестренок, помню, что это 21–25 января. Хочу знать точнее.

Ваш, Лазарь.

ПИСЬМО РОДНЫМ

6 января 1942 г.

Здравствуйте, дорогие. Жив, здоров, у меня все по-старому.

Выполняю вашу волю: уничтожаю фашистов и освобождаю территорию для нас с вами, для тысяч граждан, уехавших из родных мест.

Целую крепко.

Ваш Лазарь.

В январе 1942 года на полях Подмосковья группа лыжников совершила подвиг, о котором скоро узнали все защитники столицы нашей Родины. 23 героя пали смертью храбрых в бою, но не пропустили врага.

Вот как это произошло.

Под ударами наших войск враг отходил на запад, яростно огрызаясь и цепляясь за каждый населенный пункт. Ожесточенные бои разгорелись за город Сухиничи, превращенный гитлеровцами в узел сопротивления. Отряд лыжников, в котором заместителем политрука был Л. X. Паперник, получил задание выбить врага из деревни Хлуднево и удерживать ее до подхода наших стрелковых подразделений. Здесь противник накапливал силы для укрепления обороны города Сухиничи, поэтому лишить фашистов этого опорного пункта было очень важно.

В ночь на 23 января лыжники двинулись в расположение врага. Под покровом темноты отряд без помех подошел к деревне. Из рассказов местных жителей бойцы узнали, что вечером сюда прибыло подкрепление с двумя легкими танками, минометами и артиллерией. Соотношение сил складывалось слишком неравное. Несмотря на это, советские патриоты решили вступить в бой и выполнить задание командования во что бы то ни стало.

Тщательно разведав расположение огневых точек противника, бойцы заранее наметили объекты для атаки. Нужно было сделать так, чтобы у противника сложилось впечатление о нападении на него крупных сил.

Было уже за полночь, когда лыжники вплотную подобрались к деревне и по сигналу командира одновременно пустили в ход гранаты и автоматы. Возникшая среди гитлеровцев паника позволила героям уничтожить много вражеских солдат и продвинуться к центру деревни. Однако вскоре фашисты опомнились и усилили ответный огонь. Под защитой двух танков им удалось оттеснить горстку храбрецов к окраине села. Был тяжело ранен командир отряда К. 3. Лазнюк. Политрук отряда Егорцев принял командование на себя. Он приказал одному из раненых бойцов вынести командира из огня, а сам с остальными бойцами решил прорваться к большому бревенчатому сараю, стоявшему на возвышенности за деревней. Заняв круговую оборону у сарая, лыжники приготовились отразить атаку танков. Враг все туже сжимал кольцо. Воины вынуждены были скрыться в сарае. Бой затянулся до утра.

Вот как описывала «Правда» 14 февраля 1942 года этот героический эпизод:

«Утром по сараю начали бить из миномета… Лыжников оставалось все меньше и меньше… Гитлеровцы хотели взять их в плен. Они прекратили минометный огонь и, сжимая кольцо, предлагали: «Рус, сдавайся». «Советские патриоты в плен не сдаются!» — крикнул кто-то из оставшихся, и во вражескую цепь полетели гранаты, последовало несколько очередей из автоматов. Фашисты рассвирепели и бросились к сараю. В живых остался один Паперник. Враги ринулись на него, желая захватить хоть одного живого лыжника. «Лучше смерть, чем фашистский плен!» — крикнул Паперник и взорвал себя гранатой».

Когда деревня Хлуднево была освобождена от оккупантов, жители рассказали о геройской смерти лыжников. Они были награждены посмертно орденами Ленина, а заместителю политрука Л. X. Папернику за смелость и преданность Родине Указом Президиума Верховного Совета СССР присвоено звание Героя Советского Союза.

Молодой коммунист, воспитанник Ленинского комсомола, Лазарь Хаимович Паперник родился в 1918 году в семье железнодорожника. Окончив семилетку, поступил в школу ФЗУ. Год спустя был принят в комсомол.

По окончании школы ФЗУ Лазарь Паперник стал работать на Первом московском часовом заводе имени С. М. Кирова сначала токарем, потом фрезеровщиком, наладчиком станков, техником по инструменту, диспетчером и, наконец, начальником цеха. Одно время Лазарь Паперник возглавлял комитет ВЛКСМ завода.

17 июля 1941 года Л. Паперник добровольцем ушел на фронт. В тяжелые дни обороны Москвы он подал заявление о приеме в партию. «Клянусь честно, с оружием в руках быть всегда в первых рядах борцов за Родину», — писал он в заявлении. Клятву свою сдержал. Молодой коммунист Лазарь Паперник погиб героем. Его с гордостью вспоминают работники Первого московского часового завода имени Кирова, где Паперник проработал много лет.

Как теперь установлено, Лазарь Паперник после подачи заявления о добровольном вступлении в Красную Армию был направлен в ряды Отдельной мотострелковой бригады особого назначения (ОМСБОН) Наркомата внутренних дел СССР, создание которой началось в первые дни Великой Отечественной войны. Формировалась она в Москве. Костяком бригады стали видные советские спортсмены, лучшие рабочие московских предприятий, как, к примеру, Лазарь Паперник, студенты и аспиранты ряда высших учебных заведений города — Института физической культуры, МГУ, горного, станко-инструментального, историко-архивного и др. После окончания учебы бойцы ОМСБОНа получали боевые задания и уезжали из Москвы.

В середине ноября 1941 года в составе группы бойцов, возглавляемых старшим лейтенантом А. П. Шестаковым, на минирование участка фронта у Ленинградского шоссе отправился и Лазарь Паперник. Несмотря на сильный мороз, сковавший землю, постоянный обстрел и налеты фашистской авиации, омсбоновцы быстро выполнили задание. Им осталось самое важное — пропустить через минные поля отходившие части 16-й и 30-й армий и заминировать эти проходы. Все благополучно прошли, проходы были заминированы. Но на правом фланге, у деревни Давыдково, внезапно появились танки и автоматчики — десять омсбоновцев оказались в окружении. Лазарь Паперник, Виктор Кувшинников — бывший слесарь, студенты Гречаник, Москаленко, Лепешинский, Саховалер, Черний и их товарищи, собрав вокруг себя около полусотни бойцов 16-й армии, скрылись в соседнем лесу. К утру, миновав деревню Замятино, подожженную противником, вышли к Солнечногорску. Там тоже уже был враг. Только на третьи сутки, продвигаясь по обочинам Рогачевского шоссе, омсбоновцы вышли в расположение советских войск. Так Лазарь Паперник получил первое боевое крещение.

Затем новые, не менее сложные и опасные операции. И всегда Лазарь Паперник был примером мужества и стойкости. Когда полчища врага стали откатываться от Москвы, командование ОМСБОНа сформировало и отправило в тыл отступающего противника несколько чекистских специальных групп и отрядов. Во главе их стояли такие замечательные командиры-чекисты, как М. К. Бажанов, С. А. Ваупшасов, В. Н. Воронов, П. Г. Лопатин, П. Г. Шемякин, А. П. Шестаков и др. В конце декабря 1941 года ушел в тыл врага в составе лыжного отряда К. 3. Лазнюка и Лазарь Паперник. Из этой операции, как мы уже знаем, он не вернулся.

Добавим еще, что Родина высоко оценила боевую и разведывательную деятельность личного состава ОМСБОНа: 20 воинов-чекистов удостоены звания Героя Советского Союза, более 7 тысяч омсбоновцев награждены орденами и медалями. И Лазарь Паперник был лишь одним из них…

На Первом московском часовом заводе имени Кирова на мемориальной доске, установленной в память тех, кто не вернулся с фронта, указан и Герой Советского Союза Л. X. Паперник. В Волгоградском районе столицы одна из новых улиц названа его именем.

Копии писем Л. X. Паперника хранятся в архиве газеты «Правда» (отд. писем, 1942 г., п. 20). Они были присланы в редакцию родными героя.