Утро вечера мудренее — Евгений Наумов

Страница 1
Страница 2
Страница 3

Долгожданный приз! Но…

Макар не обманул Гошу. На следующий день тот уже стучался рано утром в квартиру Синицыных. И только Макар открыл дверь, Шурубура ворвался в прихожую, чуть не сбив его с ног.

— Вот был концерт! — завопил он. — Вот удивились все!

— Чему удивились? — Макар заулыбался.

— А тому, что я знаю уроки! Когда я им сказал, что уже выучил, они подняли меня на смех…

— Кто — они?

— Мама и Людка, сестренка. Налетели на меня — ты ничего не учил, садись за уроки! А я им говорю: спрашивайте.

— Что спрашивать? — давился от смеха Макар.

— Ну, пусть погоняют, думаю, — подмигнул Гоша. — Сестричка моя косички кверху и хвать задачник! Я говорю: то-то и то-то. Посмотрела в тетрадку, а задачка-то уже написана! И упражнение по-русскому выполнено. Вот лица у них вытянулись! Проверяли, проверяли…

— А я что говорил, — важно подбоченился Макар.

— Слушай, — Гоша понизил голос, — ведь упражнения и задачка в тетрадках моим почерком написаны. Фокус-покус!

— А что тут удивительного?

— Ведь я-то их не писал, точно! Сам впервые увидел. Вот посмотри, даже строчки загибаются вверх, как у меня. Как же это, а?

— А чего смотреть? Ты что, хотел, чтобы чужим почерком у тебя в тетрадке было написано? Тогда все сказали бы, что не ты выполнил задание.

— Верно, — согласился Гоша. — Но кто же все-таки моим почерком писал в тетрадке, а? Ты не знаешь случайно?

— Не ломай над этим голову. У тебя своих забот мало, что ли?

Откровенно говоря, Синицын был сейчас рад не меньше, чем простодушный Гоша. А может, даже больше. И вот почему.

В последнее время ему стало страшно скучно жить на белом свете. Уроки учить не надо, они уже всегда заранее написаны и приготовлены, а времени свободного хоть отбавляй. Вот тут и начиналась для Макара мука мученская. Первое время он целыми днями болтался на улице, играя с кем попало и во что попало. Но это было не очень интересно, потому что только с настоящими друзьями можно увлекательно играть и путешествовать по незнакомым улицам или просто пойти в кино, а потом оживленно обмениваться мнениями: «Тот ему кэ-эк даст!», «А тот ему кэ-эк врежет!»

Но Синицыну не с кем было ходить в кино, спорить о прочитанной книге. Едва только он приглашал кого-нибудь на интересный сеанс, как слышал в ответ: «А уроки?» Правда, кое-кто находил время пойти иногда в кино с Макаром, тем более что он всегда каким-то чудом доставал билеты, но это случалось не каждый день, да и соглашались разделить с ним компанию не те, кого хотелось бы Макару.

Играя с кем-нибудь во дворе, в самый разгар веселья Макар вдруг слышал: «Ну, хватит, пойду уроки учить! А то сегодня задали ой-ой-ой!» И Макар Синицын, всесильный волшебник, начинал униженно упрашивать, умолять: «Ну, еще немножко, да успеешь ты выучить эти уроки…» Мальчишка неохотно соглашался, но в конце концов и он уходил, и Синицын оставался один.

И вот что странно: избавившись навсегда от заботы об уроках, Синицын ежедневно только и слышал вокруг: «Уроки! Уроки!» На переменах в школе Макару казалось, что уж в это время никто и не заикнется об уроках, но нет! Кому-то вдруг придет в голову решать у доски хитроумную задачку, тотчас вокруг такого собирается толпа, шумят, спорят, каждый предлагает свое решение и с пеной у рта отстаивает его. Сначала Макар с чувством превосходства ввязывался в эти споры, но потом и это забросил. Он всегда знал решение — и самое правильное.

Постепенно Синицын заскучал. Он часто валился на диван и до одурения смотрел в потолок. Телевизор тоже не радовал его — что толку сидеть перед ним в одиночку, да и передач интересных мало, все про трудовые успехи да разные достижения. А Макар мог без всякого труда всего достигнуть. Когда дома не было мамы, он хлопал в ладоши и требовал какую-нибудь диковинную игрушку. Наигравшись, выбрасывал ее. Скоро все игрушки надоели ему, жизнь стала казаться неинтересной…

И тут он опять встретился с Гошей. Правда, Гоша младше его, но ненамного. Он и читать умеет, и писать, с ним можно в любую игру поиграть и в кино сходить. А самое главное: он так восхищается Макаром Синицыным, принимает его за настоящего волшебника!

Для Синицына жизнь снова стала увлекательной и веселой.

А еще больше он оживился, когда в школе появилось объявление о том, что между командами знатоков «Альбатрос» и «Любознательный» состоится турнир на литературную тему. Синицын с нетерпением ожидал его.

«На этот раз я вам покажу!» — думал он радостно.

И этот день наступил. В пионерской комнате опять собрались команды и болельщики. Еще с порога Макар увидел большой портрет Горького и плакат под ним: «Всем хорошим во мне я обязан книгам».

Синицын уверенно направился к своей команде, но его остановил Живцов:

— Куда? Ты не участвуешь в турнире.

Макара даже в жар бросило.

— П-почему это я не участвую?

Вид у него был такой расстроенный, что Зина замялся:

— Ты что, забыл? Мы же постановили на собрании исключить тебя из команды… Вообще-то ты можешь участвовать в турнире, но как болельщик.

— Ну ладно! — с угрозой процедил Синицын. — Попомнишь меня…

Он круто повернулся и пошел к болельщикам — отпетым двоечникам и троечникам. Те встретили его удивленно, зашептались.

Скрипнув зубами, он сел и стал искать глазами Дашу. Она сидела в первых рядах команды, щеки ее горели от возбуждения.

— Сегодня турнир особый! — объявила Влада Изотовна. Команда-победительница получает переходящий приз Клуба знатоков и находчивых. Его изготовил специально для нас бывший ученик нашей школы, а ныне мастер фабрики музыкальных инструментов Петр Семенович Галущак.

Она подошла к деревянной коробочке и открыла ее. Все ахнули. Среди разбушевавшихся волн реки покачивался маленький белоснежный корабль. Влада Изотовна нажала кнопку — и полилась привольная мелодия: «Шуми, Амур, шуми, наш батюшка…» Любимая песня Макара! А белоснежный корабль резал волны и неустрашимо шел вперед…

Начался турнир.

Первым выступил Живцов и, оглядывая команду «альбатросовцев», спросил звенящим голосом:

— Где находится самая большая книга?

Синицын уже знал ответ. С любопытством следил он, как засуетились «альбатросовцы», громко зашептались. Пашка Многолет пробежал по рядам и вернулся на место.

— В одной из библиотек Нью-Йорка. Ее высота — три метра, толщина — один метр, а вес — сто центнеров. Листают ее с помощью особой электроаппаратуры. Однако мы считаем, что величина книги определяется не ее весом, а содержанием.

Влада Изотовна слегка покачала головой:

— Не сто, а сто двадцать пять центнеров. Но на вопрос дан правильный ответ. Три очка. А за дополнение еще два очка.

Пашка Многолет довольно заулыбался. Он вдруг дурашливо подмигнул и затараторил:

…Вот столицы достигает.
Царь к царевне выбегает,
За белы руки берет,
Во дворец ее ведет
И садит за стол дубовый
И под занавес шелковый,
В глазки с нежностью глядит,
Сладки речи говорит.

Откуда эти строчки, из какой книги?

Несколько голосов сразу рявкнуло:

— Из «Сказки о рыбаке и рыбке»!

Другие запротестовали:

— Нет, из «Сказки о царе Салтане»!

Синицын смотрел на Живцова. И когда тот утвердительно кивнул головой, Макар с места крикнул:

— «Конек-горбунок»!

— Болельщику Синицыну за правильный ответ три очка, — объявила Влада Изотовна.

Макар поймал быстрый взгляд, брошенный на него Живцовым. Многие стали оглядываться на Синицына, а тот не упускал подходящего момента. Как на его счастье, «Альбатрос» подобрал такие заковыристые вопросы, что редко кто мог не то что правильно, а хотя бы приблизительно ответить. Так, например, все удивились, когда Пашка сказал, что Робинзон Крузо существовал на самом деле, только под другой фамилией. Требовалось ответить, сколько лет и на каком необитаемом острове жил прототип Робинзона Крузо? Конечно, только один Макар Синицын мог сказать, что настоящего Робинзона Крузо звали Александр Селькирк и он четыре года жил на чилийском острове Хуан-Фернандес.

То же самое произошло, когда Пашка стал допытываться, какую последнюю книгу в жизни написал Александр Дюма. Кто кричал: «Три мушкетера», кто — «Граф Монте-Кристо», а Пономаренко даже ляпнул, что «Графиню Рудольштадтскую». И только потом, после всех, встал Синицын и спокойно объявил:

— Кулинарную книгу.

— Это что — про приключения поваров? — зашумели вокруг.

— Про то, как печь блины, — пояснил Макар под хохот болельщиков. На его личном счету было уже двадцать очков — больше, чем у обеих команд, вместе взятых. Так сказала Влада Изотовна. «Вместе взятых, вместе взятых», — повторял Макар про себя слышанное где-то гордое выражение.

Влада Изотовна встала:

— Теперь мой вопрос обеим командам. Все вы знаете, что на Дальнем Востоке живет много народностей — нанайцы, ульчи, орочи, нивхи, чукчи, эскимосы. Среди них тоже есть писатели, поэты. Назовите их.

Сзади робко поднялась рука смуглолицей Нади Вальдю из четвертого «А». Она встала и, потупясь, сказала:

— У нанайцев есть писатели Григорий Ходжер и Андрей Пассар.

— Правильно! — подскочил Пашка Многолет. — Мы недавно всем классом читали…

— А у других народностей?

Кто-то вспомнил сказки Владимира Санги, но не смог назвать его национальность. Когда возникла заминка, поднялся Макар и принялся перечислять: чукотский писатель Юрий Рытхеу, мансийский Юван Шесталов, ненецкий Леонид Лапцуй, юкагирский Семен Курилов, эскимосская поэтесса Зоя Ненлюмкина…

И вот конец турнира. Оба капитана бросают на Синицына пронизывающие взгляды, но он только ухмыляется.

«Что, чья взяла?» — думал Макар.

У Влады Изотовны в руках коробочка с призом:

— Здесь, на рояле, есть пластинка с надписью: «Только дай себе волю, начни жить, как легче, и тебя понесет так, что не выплывешь». Из какого произведения это высказывание?

— Ясно, из какого, — поднимается Синицын. — Из книги Н.Ильиной «Четвертая высота».

Болельщики орут от восторга: вот, мол, какие герои произрастают среди нас! Пионервожатая объявляет:

— Команды не набрали необходимого количества очков. И вообще сегодня они не на высоте. Про бабочек, муравьев больше знают, чем о литературе. Приз по праву присуждается лично болельщику Синицыну из четвертого «А».

На миг он даже опешил: ему лично! Такого Макар даже не ожидал. Подобного случая на турнирах еще не бывало…

И вот заветный приз вручен Макару. Словно в тумане, он пожимает руку Владе Изотовне, а попросту Владке из восьмого «Г».

— Береги этот приз, Синицын, — говорит Владка, строго хмуря выгоревшие бровки. — За него еще не раз будут сражаться ребята на турнирах, поэтому нужно много знать, чтобы его удержать.

— Пусть попробуют отобрать! — гордо заявляет Макар.

Все расходятся. Синицын догоняет своих одноклассников и великодушно предлагает:

— Ну что, послушаем игрушку?

Но все его обходят с замкнутыми лицами. Кто-то бросает:

— Ты выиграл, ты и слушай.

Только Зина Живцов остановился и серьезно сказал:

— Это не игрушка, а приз, запомни это, Синицын. Переходящий приз. И он недолго у тебя задержится, даю слово.

— Ха-ха! Нос не дорос! — Макар озлобился. Что он о себе воображает, этот Живцов? Еле-еле на четверки вытягивает, иногда пятерочку за усидчивость заработает… Ему ли тягаться с Макаром, который все на свете заранее знает!

— Ну, ты показал высший класс пилотажа! — откуда-то вынырнул Генка Лысюра. — Утер всем нос… Конечно, без волшебства не обошлось? добавил он вкрадчиво.

Макар хотел бросить горделиво: «Обошлось!», как вдруг ему пришло в голову: «А верно, выиграл-то не я… Если бы не волшебство, что бы я отвечал на вопросы?» Он уже совсем забыл об этом, ему казалось, что именно он сам завоевал приз, сам отвечал на каверзные вопросы.

Ни к селу ни к городу вдруг вспомнилось, как мямлил он на первом турнире и даже не смог нарисовать какого-то несчастного морского конька. «А вот Живцов смог», — ужалила мысль.

Но Синицын постарался ее отогнать. «Нет, победил на турнире я, я один!» — упрямо сказал он сам себе и недружелюбно посмотрел на старосту.

— А тебе чего?

— Да я так просто, — заюлил тот. — В команде прямо ахали после каждого твоего ответа…

Макар недоверчиво покосился на него.

— Точно! А Поспелова… аж подпрыгивала!

— Подпрыгивала? — Синицын оживился, глаза его заблестели.

— Ну! — подтвердил Лысюра. — А Пономаренко говорит: может, «альбатросовцы» ему, то есть тебе, заранее все вопросы дали? Ты ведь прошлый раз им подыгрывал… А я говорю: дураки они круглые, что ли?

— Ну, а Поспелова, Поспелова? — не выдержал Макар.

— Что — Поспелова? — пожал плечами Лысюра. — Подпрыгивала…

Он остановился и с подозрением посмотрел на Макара.

— А чего ты про Поспелову спрашиваешь? Влюбился в нее, что ли?

— Скажешь тоже! — горячо запротестовал Макар, но покраснел так, что на глаза его даже слезы набежали. Лысюра загоготал, тыкая пальцем:

— Ага, все понятно! Жених и невеста замесили тесто!

— Я тебе дам тесто! — сжал кулаки Синицын.

Лысюра попятился. Все-таки волшебник, не стоит с ним связываться. А то еще превратит старосту в крокодила или царевну-лягушку, и будешь всю жизнь на кочке квакать, горючие слезы лить…

— Да я пошутил, ты что, не понимаешь?

— Хороши шутки, — Макар начал остывать. — Говори, да откусывай.

— Не кипятись, — успокаивал его Лысюра. — Какая может быть любовь в четвертом классе? Нам ведь на пионерском сборе объясняли, что среди пионеров может быть только дружба и взаимное уважение. У тебя ведь с Дашей дружба и взаимное уважение или только дружба без взаимного уважения?

— Почему без уважения? — задышал Макар. — У нас… уважение.

— Только уважение без дружбы? — разочарованно протянул Генка.

— Нет, дружба тоже есть… Уважение… с дружбой, — Синицын окончательно запутался и опять разозлился. — Да что ты ко мне пристал со своей дружбой и уважением? Иди спроси у Даши, если тебе так нужно.

Лысюра быстро огляделся.

Они стояли в вестибюле школы у большого окна. Никого уже не было, все разошлись после турнира. Несколько человек топтались во дворе, размахивая руками: наверное, спорили.

Глаза Генки хитро блеснули, он сказал с расстановкой:

— Она не только подпрыгивала…

— А что еще? — вскинулся Макар.

— Она сказала, что хотела бы дружить с тобой. Всю жизнь… до самой пенсии.

Синицын остолбенел. Он хотел что-то сказать и не смог.

— Что? — насторожился Лысюра. Он потирал руки. Вот это эффект! Теперь все ясно: Синицын хочет дружить с Поспеловой. И даже уважать ее. Хотя, по мнению Лысюры, уважать девчонок было не за что. Зря их избирают в совет отряда, не раз твердил он.

— Врешь! — наконец выдавил Синицын. Лысюра быстро провел по горлу ладонью, что должно было означать: будь спокоен, никаких сомнений. А как, как она сказала?

— Ну… как, — Генка многозначительно поднял одну бровь. — Очень просто. Так прямо и сказала.

— Так и сказала? Эх, Лысюра, ну и молодец ты! Не зря тебя назначили старостой.

Лысюра напыжился.

— Не назначили, а выбрали. Единогласно, понял?

Но Синицын не слушал его.

— Говори, чего хочешь? Ну! — напирал он.

— Я к тебе, понимаешь, с общественным делом, — многозначительно сообщил староста. Он вытащил из кармана печенье и захрустел им.

— С каким делом?

— Послезавтра все классы будут брать обязательство по сбору металлолома. Сколько, по-твоему, наш класс может собрать лома? А?

Синицын беспечно махнул рукой:

— Сколько соберем, столько и будет.

— Нет, так нельзя! — у Лысюры даже крошки изо рта полетели. Пускать дело на самотек! Наш класс должен собрать больше всех.

— Ну и соберем.

— Поможешь, значит? — обрадовался староста.

— А как же! — удивился Макар. — Все будут участвовать в мероприятии.

— Да я не об этом, — поморщился Генка. — Сколько тонн я могу назвать в обязательствах?

— Тонн? Да ведь ни один класс больше тонны никогда не собирал. Даже старшеклассники.

— Не мели ерунды, — нахмурился Лысюра. — Я думаю, если скажу, что дадим пять тонн, не поднимут на смех? А? — он беспокойно заглядывал в лицо Синицыну.

— Говори уж — десять! — бросил Макар.

Лысюра почесал в затылке.

— Десять? Десять… десять… — видно было, что цифра все больше и больше нравится ему. — Десять тонн! Обязуемся собрать десять тонн!

Синицын выпучил на него глаза.

— Да ты в своем уме? Слыханное ли дело — десять тонн! Где мы соберем столько?

— Как — где? Ты же только что обещал помочь! — он хитро подмигнул и сделал вид, что бормочет заклинания.

До Макара только теперь дошло, на какую помощь надеется староста.

— Вот так помощь! — ахнул он. — Да ведь все десять тонн мне придется давать.

— А тебе жалко для коллектива какого-то ржавого железа? — сплюнул Генка. — Большой труд — махнул рукой, крикнул: «тары-бары-растабары» — и готово!

— Для меня, положим, труд и небольшой, — поморщился Синицын. — Но ведь это будет нечестно, другие классы меньше наберут.

Лысюра подбоченился.

— Ах, нечестно? А сам-то ты честный? — и он кивнул на завоеванный Макаром приз, который тот держал под мышкой.

Синицын опустил голову.

— А если разобраться, то ничего нечестного тут нет, — успокоил его староста. — Каждый собирает столько, сколько может. Верно?

— Верно.

— Вот ты и дашь, сколько можешь, — он хлопнул Макара по плечу. Десять тонн можешь?

— Конечно, могу. Я и двадцать…

— Не, двадцать многовато, — закряхтел староста. — Заподозрят, что дело нечисто… то есть, что нечистая сила помогла.

— Какая я тебе нечистая сила? — возмутился Макар. — Каждое утро умываюсь. С мылом. Во!

— Да я не про тебя, — отвел глаза в сторону Генка. — В общем, так, Синицын. Даем тебе, как волшебнику, общественное поручение собрать десять тонн металлолома. Усек?

Макар махнул рукой.

— Ладно. Получишь свои десять тонн.

Ему не хотелось сейчас спорить со старостой класса. Жалко ему, что ли, какого-то металлолома? Да за такую новость он сколько угодно набросает Лысюре железяк!

Поспелова Даша хочет дружить с ним…

Утюги посыпались градом

На следующий день после уроков Лысюра объявил пятиминутное собрание класса.

— На повестке дня, — важно начал он, — сбор металлолома.

Все затихли.

— Кто сколько может собрать и принести в школу металла? Записываю.

И он с торжественным видом сел за учительский стол с авторучкой в руке.

— Я чайник принесу, протекает он, — подняла руку Зойка.

— Чугунный утюг деда, вес семь килограммов, — отбарабанил Пономаренко.

Лысюра одобрительно кивал головой, записывая. Со всех сторон неслись новые обещания: кастрюли, выщербленный топор, колосники на печку, будильник…

— Какой будильник? — вскипел староста.

— «Слава»… — растерянно протянул Олег Черепанов. — Он только звонит на славу, а идти не идет… Механизм не работает.

— Это у тебя механизм не работает! — Лысюра постучал себя авторучкой по лбу. — Сколько он весит, два грамма? Мне вес, вес давай!

Тогда Олег вспомнил, что в подвале у них давно стоит старая кровать.

— Только придете помочь, а то я один не приволоку!

— Само собой, — заверил его Лысюра. — Так вот, я записал все, что вы сказали. Набирается что-то около… — он пошевелил губами, словно подсчитывая, — около десяти тонн.

— Что?! — рявкнули почти все одновременно. Лысюра смутился:

— Д-десять тонн как будто…

— А ну, пересчитай, — потребовал Живцов. — Два чайника и кровать — десять тонн? У тебя ведь по математике вроде четверка, Лысюра.

Генка начал читать список, оценивая в килограммах каждый предмет.

— Чайник — двадцать килограммов, топор — тридцать…

— Да ты что? — завопили вокруг. — Такой чайник и на стол не поднимешь! А топор двухпудовый — ха-ха-ха!

— Ну, девятнадцать, — огрызнулся староста. — Откуда я знаю, у кого какие чайники. Они ведь старые, ржавчиной обросли. У меня, например, чайник весит не меньше двадцати килограммов. Тетка, как наливает воду, кряхтит…

Он обратился к Черепанову:

— Кровать сто килограммов потянет?

— Это ж кровать, а не бульдозер! — отшатнулся Черепанов. — Она хоть старая, но красивая. И легкая. Теперь таких не делают. Отец жалеет…

— Что нам — фотографироваться с такой красивой? — прищурясь, пробурчал Лысюра.

Как ни накидывал он, как ни преувеличивал вес, еле-еле набралось полторы тонны.

— Думаю, что мы возьмем обязательство собрать не меньше пяти тонн, — твердо заявил староста.

— Пять тонн? Да мы надорвемся, а столько ни в жизнь не наберем! недоумевал Зина.

Лысюра укоризненно покачал головой:

— А ты, оказывается, лентяй, Живцов! Еще не работал, а уже: надорвемся… Нюни распустил: ни в жизнь не наберем. Эх ты!

Живцов смутился, что-то забормотал.

— Словом, подумать надо, пошевелить мозгами, ясно? — староста неопределенно пошевелил пальцами в воздухе.

Когда все разошлись, староста порвал листок, на котором записывал обязательство каждого, и повернулся к понуро сидевшему Синицыну.

— Порядок! А теперь идем со мной.

Смеркалось. Холодный ветер рвал полы их пальто. Они подошли к школьному сараю, и Лысюра отомкнул громадный висячий замок, откинул железную петлю.

— Ключ я у деда Цыбули взял.

В сарае пахло досками, пылью и тряпками. В углу были свалены поломанные стулья, парты, указки, стояли ведра, бочки из-под краски, накрытые мешком.

— Тут, — указал пальцем на середину староста.

— Что? — не понял Макар.

— Сгружай свои десять тонн. При мне будешь или я выйду? — глазки Лысюры забегали.

— Оставайся, чего там… — Синицын не любил творить чудеса в одиночку. Когда кто-то рядом — веселее.

Он хлопнул в ладоши:

— Десять тонн металлолома чтобы были здесь как дома!

И удивился несказанно: ничего.

— Н-нету, — прошептал Генка. Толкнул плечом Синицына: — Может, что неправильно сказал в заклинаниях?

— Да нет, все правильно! — запротестовал Макар. Он опять с остервенением хлопнул в ладоши, так, что они заныли.

— Чтобы не моргнул и глазом, было десять тонн здесь разом!

Снова пусто. У Синицына волосы зашевелились на голове. Значит, он уже больше не волшебник? Кончилось все… В отчаянии привычно крикнул:

— Две порции мороженого!

Тут он перевел дух с облегчением: в руках, как всегда, ощутил вафельные стаканчики, наполненные снежно-белым мороженым, — как он любил, с верхом. Один стаканчик протянул Генке, и оба начали нервно лизать ледяное лакомство, почти не замечая его вкуса.

— Металлолом почему-то не появляется, — констатировал Генка. Может, волшебники сами его собирают?

— Ну да! — Синицын поперхнулся. — Что они — пионеры, что ли?

— И не комсомольцы, — поддакнул Лысюра.

Некоторое время хрустели стаканчиками в молчании, переминаясь с ноги на ногу.

Лысюра кивнул с кислым видом:

— Ладно, давай хоть одну тонну…

И Синицын хлопнул в ладоши:

— Появись-ка здесь хоть тонна металлического лома!

— Даже тонну пожалели! — ударил в отчаянии шапкой о землю староста. — Жмоты несчастные, а не волшебники!

Он ехидно прищурился:

— А чайник, один-единственный, вы дадите?

Синицын вяло запросил чайник. И вдруг оба испуганно отпрыгнули в сторону: на землю упал и покатился чайник.

Лысюра схватил его и жадно ощупал.

— Новенький, никелированный, — и заорал почему-то в угол сарая: Эй, нам новые не нужны, только старые, с дырками!

И эта просьба была удовлетворена: появился старый, весь в ржавчине и с дыркой на боку чайник. Синицын осмелел:

— Еще три чайника!

— Есть! — взвизгнул Генка. — Давай, проси десять.

Он еле успел отскочить, как сверху посыпались чайники.

— Ур-ра! — вошел в азарт Лысюра. — Требуй двадцать!

— Может, чайников хватит? — повернулся к нему Макар. — Попросим другое что-нибудь, утюги, например.

— Можно утюги, — согласился Генка. — Они тяжелее.

— Двадцать утюгов! — хлопнул в ладоши Синицын, и в ту же секунду раздался отчаянный вопль Лысюры: — Ай-яй-яй!

Он прыгал на одной ноге, задрав лицо с зажмуренными глазами к потолку и держа двумя руками другую ногу. Утюги посыпались градом, и один из них угодил ему прямо на ботинок.

— Смотреть надо! — орал Лысюра невидимым волшебникам. — Швыряете куда попало! Так и пришибить недолго…

Синицын утешал его:

— Скажи спасибо, что по голове не трахнули. Тогда совсем ополоумел бы…

Лысюра заковылял в угол, сорвал парусину, перевернул набок бочку и залез внутрь:

— Теперь проси хоть танки.

— Нет, я кастрюль попрошу, — решил Синицын.

В самый разгар «сбора лома» заскрипела дверь, и в сарай заглянул дед Цыбуля. Его жидкая бороденка озадаченно задвигалась, глазки блестели.

— Иду мимо, слышу — в сарае шум, — прошепелявил он, тут же по привычке сворачивая самокрутку. — То вроде в ладоши хлопают, то по крыше бегают. Перебираете металлолом?

Семеня, прошел взад-вперед, приглядываясь к лому.

— Много нанесли, много… Молодцы.

Подобрал с земли чайник, который «прилетел» самым первым.

— А этот чайник послужит еще, да-а… Ты чего в бочку залез? напустился он на Лысюру. — Там еще краски наскрести можно, а ты боками все вытрешь.

И ушел, пообещав принести взамен чайника двуручную пилу без ручек.

— «Еще послужит»! — передразнил Генка. — Совсем новенький чайник! Поживился дед…

— Надо было сразу спрятать, — поддакнул Макар.

Они стояли перед горой — до самого потолка — разного металлического хлама. Генка пнул ногой кастрюли, и те противно задребезжали.

— Хватит, наверное, — решил Синицын. — Здесь уже больше десяти тонн наберется.

Запирая замок на сарае, Лысюра ломал голову:

— Почему же они сразу не дали десять тонн, а по частям дали?

Макар догадался:

— А у них, наверное, весов не было!

И оба захохотали над простаками-волшебниками, которые не смогли определить на глазок, сколько металлолома потребуется на десять тонн.

…Четвертый «Б» обязался собрать семьсот пятьдесят килограммов. А когда Лысюра сообщил о том, что их класс обязался собрать десять тонн, наступила полная тишина. Никто не кричал, не протестовал. Все с каким-то недоумением рассматривали старосту, словно видели его впервые.

— Ну что глядите? — не выдержал он. — Рога у меня, что ли?

И тут посыпался град вопросов:

— Ты спятил, что ли, Лысюра?

— Даже если чайники будут в полцентнера…

— Десять тонн, с ума сойти!

— Сам будешь собирать!

Лысюра огрызнулся:

— Ну и соберу, чего испугались? — и, так как шум не утихал, добавил: — Тише, тише, после все объясню.

— Нет, ты сейчас отвечай! — подступил к нему Живцов. — Зачем пообещал от имени класса сдать десять тонн? Где их возьмем?

— Без паники, — успокаивал всех Лысюра. — Ну, чего засуетились? Пойдемте, кое-что покажу.

Он стал пробираться к выходу, все повалили за ним.

У сарая Генка остановился.

— Здесь все свои? — он встал на цыпочки. В задних рядах топталось несколько третьеклассников, из любопытства увязавшихся следом. Гоните их в шею.

Когда приказание было выполнено, староста широко распахнул дверь сарая:

— Смотрите! Вот наши десять тонн.

Передние оцепенели у входа, но под напором задних влетели в сарай. Загремела жесть — все трогали, пинали металлолом, вытаскивали из кучи то утюг, то кастрюлю и бросали обратно.

— Кто это собрал? Кто? — слышались то и дело восклицания.

Лысюра выпятил грудь.

— Много будете знать, скоро на пенсию выйдете. Самое главное — наш металлолом, наш, понимаете?

Под его нахальным взглядом кое-кто опустил глаза или отвел их в сторону.

— Чего же, понятно, — хмуро бросил Живцов. — Только никто из наших ребят его не собирал, и мы не будем считать эту кучу своей.

Лысюра побледнел от злости:

— А ты чего лезешь всюду, Живцов? Чего лезешь? Ты собрал хоть килограмм металлолома? А? Собери столько, а потом будешь лезть.

— И соберу, — насупился Живцов, в волнении снимая очки. — Столько, правда, не соберу, но зато это будет наш металлолом.

— И верно, — поддакнул Черепанов. — Кто же это… собрал столько?

— Мы собрали, — вмешался Синицын, почувствовав обиду. — Я и Генка. Так это наш металлолом или нет?

Черепанов молчал, ковыряя ботинком землю. Живцов оторопело снял, а потом напялил очки.

— К-конечно, н-наш, — выдавил он. — Если вы собрали… Только не верится что-то. Вдвоем — и столько!

Все удивленно зашумели.

— Ах, не верится? — взвился Лысюра. — Какое ты имеешь право не верить мне, старосте класса? Что я, по-твоему, украл этот лом? Украл?

Зина смутился под таким натиском, виновато шмыгнул носом. Многие опустили головы.

— Да что там… — раздались голоса.

— Вдвоем, втроем — какая разница?

— Может, они где-то нашли эту кучу?

— А перетаскал кто? — послышался ехидный голосок.

Генка прищурился:

— А может, нам помогали? В порядке шефской помощи.

— Ну, если шефы… Тогда все понятно.

— Так бы сразу и сказал.

Вперед протиснулся Игорь Ступак и положил пухлую руку на плечо Макару.

— И чего спорите, одноклассники? — повернулся он к толпе. — Перед нами кто? Мо-о… — он по-дирижерски взмахнул руками. — Ну? Вместе, хором! Мо-о…

— …лод-цы! — грянули все. Сзади кто-то крикнул:

— Шайбу!

— От имени класса выношу благодарность! Это ж надо… Постарались… для всех нас, — он всхлипнул, смахнул воображаемую слезу. — Ребята! Это же прекрасно. Не надо теперь лазить по дворам, выискивать, вынюхивать, где плохо лежат… эти железки ржавые. Надрываться!

— Много ты надрывался! — перебила его Даша. — Всегда твой отец приносит, а ты руки в брюки и командуешь: «Сюда, папа, сгружай!» Оттого ты такой толстый, что работать очень любишь.

Все засмеялись. Ступак покраснел.

— А план какой дают? С каждым годом все больше… Папа говорит, что и он не потянет, хоть у него разряд по штанге.

— Вот бы и пожалел его. Нет, ты скажи, почему ты такой толстый? не унималась Даша.

— Я не толстый, я упитанный! — защищался Игорь. — Мама говорит: дети должны быть упитанными. Сядешь обедать — она меня кормит, а сзади отец стоит… с ремнем, — Ступак жалобно скривился.

Зойка тут не выдержала:

— Ну, чего пристала к Игорьку? — накинулась она на Дашу. — Он не жадный!

Все одобрительно зашумели. Игорь всегда приносил в школу сумку из полиэтилена с портретом какой-то кудрявой певицы с широко разинутым ртом, а в сумке — множество разных бутербродов с колбасой, маслом, сыром, повидлом. Сам он бутербродов не ел, а щедро делился со всеми, говоря:

— Только вы меня и спасаете… Иначе пришлось бы за собаками с этими бутербродами гоняться.

Все ели и хвалили — бутерброды были очень вкусные, мама Ступака умела их делать — она работала буфетчицей.

Черепанов виновато вздохнул:

— Конечно, зря на Игорька так…

Ступак расправил плечи.

— Я и говорю! Если Макар и Гена помогли нам, то за это нужно сказать спасибо. И мама всегда говорит: «Бьют — беги, дают — бери». А вы… Эх! — он махнул рукой.

— Правильно! — зашумели вокруг. — Нам же добро делают…

Лысюра понял, что его верх, и победоносно оглядел ребят.

— Завтра приносите свой металлолом. Глядишь, еще и перевыполним обязательство.

Из сарая выходили — кто с ухмылкой, кто хмуро, кто крепко задумавшись. По знаку Лысюры Синицын замешкался и остался вместе с ним.

Генка сел на перевернутое ведро и вздохнул:

— Знаю я Живцова, все равно будет артачиться и докапываться… Ох, и настырный парень! Разобрать бы его на совете за плохую учебу, так учится он на совесть. Да-а…

Он искоса посматривал на Синицына.

— Слушай, Марочка, — заговорил он умильно. — Я давно хотел потолковать с тобой об успеваемости класса.

— О чем? — вытаращил глаза Макар. Генка смущенно заерзал на ведре.

— Да понимаешь, двоек еще много! Каждый день кто-то хватает… Как бы сделать так, чтобы не было их, этих проклятых двоек?

— А как сделаешь? — задумался Макар. Потом просиял: — Учиться надо!

— Скажешь тоже! Да разве двоечники хотят учиться? Их к учебнику и трактором не подтянешь…

— Да… — вздохнул Макар, вспомнив, как ему тяжело было когда-то садиться за учебники.

— Я надумал! — оживился Лысюра. — Ты ведь все можешь. Так достань мне такой маленький радиоприемничек-передатчик. Я сижу на задней парте, никто не обращает на меня внимания. А в это время у доски кто-нибудь отвечает урок. «Садись, — говорит ему Нина Борисовна, ничего не знаешь, ставлю тебе двойку». А я в это время нажимаю кнопку и говорю тихонько: «Не два, Нина Борисовна, а три поставьте, пожалуйста. Это пионер хороший, исправится». И учительница выводит тройку.

— Ну да! — присвистнул Синицын. — Так она тебя и послушает!

— Ведь приборчик будет волшебный! — доказывал Генка. — Его, то есть меня, все должны будут слушаться! Ну, попробуй, хлопни в ладоши, а?

Макар неуверенно повиновался. Как он и ожидал, никакого приборчика не появилось.

— Не получается, сам видишь, — горестно пожал он плечами. Его тоже заинтересовал проект Лысюры.

— Нет, Синицын! — грозно поднялся староста. Ведро зацепилось за его штаны, он с грохотом лягнул его. — Я вижу, ты для коллектива не хочешь даже пальцем о палец ударить.

— Я вон ладоши отбил, не ври! — защищался Макар. — А вообще отстань.

Лысюра изо всех сил хлопал себя сзади по штанам, отряхивая пыль.

— Ну, смотри, пожалеешь.

— Испугал! Что, на собрании разберешь? — ехидно ухмыльнулся Синицын. — А я все про металлолом расскажу.

— Зачем я тебя буду разбирать? — процедил Лысюра. — Нужен ты больно. А вот одна пионерка Д. узнает, как Синицын М. завоевал на турнире главный приз.

— Какая пионерка Д.? — Макар схватил Генку за грудки. Но тот стряхнул его руки.

— Сам знаешь, — хихикнул он.

— Эх ты, — отпихнул его Макар. — Разве это по-честному?

— А коллективу не помочь — это по-честному? — закипятился Генка.

— Да ведь ты же видел — не могу.

— Можешь. Для себя получать пятерки можешь, а для других — нет?

— Я учу… — промямлил Макар.

— Как же, учишь? — махнул рукой Лысюра. — Когда ни придешь к тебе — баклуши бьешь. И на уроках не слушаешь, даже других отвлекаешь.

Синицын съежился. Как объяснить Лысюре, что он может, а что не может? Ведь тот и слушать не хочет, долдонит свое: давай волшебный приборчик. А где его возьмешь? Но с другой стороны он прав: надо избавляться в классе от двоек.

— Но почему обязательно с помощью волшебства? Вон в четвертом «Б» ни одной двойки, они ведь без волшебства обошлись?

— Сравнил тоже! — сплюнул Генка. — Там коллектив нормальный. А тут всякие Живцовы мешают вывести класс в передовые. Для вас же стараюсь, а на меня все шишки…

Он скривился. Макар растрогался.

— Не переживай! — хлопнул старосту по плечу. Тот сразу оживился:

— Значит, сделаешь? Заметано?

— Потом скажу, дай время, — засопел Макар.

«Хочу быть красивее всех!»

Перед началом занятий в класс ворвался Олег Черепанов, размахивая газетой:

— Ура! Наша ракета села на Венеру!

Все вокруг загалдели.

— А ну, читай!

— Кто командир корабля?

— Когда обратно прилетят?

— Не прилетят они обратно, — сказал Олег, складывая газету. — То есть она. Там космонавтов нет. Одна автоматическая станция…

Из-за двери вылез подслушивавший Пашка Многолет.

— А зачем посылают автоматические станции? С космонавтами интереснее. Они посмотрят, а потом прилетят обратно и расскажут, что там и как. Может, зверя какого привезут. С тремя копытами…

— Что ты понимаешь? — процедил Зина Живцов. — Сначала посылают автоматическую станцию, она разведает, может ли человек лететь, а потом уже… Вот будет турнир на эту тему, положим тебя на лопатки.

Но Пашка досадливо отмахнулся.

— А я бы полетел так, без разведки, — зашептал он. — Эх, дайте мне только космический корабль!

— Иди ты, трепач! — его скопом выкинули из класса. — Еще полезешь подслушивать, шею натрем! Теперь понятно, почему на турнире выигрываете! Болтать горазды!

— Пожалеете! — орал Пашка. — Я всю научно-фантастическую литературу наизусть знаю!

Целый день в школе только и было разговоров, что о космической станции на Венере. В центре внимания оказался все тот же Пашка Многолет. Он ходил по коридору, окруженный толпой, и рассказывал, что на Венере одни насекомые живут.

— Только они там здоровенные! Муравей с грузовик величиной, гусеница — как поезд-товарняк, а стрекоза — почти реактивный самолет. Одна такая схватила нашего космонавта и потащила, хотела сжевать. А он ее на лету застрелил, а потом на стрекозиных крыльях приземлился успешно. До сих пор чувствует себя удовлетворительно.

— Да врешь ты все! — возмутился Черепанов. — Космонавты еще не были на Венере. Научный факт.

— Это я в художественной книге читал. «Аргонавты Вселенной» называется. Не веришь — спроси в библиотеке. Только эта книга все время на руках, очередь надо забивать.

Возник спор о том, могут ли жить на других планетах люди. Кто доказывал, что к нам на Землю все время прилетают гости из других миров, кто с пеной у рта кричал, что они и сейчас находятся на Земле, только прячутся в лесу или в горах и наблюдают за нами, чтобы предотвратить атомную войну, а Пономаренко сказал, что недавно ночью он сам видел НЛО — неопознанный летающий объект.

— Летит над железнодорожной станцией тихо-тихо: впереди белый шар, сзади два зелененьких, а по бокам — красненькие, — рассказывал он, округляя глаза. — Было уже поздно, я козу в сарай загонял. А она подняла голову и — ме-ме-е!

— Контакт с ними устанавливала, — многозначительно бросил Пашка.

— Коза? — зашумели все. — Ты что, спятил?

— А рога у нее зачем? — Пашка не сдавался. — Это же замаскированные антенны.

Но тут вмешался Олег Черепанов и, поправляя очки, стал доказывать, что на других планетах жизни нет. Только на Земле существуют подходящие условия — кислород, растения разные, вода в жидком состоянии, температура, солнечная радиация, животный мир, эволюция…

— Газ, центральное отопление, универмаги, — не выдержал Пашка и дал Черепанову по шее так, что у того слетели очки. — Из-за таких, как ты, зануд, и нет жизни на Земле!

Кто-то подставил Многолету подножку. Еще минута — и началась бы всеобщая потасовка. Но тут раздался голос подошедшей Влады Изотовны, точнее Владки:

— Прекратите дискуссию! Вот будет очередной турнир, тогда и будете доказывать. Только не с помощью кулаков.

Кто-то дернул ее за косичку, и она погналась за обидчиком.

Домой Макар возвращался взбудораженный. Хрустел под ногами недавно выпавший снежок. По временам Синицын останавливался и, задрав голову, смотрел на звезды. Там космос, неведомые планеты… Говорят, там страшно холодно, человек мгновенно превращается в сосульку. Бр-р-р!

Макар поежился.

Тут его чуть не сбил с ног вылетевший из-за угла темный предмет. Это был Гоша Шурубура. За ним гнался известный дворовый хулиган Коляша, второклассник-второгодник. Гоша увидел Синицына и облегченно заорал:

— Макар, дай ему, чего он лезет?

Синицын перехватил портфель и угрожающе пошел на Коляшу. Тот сразу же свернул в сторону, подскочил к дереву и стал раскачиваться, вцепившись руками за ветку. Гоша швырнул в него снежком.

— Уф! Еле отвязался. Он меня у котельной подстерегал… Синицын выудил из кармана несколько завалявшихся подсолнечных семечек и принялся их грызть.

— Дай и мне! — оживился Гоша. — Жареные?

— Последние, — развел руками Синицын.

— Трудно хлопнуть в ладоши? — упрекнул его Гоша.

Синицын спохватился. Через минуту они вовсю грызли семечки. Приблизился Коляша и стал клянчить:

— Подсыпьте на бедность…

Ему наполнили растопыренные ладони, и он ушел довольный.

— Ну, как жизнь? — полюбопытствовал Макар.

— Плохо, — вздохнул Гоша.

— Почему? — изумился Синицын. Ему казалось, что хуже, чем у него, ни у кого жизни нет.

Шурубура почесал живот.

— Грозится Елена Дмитриевна из школы выгнать. Учительница наша.

— За что? Ты ведь учишься на пятерки!

— За поведение. Потому что на уроках ничего не слушаю и не сижу спокойно. А я могу слушать?

Ведь я все знаю, что учительница говорит. Это другим надо слушать, которые не знают ничего.

— Постой! — схватил его за рукав Синицын. — У меня тоже так было, понимаешь?

— Из школы выгоняли? — заволновался Шурубура.

— Почти. Так я стал делать вид, что слушаю внимательно, и теперь все в порядке.

— А я не могу… делать вид, — понурился Гоша. — Не получается. То назад оборачиваюсь, то в потолок смотрю. А Елена Дмитриевна уже заметила, что, если я в потолок смотрю, значит, не слушаю. Она знаешь какая? Все видит! Рогатку в парте спрячешь, учебниками заложишь, а она все равно найдет. Во!

— А бывает у тебя такое, что иногда хочется уроки поучить?

— Бывает, — признался Гоша. — Да что толку учить, если и так все знаешь? Мне иногда хочется двойку получить, а то пятерки и пятерки одни, даже скучно. Все вокруг так и вьются: «Гоша молодец! Гоша умница! Вундер-кит!» Противно… Вот раньше житуха была: двоек полно, все ругают…

— И мне тоже противно, — признался Макар. — А тут еще этот Лысюра пристал…

— Что, тоже хочет одни пятерки получать? А ты скажи: много вас таких, на дармовщинку.

— Нет, он требует такой приборчик, чтобы через него всем учителям приказывать, кому какие оценки ставить.

— Здорово! — восхитился Гоша. — Он что, директором хочет стать? А ты не давай ему приборчик, себе забери.

— Не могу, — сник Макар. — Еще Поспеловой скажет…

Он поперхнулся. А Гоша продолжал допытываться:

— Она что у вас — староста класса?

— Нет. Староста Лысюра…

— Тогда чего ее бояться?

— Ну, она… как бы тебе сказать… — мямлил Макар, придумывая, как бы перевести разговор на другое.

— А-а! Ябеда! — подскочил Гоша. — Я знаю, все девчонки ябеды. А ты мне ее покажи, я ее подкараулю и так напугаю, что она не захочет больше ябедничать. Я умею их пугать.

— Нет, она не ябеда! — горячо запротестовал Макар. — Она хорошая.

— Разве девчонки бывают хорошими? — вытаращился на него Гоша. Все они или ябеды, или плаксы. Уж на что Людка, моя сестра, даже по деревьям умеет лазить, а и то…

Синицын замял опасную тему:

— Еще семечек хочешь? На, — и поднялся. — Ну, я поплетусь, а то скоро мама придет.

Когда стемнело, Макар снова прокрался к холодильнику и, затаив дыхание, постучал:

— Тик-Так, Тик-Так! Выйди, покажись, важный разговор есть…

Ночь была глухая, безлунная, по небу неслись тучи, тонко высвистывал ветер в рамах окна. Вдруг засиял теплый свет на холодильнике — и Макар увидел мышонка с золотым хвостиком.

— Чего ты хочешь, добрый мальчик Синицын? Какое у тебя важное дело?

Макар подскочил поближе, стал торопливо объяснять:

— Ты сказал, что по первому моему желанию появится любая вещь. А сегодня я попросил приборчик, чтобы можно было через него приказывать учителю, какие кому оценки ставить. Но он не появился!

— Знаю, — ответил мышонок. — Все твои желания исполняются по моей воле, но этого желания я не мог выполнить.

— Почему?

— Потому, что эта вещь дала бы тебе власть над поступками и делами других людей. А такая власть всегда приводит к злу.

— Я не для себя просил, — стал оправдываться Макар. — А для старосты класса. Он хочет, чтобы в классе не было ни у кого двоек. Это же доброе дело!

Ничего не сказал мышонок Тик-Так и неожиданно исчез.

Днем Синицын собирал грязное белье в прачечную. Не нравилось ему это занятие, ох как не нравилось! Но ничего не поделаешь, мамины поручения надо выполнять. Кое-как набив сумку, он поволок ее со страдальческим видом.

«Только бы Поспелова не видела», — думал с опаской.

Почему-то ему казалось, что она станет презирать его, если увидит с хозяйственной сумкой.

Поспелова действительно явилась к Макару, но уже не застала его дома. Напрасно еще и еще раз нажимала она кнопку звонка.

Даша с утра билась над задачкой, но ничего у нее не получалось. Решила сбегать к Синицыну. «Уж Марочка поможет».

И вот неудача. «Почему он не открывает? — удивлялась она, притопывая от нетерпения. — Неужели в школу убежал? Рано… Спит, наверное, до сих пор!»

Не выдержав, она осторожно заглянула в замочную скважину. Тут кто-то схватил ее за пальто:

— Попалась! Ты чего подглядываешь?

Даша подскочила от испуга и оглянулась. Да это же тот самый мальчишка, который хрустальный стаканчик разбил!

— А тебе какое дело? — огрызнулась она.

Гоша отставил ногу и заложил руки за спину.

— А такое, что подглядывать некрасиво.

Даша покраснела.

— Я к Синицыну пришла… — залепетала она. — А его почему-то дома нет. Ты не знаешь, где он?

— Не знаю, — враждебно посмотрел на нее Гоша.

— Н-ну, тогда передай ему, как увидишь, что приходила Поспелова.

Она повернулась и начала спускаться по лестнице.

— Так это ты Поспелова? — изумился Гоша.

Она озадаченно остановилась.

— Я… А что?

— А то! — насупился Гоша. — Чего на Синицына ябедничаешь?

— Кто ябедничает? — возмутилась Поспелова и начала приближаться к Гоше. — Хочешь получить?

— Полегче, полегче, — опасливо попятился Шурубура.

Но Даша перешла в наступление:

— Кто тебе говорил, что я ябедничаю? Синицын?

Гоша задумался:

— Не… наоборот, он сказал, что ты хорошая.

Даша смутилась.

— Врешь ты все. Не мог он этого сказать.

— Точно! — осмелел Шурубура. — Говорит, что хорошая, а сам боится тебя. Это почему же, а?

— Чего он боится?

— Чтобы какой-то Лысюра…

Она перебила:

— Это староста класса, Генка.

— А, белобрысый такой! Знаю… И чтобы этот Генка не рассказал тебе чего-то. И потребовал он, чтобы Макар снабдил его приборчиком таким — команды учителям подавать, кому двойки ставить, а кому пятерки.

Даша только глаза таращила на Гошу. Потом приложила к его лбу прохладную ладошку.

— Температуру мерил утром?

— Отстань! — дернулся Гоша. — Я правду говорю, а ты…

— Пра-авду! — хихикнула Поспелова. — Как это он сможет учительнице приказывать?

— А так! Макар же волшебник, ты разве не знала? Ему только в ладоши хлопнуть — и будет, что захочешь.

— Ну какой же он волшебник? — улыбнулась Даша. — Если бы он был волшебником, то разве ходил бы в школу?

— А он так ходит, для вида. Думаешь, он учит уроки? Ха-ха. Он и мне так сделал, что я ничего не учу, а знаю всегда на пятерку.

Глаза у Поспеловой расширились.

— Правда?

— А то вру? — сплюнул Гоша. — Он и фонарик достал во какой, смотри!

Шурубура вытащил из ранца фонарик и совал его в лицо Даше.

— Да ты потрогай, не бойся! Я его, правда, никому в руки не даю, а тебе могу дать, только на минутку.

И тут в голове Даши вихрем пронеслись воспоминания о всех странных событиях, которые произошли в школе. В них всегда был замешан Синицын! И укутанные саженцы, и неизменные пятерки — а ведь он раньше из троек не вылезал. А волшебное мороженое, почему она забыла? А металлолом? Вот откуда он взялся! Если Синицын волшебник, ему ведь ничего не стоит достать сколько угодно металлолома!

— Но ведь это нечестно! — схватила она за плечо Шурубуру. Тот так и отпрянул.

— Почему? — обиделся он, пряча фонарь. — Что, я его украл, что ли? Мне подарили! Вместо него я еще ножичек отдал, четыре лезвия…

Но Даша уже вихрем летела вниз по лестнице. Гоша пренебрежительно посмотрел ей вслед.

— Вечно они так: не постоят спокойно, ни в чем не разберутся и сразу — трах-бах, нечестно, украл! Надо было ей рассказывать… А все Синицын — она хорошая! Не разбирается в людях, даром что волшебник. Нет уж, если девчонка — ничего хорошего не жди от нее… даже если по деревьям умеет лазить.

А Даша, вихрем промчавшись по двору, на узенькой улице нос к носу столкнулась с Макаром, возвращавшимся из прачечной с пустой сумкой.

Она резко остановилась и смерила его взглядом с ног до головы. Пальто ее было расстегнуто, одна косичка распустилась и выбилась из-под шапочки.

— Это правда? — крикнула она.

— Что правда? — буркнул Синицын. В животе у него заныло. Неужели этот Лысюра все-таки рассказал ей?

— Что ты волшебник! — выпалила Даша.

— Ну, правда, — сник Макар, но тотчас встрепенулся. — А ты откуда знаешь?

— Мне тот мальчишка рассказал, из вашего дома, который хрустальный стаканчик разбил, помнишь?

Синицын стиснул кулаки: ах ты, Шурубура несчастный, так ты отплатил за все добро?

— Значит, металлолом вы с Лысюрой нигде не собирали, он достался вам очень просто? — прищурилась Даша. — Ну-ка, покажи как.

— А зачем тебе? — попятился Синицын.

— Показывай! — наступала Поспелова. — Хочу знать, тяжело ли было. Хлопай в ладоши!

— Ну… а чего ты хочешь? — промямлил Макар.

Даша подумала.

— Давай старую кровать.

В это время из переулка вырвался самосвал. С пронзительным визгом машина затормозила перед внезапно появившейся кроватью так, что снежная пыль заклубилась под колесами. Шофер высунул из кабины побледневшее лицо и озадаченно завертел головой.

— Что за черт? — пробормотал он, еле ворочая языком от испуга. Ведь только что на улице ничего не было.

Тут он увидел стоявших на обочине детей.

— Чего хихикаете? Зачем поставили? — взорвался шофер. — А ну, мигом уберите!

И едва Синицын и Поспелова оттащили кровать в сторону, он дал полный газ. Если бы он оглянулся, то удивился бы еще больше: кровать исчезла.

— Значит, вот как ты делаешь чудеса, — протянула Даша, когда вдали затих шум мотора. — Хлоп в ладоши — и пожалуйста! Десять тонн как с неба падает. Вот так механизация…

— Не так уж и хлоп, — насупился Макар. — Мы по частям набрали, я все ладоши отхлестал, два дня болели. А Лысюра на одну ногу шкандыбал — ему утюг на ботинок шмякнулся. Производственная травма!

Даша залилась смехом, а потом посерьезнела.

— Ладоши, нога! А ребята пока наберут какую-то сотню килограммов, так у них все заболит — и руки, и ноги, и спины…

— Не так уж и заболит. Я сам когда-то собирал металлолом.

Он гулко ударил себя в грудь кулаком:

— Я тоже в детстве лиха хлебнул! И на прополку сахарной свеклы, и на сбор помидоров неоднократно хаживал.

— Знаем, как вы хаживаете, — буркнула Даша. — Девчонки работают, а вы по кустам хоронитесь…

Она снова загорячилась.

— Все равно, ведь это получается не по-пионерски: одни собирают на совесть, трудятся, а другие в это время спокойненько похлопывают в ладоши — и у них в десять раз больше. Да еще их же и хвалят. По-пионерски это, скажи?

— Нет, — вздохнул Синицын. — Не по-пионерски. А разве я виноват, что мне привалила такая удача? Зачем же я пойду собирать металлолом, как все, когда я могу набрать, сколько захочу, за одну секунду?

— Ну да, — подхватила Даша ехидно, — зачем мне и уроки учить, если я и так все знаю…

— Конечно, — тупо кивнул Синицын.

— Так из тебя тунеядец получится! — ужаснулась Поспелова.

— Чего это из меня тунеядец получится? — оторопел Макар.

— А как же, — убежденно сказала Даша и начала загибать пальцы. Учиться ты не хочешь, работать тебе не надо, все получаешь готовенькое. Кто же ты такой на самом деле? Да ты уже стал тунеядцем!

И она, победоносно задрав нос, пошла домой, но вдруг вернулась.

— Слушай, — зашептала она, отчаянно покраснев, — раз ты волшебник, то я хочу попросить…

— Ну, что ты хочешь, что? — торопил Макар.

Он обрадовался несказанно. Для Даши он сделает все на свете, что она только пожелает. А она вдруг выпалила:

— Сделай меня красивой!

— Как… красивой? — он оторопел.

— Ну да, красивой, самой красивой на свете, — пробормотала она. Красивее этой… Аллы Пугачевой!

— Какой Пугачевой? — хмыкнул Макар. — Которая в девятом «А» на конкурсе «А ну-ка, девушки!» главный приз получила?

— Что с тебя… Ну, в общем, чтобы я была красивее всех! нетерпеливо топнула Даша. Макар нахмурился.

— А зачем это тебе? — спросил он подозрительно.

— Чтобы стать киноартисткой! Неужели не понимаешь? — глаза Даши ярко блестели. Но Синицын заложил руки в карманы и твердо отчеканил:

— Нет, нет и нет.

— Это почему же? — побледнела Даша.

— Чтобы тебя другие целовали? — ляпнул Макар. Теперь Даша снова начала краснеть, но уже какими-то пятнами.

— Ты что говоришь, Синицын? — высокомерно посмотрела она на Макара прищуренными глазами. — Кто это меня вообще целовал?

Синицын вспыхнул.

— Да я так просто… — замямлил он. — Я ничего. На экране всегда целуются… с главным киноартистом. Прости, пожалуйста!

— Ладно, — успокоилась Даша. — Ни с кем я не собираюсь целоваться, даже на экране. Прощаю… если ты сделаешь меня самой красивой.

И тут у Синицына вырвалось:

— Зачем? Ты ведь и так самая красивая!

Даша смотрела на него во все глаза.

— Что? Что ты сказал?

Но Синицына уже никакими силами нельзя было заставить повторить то же самое. Он потупился и ковырял снег ботинком.

— Это правда? — допытывалась Даша. — Говори, правда?

Синицын только быстро взглянул на нее исподлобья.

— Мне этого еще никто не говорил, — шепотом призналась Даша и убежала.

А Синицын долго стоял на том же месте, пока не вырыл ботинком в снегу внушительную яму. Потом спохватился и стал ее закапывать.

Перевертыши с черной звезды

По школе разнеслась весть, что Пашка Многолет строит в своем сарае космический корабль. После уроков почти весь четвертый «А» отправился смотреть.

В сарае было холодно. В углу валялись старые доски, под ногами хрустел уголь, но «конструктора» это не смущало. Он так и кипел энергией: носился по сараю, весь чумазый, цепляясь ногами за мотки проволоки, обрезки жести, раскиданные вокруг. Из карманов у него торчали плоскогубцы, отвертки, гаечные ключи.

При виде корабля у всех перехватило дыхание. Вот это корабль! Сделанный из белой тонкой жести (и где только Пашка добыл ее?), он сверкал при свете единственной запыленной лампочки и острым носом целился прямо в толстую серую балку потолка.

— Какой! — замерла Даша. Макар искоса посмотрел на нее и сердито засопел. Подумаешь, корабль! Это же игрушка. Он даже и не взлетит!

Макар не заметил, что последние слова он выкрикнул. Пашка, прилаживавший в это время «дюзу», вскочил на ноги:

— А тебе чего?

Синицын постучал костяшками пальцев по обшивке. Раздался звонкий пустой звук.

— Внутри-то ничего нет. Ха-ха-ха!

— Это у тебя в голове ничего нет! — вскипел Пашка.

— А как он полетит? — не сдавался Макар.

— Как надо, так и полетит. Тебе какое дело? Уж тебя-то в полет не пригласим.

— Больно надо! Если захочу, я и сам могу полететь! — сорвалось с языка Макара. Лучше бы он не говорил этого. Ох, какие крики и смех раздались вокруг!

— Во, загнул!

— Болтун — находка для шпиона! — кто-то хлопнул его по плечу.

Макар готов был сквозь землю провалиться. Он опрометью бросился из сарая. Вслед ему раздались гогот и улюлюканье.

Он летел, не разбирая дороги. Эх, жаль, что не может он сразу же показать всем свое могущество. Надо немного потерпеть, подождать, зря он сгоряча сболтнул…

Дело в том, что в сарае у Макара уже давно стоял космический корабль, только не такой, как у Пашки, а настоящий, с двигателями и всеми приборами. Тик-Так выполнил просьбу Макара, но не сказал, как им управлять, велел подождать до какого-то времени. А Макару не терпелось, и он тайком каждый вечер ходил в сарай, пытаясь разобраться сам в механизмах корабля.

Но ничего, скоро они узнают!

Неожиданно он почувствовал, что кто-то ухватил его за рукав. Это была Даша.

— Расстроился? — спросила она сочувственно. Макар дернул плечом, но на душе у него стало тепло.

— Ты, небось, тоже не веришь? — бросил он угрюмо.

— Почему же? Ведь я-то знаю…

Макар окончательно оттаял. Он стал усиленно размахивать на ходу портфелем.

— Макар… — голос Даши заставил его насторожиться. В нем послышались необычные нотки. — Макар, возьми и меня с собой, пожалуйста!

Он остановился, будто о стену лбом ударился. Откуда она и про это узнала?

— К-куда? — выдавил он, прикидываясь.

— В космос, куда же еще! — затараторила Даша. — Ты не бойся, я тоже пригожусь, не буду сидеть без дела. А вдруг на нас чудовище какое нападет? Я могу перевязку сделать в случае чего, ведь я сандружинница! Правда, правда!

Он ошарашенно затоптался на месте.

— Да я не знаю, когда еще полечу… — промямлил он, оттягивая время.

— Не ври, пожалуйста, — строго сказала Даша. — Я ведь знаю: ты решительный. И смелый. Ты хочешь стать первым пионером-космонавтом. А я хочу стать первой пионеркой-космонавткой… то есть космонавтом. И ты не имеешь права не взять меня с собой!

Она наступала на него, размахивая портфелем. Макар пятился, не зная, что отвечать. Вдруг Даша заплакала.

— Вот это космонавт… — опешил Макар.

— Значит, ты обманул меня, — всхлипнула Даша.

— Я?! Обманул?

— Да, — прошептала она. — Вчера…

Макар залился жаркой краской. В душе его шла отчаянная борьба. Он действительно собирался тайком лететь один на космическом корабле, как только разберется в его устройстве. И уже оттуда, из космоса, радировать на землю: «Чувствую себя удовлетворительно, готов выполнить любое задание!» Он не сомневался, что задание тотчас последует какое-нибудь очень трудное, невыполнимое для других, но не для Макара.

И по всей земле радио то и дело будет передавать: «В космосе советский космический корабль супер-экстра класса, пилотируемый пионером Макаром Синицыным!»

Вот будет переполоху в школе! Все станут думать и гадать: как попал Макар в космос? А он передаст оттуда привет своей средней школе номер пять и учительнице Нине Борисовне.

Потом будут рассказывать по радио его биографию. Что же, интересно, сообщат в биографии? Родился… пошел в школу… А что еще? Найдут, наверное, что. Портреты его в газетах, по телевидению… Лишь бы о двойках ничего не говорили. Нет, пусть скажут так: «Космонавт Макар Синицын ранее систематически… нет, лучше „иногда“ получал двойки, не успевал, но потом начал упорно заниматься и больше двоек не получал, только одни пятерки…» Правда, упорно он не занимался, но кто знает об этом? Про космонавтов тоже небось всю правду не говорят. Ведь не может быть, чтобы все они на пятерки учились.

И вдруг Даша разгадала его планы! Ему хотелось, чтобы она оставалась на земле и оттуда с восхищением следила за его подвигами. А она сама хочет лететь в космос!

«Ну и девчонки пошли!» — тяжело вздохнул Макар.

Даша почувствовала его колебания.

— Говори где?

— Что где?

— Космический корабль, — тихо и твердо сказала она.

И Макар с трудом выдавил:

— Тут недалеко… в сарае.

— Идем!

И Даша решительно пошла вперед. Если бы Макар оказался впереди, то увидел бы, что она победоносно улыбалась. «Только добраться до корабля, а там Синицын без меня не улетит!»

А если бы Даша обернулась, она заметила бы, как из-за угла дома выступила темная фигура и затрусила за ними.

Замок сарая был ржавый и с трудом открывался. Впрочем, Макар нарочно долго возился, «тянул резину». Он все еще был в нерешительности: может, сказать, что пошутил и в сарае ничего нет?

— Что ты там копаешься? — не вытерпела Даша.

— Погоди, заедает, — прохрипел в замок Макар.

Сзади заскрипел снег. Они порывисто обернулись — это был Шурубура.

— Ты чего здесь? — накинулся на него Макар.

— А тебе чего? — ощетинился Гоша.

— Ну, погоди! Я с тобой еще поговорю. А сейчас иди, нечего здесь делать.

— Захочу — буду стоять. Если мне здесь нравится!

— Оставь его, — нетерпеливо махнула рукой Даша. Но Макар боялся открывать дверь, пока Шурубура не уйдет. А тот поглубже нахлобучил шапку и стоял, шмыгая красным носом. Он и не думал уходить. Упорный!

Так стояли они все, как вдруг ветхий сарай вздрогнул и какой-то свет заструился из щели. Макар рванул дверь и отскочил: в ноги стремительно ударилось что-то темное и зигзагами помчалось прочь.

— Обормот!

Гоша швырнул вслед коту снежком. Потом повернулся.

— Ракета… — ахнул он. Все оцепенели.

Посреди запыленного сарая стоял отлитый из серебристого белого металла космический корабль. И хоть он был не больше игрушечного Пашкиного сооружения, все в нем казалось настоящим. По бортам тянулись ряды маленьких иллюминаторов, из них и струился теплый свет.

Но вот что поразило больше всего: в полураспахнутой дверце космического корабля стоял человек. Он был совсем маленький. Медленно спускался он по ажурным сходням и, когда ступил на землю, оказался не больше Гоши.

«Это же мальчик!» — мысленно ахнул Макар.

Странный мальчик был одет в ослепительно белый эластичный скафандр. Над прозрачным шлемом дрожали тоненькие золотистые усики антенн.

— Здравствуйте! — поклонился он ребятам. — Здравствуй, добрый мальчик Макар!

— Откуда ты… вы меня знаете? — удивился Макар.

Он хотел было назвать мальчишку на «ты», но в поведении, движениях незнакомца было столько достоинства, что Синицын поневоле проникся к нему уважением.

— А ты меня разве не узнал? Я тот самый белый мышонок, которого ты спас от смерти.

— Мышонок Тик-Так! — вскрикнул Макар.

— Да, ты меня правильно назвал. Но я на самом деле астронавт Тик-Так — Время Идет — с планеты Свет Разума. Я совершал облет всех планет и, когда приблизился к Земле, повстречал корабль страшного космического злодея Крека с черной звезды Мертвая Хватка. Он наблюдал за планетой, стараясь высмотреть самое уязвимое местечко, чтобы потом нагрянуть с целой разбойничьей флотилией и напасть на жителей. Как всегда, он был со своим верным помощником, кровожадным Вяком. Заметив меня, они поняли, что их коварные замыслы раскрыты и я постараюсь предупредить своих соотечественников, которые пресекают все злодейские козни. Разбойники погнались за мной. Мне пришлось сесть на Землю и скрыться в холодильнике: Крек и Вяк больше всего боятся холода, потому что живут на раскаленной планете. Они выследили меня и установили наблюдение. Но мое могущество оставалось при мне, — тут он дотронулся до маленькой овальной коробочки на груди, — и я выполнял все твои желания. Когда же я увидел, что ты собрался лететь в космос, я пришел спасти тебя, хотя и рискую своей жизнью…

— Меня? — удивился Макар.

— Ты не знаешь коварных разбойников космоса, они могут принимать любой облик… Не зря их называют еще Перевертышами…

Он не договорил. Раздался хорошо знакомый скрипучий торжествующий голос:

— Вы что тут делаете? Пожар ладите?

И на пороге сарая появилась Агафья Сидоровна. Она уперлась руками в бока и стала сверлить всех злыми глазками.

— Никто пожар не ладит… — забормотал было Макар, пытаясь заслонить собой маленького астронавта. Но дальнейшие события развернулись стремительно.

У ног Кобры появился кот Обормот, и, что особенно удивило Макара, он терся о ее валенки и умильно заглядывал ей в лицо.

— Ко мне, Обормот! — крикнул Макар. — Постыдись!

Но кот не обращал на него никакого внимания.

Астронавт Тик-Так бросился к кораблю. Но Агафья Сидоровна проявила неожиданное проворство, совершила громадный скачок и очутилась у сходней.

— Берегитесь, это Крек! — сдавленно крикнул Тик-Так.

Гоша и Макар двинулись было вперед, чтобы остановить Кобру, а Даша закричала:

— Что вы безобразничаете, я сейчас милицию позову!

— Милицию? Ха-ха-ха! — басом вдруг проговорила Агафья Сидоровна и обернулась. Ужас охватил ребят.

Перед ними стоял высокий страшный человек, весь в черном, в руках он держал два длинных пистолета с раструбами.

— Хотели меня перехитрить, да? — рявкнул он, устремляя круглые сверкающие глазки на астронавта. — Но нет, меня, знаменитого космического злодея Крека с черной звезды Мертвая Хватка, еще ни на одной планете не смогли одурачить. Я долго ждал, но теперь пришел мой час. Ты, Тик-Так, отныне останешься здесь, на этой холодной Земле. Для тебя время остановилось. Наконец-то я захватил твой корабль. Он у меня в руках, ха-ха!

Пират поднял пистолет, и яркий фиолетовый луч вырвался из его широкого дула. Тик-Так, вскрикнув, схватился за прозрачный шлем, пытаясь защитить глаза.

— Я ослеп!

— Сюда, Вяк! — заревел Крек. Тотчас между ног Макара прошмыгнул Обормот, и едва он поставил переднюю лапу на ступеньку сходен, как превратился в приземистого, с большими щетинистыми усами человечка в черно-желтом скафандре.

— Стой! — засвистел Гоша и запустил ему в спину снежком. Крек остановился на пороге корабля и заговорил знакомым скрипучим голосом:

— Мальчик, ты как ведешь себя со старшими? Вот сейчас к родителям отведу, пусть тебе уши оборвут…

Если бы Макар закрыл в этот момент глаза, он мог бы поклясться, что это говорила Агафья Сидоровна. И Гоша сразу сник, спрятался по привычке за спину Макара. Но Крек снова гаркнул басом:

— Заводи моторы!

Он вскочил в корабль и захлопнул за собой дверцу. Корабль вздрогнул, что-то внутри чуть слышно зарокотало, и у кормовых дюз закурился сизый дымок.

— Бежим отсюда! — крикнул Тик-Так.

Но было поздно.

Загудело, засвистело, ударили в землю струи жаркого пламени, и ребят вместе с Тик-Таком вышвырнуло из сарая в распахнутую дверь.

Макар успел еще увидеть, как острый нос корабля прорвал толевую крышу сарая и секунду торчал так, словно принюхивался к морозному свежему воздуху. Потом что-то вспыхнуло, корабль рванулся и исчез.

Тик-Так сидел на снегу, обхватив голову руками, и тихонько стонал.

— Что с тобой, мальчик? — присела рядом с ним Даша. — Тебе больно?

Тик-Так покачал головой.

— Нет. Это совсем не больно. Но я никогда больше не буду видеть, если не вернусь на свою планету. Там меня сразу бы вылечили… А на планету я не вернусь, потому что не вижу, — как поведу корабль? И все же мне страшно не от того, что я ослеп. Крек захватил наш корабль с опознавательными знаками планеты Свет Разума. Поэтому злодеи могут спокойно миновать заградительные поля и сесть на нашу планету. Если их не остановить, они принесут много зла мирным жителям планеты.

— А что они могут сделать?

— Они всех ослепят. А там, где все слепые, злодеям легко захватить власть в свои руки. И тогда разбойники поработят всех.

— Почему же они здесь, на Земле, никого не ослепили?

— На вас его коварное оружие не действует.

— Эх, если бы у нас был корабль!

Тик-Так поднял голову.

— Я могу построить не один корабль! — воскликнул он и снова дотронулся до овальной коробочки на груди. — То есть материализовать. Энергии хватит. Но кто полетит? Я ведь ослеп.

— Я! — подскочил Шурубура.

— Я! Я! — встрепенулись Макар и Даша.

— Правда? — маленький астронавт поднялся. — Тогда за дело. Время идет. Главное — у вас есть желание.

— Есть! — ударил себя в грудь Шурубура. — У меня есть много этого желания.

— Я научу вас управлять кораблем. Расскажу, по каким звездам ориентироваться.

— Ой, как интересно! — загорелась Даша. — Но… как же дома? Нас будут искать…

— Поищут и перестанут, — беззаботно сплюнул Шурубура. — Скажут: гуляет где-то.

— А если полет продлится долго?

— Вечно девчонки все портят, — досадливо махнул Макар. — Не хочешь, не лети.

— Не беспокойтесь, — Тик-Так поднял руку. — Я создам ваших двойников. Они будут жить вместо вас, и никто не узнает, что вы отсутствовали.

— Двойники! Вот это здорово! — ахнул Макар.

— Моя мама все равно узнает, что это не я, — пропыхтел Гоша. — Она говорит, что насквозь меня видит.

— Посмотреть бы на своего двойника! — глаза у Даши заблестели.

Тик-Так опустил голову:

— Вам нельзя их видеть.

— Ну, Тик-Так, ну, миленький, покажи хоть одного двойничка! упрашивала Даша. — Хоть краешком глаза… а?

Но он все еще колебался.

— Ну, чего привязалась? — толкнул ее Макар локтем. — Говорят тебе русским языком…

Астронавт поднял голову. Золотистые усики на его шлеме задрожали.

— Одного. Хорошо, я покажу вам только одного двойника, и вы сами увидите, что из этого получится.

Он повернулся и ухватил Гошу за руку. Быстро провел пальцами по его лицу, одежде, ощупал шапку. Гоша стоял неподвижно, только таращил на него глаза. Вдруг в руке Тик-Така появился узкий красный браслет. С тонким звенящим звуком он защелкнулся вокруг запястья Гошиной руки и загорелся малиновым светом. Тотчас таким же малиновым светом вспыхнула овальная коробочка на груди маленького астронавта. Шурубура ошалело рванулся в сторону, и Тик-Так громко крикнул:

— Обернись!

Гоша крутнулся на пятках и столкнулся с каким-то мальчишкой.

— Ты чего подглядываешь? — насупился Гоша. — А ну, мотай отсюда.

— Сам мотай! — точно таким же задиристым голосом отозвался мальчишка. — Ты что, купил это место?

— По шее захотел? — Гоша стал угрожающе подбираться к нему, но вдруг озадаченно остановился. — Эй, а откуда у тебя мое пальто?

— Это мое пальто у тебя! Отдай!

Грянул хохот: Даша и Макар показывали пальцами на взъерошенных мальчишек — они как две капли воды были похожи друг на друга.

— Это же твой двойник! Ну точь-в-точь похож!

— И нос такой же: кнопкой и курносый.

— У самих кнопкой и курносый! — хором огрызнулись оба Гоши. Потом один из них сказал другому:

— Так, значит, ты мой двойник?

— Нет, это ты мой двойник! — возразил другой.

— Нет, ты!

— Ты!

Они схватили друг друга за грудки и пыхтели, стараясь подставить подножку противнику. Но силы их были явно равны. Неожиданно один поскользнулся. Другой бросил его в снег, стал тереть снегом уши, приговаривая злорадно:

— Ты двойник, ты… Признавайся по-хорошему!

«Если это по-хорошему, — оторопело подумал Макар, — то что же он называет по-плохому?»

— Вот видите, — устало сказал Тик-Так, прислушиваясь к пыхтению двойников. — Разнимите их.

Гош растащили. Они сопели и пытались лягнуть друг друга.

— Ну? — сказал астронавт. — Настоящий Гоша пусть остается, а другой идет домой.

— А где же настоящий? — жалобно спросила Даша. — Их не различишь. Оба поцарапанные и с головы до пят в снегу.

— Раздеть их надо, — глубокомысленно сказал Макар. — У настоящего Гоши на животе бородавка. Он мне показывал…

— Я настоящий! Я настоящий! — орали в это время двойники, стараясь перекричать друг друга.

— Дайте мне правые руки, — велел Тик-Так. — Вот этот, с красным браслетом на руке, настоящий.

Но второй Гоша, фальшивый, не захотел идти домой. Он принялся швырять в настоящего снежками и вопил, что, если его не возьмут с собой, он все расскажет маме про настоящего. А настоящий порывался к нему, чтобы «накостылять» по шее.

— Испарись, говорю! А не то…

Тут настоящий Гоша застыл с открытым ртом: второй Гоша стал действительно таять на глазах, испаряться… Он все еще размахивал руками и что-то кричал, но голос его становился тише и тише, очертания все туманнее. Вот уже сквозь него хорошо видны огни на железнодорожной станции, и, наконец, словно облачко пара взвилось над сугробом снега.

— Испарился… — прошептала растерянно Даша. — Жалко его…

— Да, — грустно сказал Тик-Так, — пришлось его нейтрализовать. Иначе он действительно мог рассказать обо всем, что здесь видел, взрослым. Ему никто не поверил бы, он доказывал бы, его положили бы в больницу, и, вернись в это время настоящий Гоша, могло возникнуть тяжелое недоразумение.

— Вот видишь! — стал напирать на Гошу Макар. — А требовал: давай двойника…

— Все требовали, не только я один, — огрызнулся тот. — Чего сваливать на маленького.

— Маленький, да удаленький, — фыркнула Даша, вспомнив, как он воевал со своим двойником. Она обратилась к Тик-Таку:

— А почему они такие непримиримые, эти двойники?

— Долго объяснять, — вздохнул он. — Чем больше сходства у людей, тем сильнее у них отталкивание… Но сейчас не время для объяснений. Мы должны лететь за Креком и догнать его.

— Правильно! — подхватил Макар.

— А двойников не надо, — решила Даша. — Не хочу, чтобы другая девчонка, пусть и похожая на меня, обманывала мою маму. И чтобы мама верила ей.

— Ладно, — сказал астронавт, — лучше я сделаю так, чтобы родные не беспокоились во время вашего отсутствия.

И добавил загадочно:

— Или чтобы отсутствия вообще не было…

Он положил пальцы на овальную коробочку на груди и застыл неподвижно. Ребята притихли.

Силуэт маленького астронавта становился словно бы темнее, а на груди все ярче и ярче, как огонек, разгоралась прозрачная коробочка. От нее шли теплые волны, они словно пронизывали все тело насквозь и становились все горячее. Пальцы Тик-Така попеременно нажимали крохотные разноцветные кнопочки.

— Взгляните, взгляните! — вдруг крикнул он. — Дымится ли смерч над тем местом, где стоял корабль?

Макар и Даша со всех ног кинулись к сараю. Осторожно заглянули в распахнутую дверь. Там было темно, электрическая лампочка почему-то не горела, но в углу, где стоял раньше космический корабль, воздух слабо светился, что-то гудело.

— Там, наверное, смерч! — воскликнул Макар.

— А теперь взгляните! — звенящим голосом продолжал Тик-Так. Видны ли вспышки?

— Нет, вспышек не видно.

Астронавт что-то сделал с коробочкой, и вот заполыхали отсветы у входа в сарай.

— Есть!

— Глаза режет! — Даша заслонила лицо ладошкой.

Теперь они топтались у входа в сарай, вытягивая шеи и заглядывая внутрь. Вдруг, как молния, блеснул и молочно засветился белый конус.

— Ровно ли горит? — спросил астронавт.

— Как плафон! — подпрыгнула Даша. Раздался приглушенный взрыв.

— Ну что? — дрожащим голосом спросил Тик-Так.

Макар облизал пересохшие губы:

— Готово…

— Новый корабль! Новый корабль! — вопил, прыгая на одном месте, Гоша. Совсем рядом послышался сиплый голос деда Корнея, сторожа промтоварной базы, что находилась в соседнем переулке.

— Вот они где, шкодники! Я ить говорю, они здесь порох жгут, самопалами балуются. Сюда, товарищ мастер, сюда! Щас их накроем… Окружай!

— Скорее в корабль! — скомандовал астронавт. — Иначе задержат.

На пороге сарая появился громадный тулуп, из которого выглядывала маленькая красноносая головка сторожа в собачьей шапке. Ребята его побаивались, потому что дед Корней неутомимо преследовал их — еще с тех пор, когда Колька Шрамко из третьего «В» нечаянно разбил камнем окошко его сторожки. Правда, нынче Колька уже служил во флоте где-то на Севере, но деда Корнея это не охлаждало.

За плечом сторожа показалось насупленное грозное лицо дворника Девятисильного, который называл себя «мастером чистоты улиц».

— Стой! — крикнул он. — Это что? Игрушки какие? Слазь!

Ребята заторопились. Даша подталкивала Тик-Така, который двигался неуверенно, растопырив руки. Вот он споткнулся, Макар подхватил его под руку и втащил в корабль, следом ввалился Гоша.

— Это что же такое, товарищ мастер чистоты? — растерянно повторял дед Корней, бестолково топчась на месте и не давая протиснуться дворнику в дверь. — Никак ракета? Никак шпионская? Никак империалистическая?

Дворник наконец отпихнул его, протиснулся в дверь и сразу же настороженно пригнулся, крепко сжимая метлу. Он был спортсмен, учился в институте и много знал.

— Оптическая научная иллюзия, — бросил он отрывисто и покосился на сторожа. — Прошу сохранять олимпийское спокойствие.

Слова эти что-то прояснили в спутавшемся сознании деда Корнея и подбодрили его. Он храбро ринулся вперед и опять загородил дорогу дворнику.

— Погодите, пострелы! Я покажу вам, как жечь разные… люзии!

— Не трогай, шарахнет! — предостерег Девятисильный. — Видишь, светится? Возможно напряжение.

Но Макар перед самым багровым носом деда Корнея успел захлопнуть люк корабля. Послышались глухие удары.

— Откройте люзию! — шумел сторож.

— Всем сесть в кресла, — скомандовал Тик-Так. — Включаю двигатели.

Внизу что-то загудело, корабль задрожал. Мелькнули в иллюминаторах крыша сарая, потом огни города, какие-то светящиеся пятна и полосы…

Земля, родная Земля уходила вниз, за корму космического корабля, уносившего Макара и его друзей навстречу неведомым приключениям. И неведомым планетам.

«А вдруг назад мы уже не вернемся? — пронеслось в голове Макара. — Наша Земля… мама… школа…»

Он хотел вскочить, но невероятная сила прижала его к креслу, вдавила в сиденье. Перед глазами замельтешили красные мухи.

В иллюминаторы хлынул яркий свет, и наступила оглушительная тишина.

Таинственная дверь

— Ой! — послышался голос Даши. — Я, кажется, стала легкой, как пушинка.

Она чуть оттолкнулась и медленно поднялась в воздух. Тотчас мимо нее пролетело что-то и с тупым стуком ударилось в потолок. Это Гоша не рассчитал своих сил и вскочил слишком резко.

— Ох, — закряхтел он, потирая макушку. — Шишку набил…

Макар тоже поторопился и стремительно взмыл к потолку. Он успел вытянуть перед собой руки, оттолкнулся от потолка, и его отбросило вниз — к полу. Впрочем, теперь уже было трудно разобрать, где низ, где верх. Маленькая полукруглая каюта корабля, куда ввел их Тик-Так перед самым отлетом, вдруг стала тесной и неудобной. Если повернешься неловко — тотчас на тебя летит твердый угол пульта или спинка кресла.

В иллюминаторы с одной стороны ярко светило солнце, с другой заглядывала черная ночь. Макар и Даша долго-долго смотрели на большие немигающие звезды, пока у Даши не закружилась голова.

— Я, кажется, падаю! — крикнула она, оттолкнувшись от иллюминатора. Но вместо того, чтобы упасть, она улетела к потолку. Это вызвало смех. За ней тотчас устремился Гоша и схватил ее за ботинок.

— Не упадешь, я тебя держу!

При этом он зацепил ногой пальто Макара, и оно, как живое, догнало их обоих и накрыло с головой.

Ребята веселились вовсю. Но тут раздался тревожный голос Тик-Така:

— Пропал мой энергопульт! Он висел на моей груди. Ищите его, друзья!

Принялись искать. Но белой матовой коробочки с маленькими разноцветными кнопками нигде не было.

— Плохо дело, — приуныл Тик-Так. — Мы погибнем с голоду, если не найдем ее. Она дала бы нам все, что пожелаешь.

— Скатерть-самобранка? — догадался Гоша.

— Не только… С ее помощью можно получить любую вещь.

— Наверное, когда лезли в корабль, второпях обронили, — догадался Макар. — И дворник ее нашел. Теперь, небось, пирует…

Тик-Так покачал головой:

— Она служит только тому, кому дана по доброй воле. И к тому же нужно знать, как с ней обращаться.

Несколько минут он сидел задумавшись.

— Постойте! — лицо его просветлело. — В корабле должны быть запасы. Ведь он создавался полностью укомплектованным. Ну-ка, посмотрите в каютах.

Ребята принялись путешествовать по кораблю. Странное это было путешествие: вместо того, чтобы идти по коридору, приходилось плыть в воздухе, хватаясь за специальные скобы в стенах. Действительно, вскоре они нашли большую каюту, доверху наполненную консервными банками, бутылками, пачками печенья и галет, полиэтиленовыми пакетиками с едой. Сразу же начали пробовать.

Больше всего им понравились тюбики с прозрачной ароматной пастой оранжевого цвета — это была особая пища астронавтов. От нее сразу прибавлялось сил, хотелось что-то делать, хотя делать было абсолютно нечего. На тюбиках были нарисованы оранжевые шары, похожие на апельсины.

Тик-Так объяснил, что на планете Свет Разума растут такие очень вкусные плоды, из них и приготовляют эту пасту. Ее называют «звездный нектар».

В другой каюте они нашли пять запасных белых скафандров, точно таких же, какой был на Тик-Таке. Он сказал, что скафандры могут пригодиться, если путешественники будут совершать посадку на другую планету. Или потребуется выйти в открытый космос.

— Давайте сейчас в космос выйдем! — загорелся Гоша. — А? В открытый!

— Что ты там потерял? — холодно осведомилась Даша. Но Макара тоже захватила эта мысль. Он затоптался около скафандра, примеряясь, как его надеть.

Даша в отчаянии всплеснула руками:

— Погодите! Ведь вас унесет, и я останусь одна!

Но Тик-Так успокоил ее:

— Они не умеют открывать переходные шлюзы. А я им пока что не покажу. Вот когда потребуется…

В самом низу корабля они обнаружили просторное помещение, где стояла длинная диковинная машина. У нее было сорок металлических суставчатых ножек и выпуклые, словно у кузнечика, глаза-иллюминаторы.

— Вездеход-везделет, — Тик-Так с гордостью положил руку на его зеленую обшивку и гладил так, словно это было живое существо. — ВВ-1.

— Мы будем звать его «Вовой»! — воскликнула Даша.

— Хорошо. Ты согласен, чтобы тебя звали Вовой? — спросил астронавт у вездехода. Тот неожиданно зашевелил суставчатыми лапками.

— Ну-ка, покажи им свои крылья.

Над крышей «Вовы» с треском расправились широкие и прозрачные, как у стрекозы, крылья.

— Он живой? — шепотом спросил Макар.

— Нет. Но сделан так, что понимает приказания и даже мысли.

Пытавшийся незаметно отвинтить одну из ножек вездехода Гоша испуганно отскочил. Раздался хохот.

… А корабль все летел мимо больших и малых звезд, мимо комет, туманностей, астероидов. Иногда попадал в метеоритные потоки, и тогда словно град стучал по обшивке: это разбивались летящие в космосе камешки. Правда, они были не больше песчинки, но от их ударов вздрагивала обшивка — с такой огромной скоростью летели. Если бы они столкнулись с камешком побольше, тот мог бы пробить корабль насквозь. Но Тик-Так объяснил, что более крупные метеориты, астероиды приборы корабля обнаруживают задолго до столкновения и автоматически отворачивают его в сторону.

Ребята быстро научились жить в невесомости. Они, слегка отталкиваясь, свободно достигали того предмета, к которому стремились, часами лежали в воздухе или держались около иллюминаторов, рассматривая дивные картины звездных миров, которые проносились мимо.

Только одна — черная — дверь в самом носу корабля была постоянно закрыта и вызывала неизменное любопытство ребят. Но Тик-Так упорно не говорил, что там.

А однажды сам открыл ее и пригласил ребят. Они увидели просторную белую каюту. Вместо одной из стен стоял громадный выпуклый зеленоватый экран.

— Телевизор! — ахнул Гоша. — Под замком держал! А мы помирали со скуки…

Но это был не телевизор. Тик-Так щелкнул переключателями — и на экране появились светящиеся точки. Тотчас в каюту вползла темнота.

— Чтобы лучше видеть вам, — пояснил маленький астронавт. — Вот звездная карта неба. В центре ее — красный огонек, это наш корабль. А теперь всмотритесь внимательнее, и вы увидите среди многочисленных звезд одну, ярко-зеленую. Это наша планета Свет Разума. Ищите ее!

Ребята прильнули к экрану, то взлетая под самый потолок, то опускаясь к полу. Но зеленой звезды не находили.

— Не мешайте друг другу, — Тик-Так прислушивался к их шумной возне. — Разделите экран на участки и исследуйте их.

И вот в самом верху Даша нашла крохотный зеленый огонек.

— Проверим, — астронавт снова взялся за переключатели. — Сейчас этот огонек должен мигнуть.

— Мигнул! — крикнули разом ребята.

— Тогда все в порядке. Возьмите эту рулетку, — он подал длинную серебристую ленту с делениями, висевшую рядом с экраном, — и измерьте расстояние от нашего корабля до планеты. Сколько?

— Четыреста шестьдесят пять сантиметров, — пыхтя, прочитал Макар.

— Не сантиметров, а целапов, — поправил Тик-Так. — Каждое деление на этой рулетке равно одному целапу. Один целап — это десять миллионов километров.

— Вот это да! — Гоша задумался. — До вашей планеты, наверное, дальше, чем до Луны?

Тик-Так улыбнулся.

— А теперь посмотрите внизу, вот здесь, на круглом циферблате, с какой скоростью мы летим.

Конечно же, первым у циферблата оказался Гоша.

— Пять! — во все горло крикнул он. — Стрелка стоит на цифре пять.

— Значит, пять целапов в час. Теперь нужно решить задачу: если мы летим со скоростью пять целапов в час, то за сколько времени мы пролетим расстояние в четыреста шестьдесят пять целапов? Кто решит?

Гоша потихоньку отплыл по воздуху в дальний угол каюты.

— Синицын лучше всех решает задачки! — Даша с гордостью посмотрела на Макара.

А у того сразу заныло под ложечкой. Ведь Даша не знала, что именно с помощью Тик-Така и его волшебной коробочки Макар так блестяще решал задачи. Теперь коробочка исчезла, и Тик-Так не сможет помочь ему. Сам он ослеп и ожидает решения от Макара!

Он хотел было сказать об этом, но, встретив сияющий взгляд Даши, промолчал.

— У кого есть ручка и бумага? — забормотал он, хлопая себя по карманам. Тик-Так протянул ему тонкий блестящий стерженек, который писал лучиком, а у кого-то нашелся клочок бумаги. Долго мусолил Макар этот клочок.

— В уме считай! — не вытерпела Даша. — Ты ведь раньше в уме считал…

— Четыреста шестьдесят пять разделить на пять, — он усиленно морщил лоб. — Разделить на пять… Пятью пять — двадцать пять. Тьфу, зачем мне двадцать пять!

Наконец число как будто разделилось, но верно ли? Эх, был бы задачник, недолго заглянуть и в ответ…

— Что так долго? — недоумевала Даша. — Раньше ты мигом…

— Раньше, раньше! — отмахнулся Макар. — Не мешай. Тут на миллионы счет идет.

Она притихла. Макар, тяжело вздохнув, прочитал:

— Получилось сто девяносто три.

— Сто девяносто три часа! — воскликнул маленький астронавт. Столько нам осталось лететь еще до нашей планеты. Это… больше недели.

— Как долго! — вздохнула Даша. — А что делать это время?

— Лучше всего лечь спать, — сказал Тик-Так. — Астронавты всегда так делают в дальнем полете…

— Целую неделю спать? — ужаснулся Гоша.

— Я дам вам таблетки спокойного сна. Пойдемте.

Он наощупь показал ребятам, как превратить кресла в кровати, где находятся в спинках этих кроватей пижамы, которые были сшиты из удивительного материала — как только пижаму надевали, она сжималась на теле точно по размеру. Ее шелковистое прохладное прикосновение успокаивало.

Потом Тик-Так достал громадный будильник с множеством делений наверное, их было не меньше тысячи. Будильник заводился со страшным скрежетом, как трактор.

— Ну-ка, поставьте кто-нибудь стрелку звонка на деление сто девяносто три.

Он дал им по маленькой сладкой таблетке и пожелал спокойной ночи.

Уже засыпая, Макар подумал: «А правильно ли я решил задачу? Сто девяносто три… Надо было разделить еще раз. Нина Борисовна всегда говорила: семь раз отмерь… Ну ничего, все равно двойку за это не поставят. Прилетим, а потом разберемся…»