Самый жадный. Эдуард Шим

Я сыпал хлебные крошки воробьям, а потом кинул сразу целую горбушку.

Что тут началось!

Сбились воробьи стайкой, наскакивают на горбушку, норовят побольше ущипнуть.

Тянут её из стороны в сторону. Как живая, прыгает горбушка по песку.

Вдруг сверху ещё воробей слетел. Растрёпанный такой, чумазый. Словно из печной трубы вывалился.

Чирикнул — и в драку. Первого товарища крылом отшиб, второго — клювом тюкнул, третьего — грудью отпихнул.

«Дайте мне! Одному!»

Всех растолкал, нос в горбушке завязил, рвёт, торопится. А стайка опять вокруг сгрудилась.

Вот-вот наскочат!

Взъерошился воробей, ущемил горбушку покрепче и взлетел. Горбушка-то больше его самого. Увесистая. Голову ему оттянула. А он надсаживается, тащит. Не смотрит — куда, лишь бы ото всех подальше.

Летит — вверх, вверх, вверх, — из последних сил крылышками трепещет, а горбушка словно всё тяжелей делается, и вот уже нету мочи, и тогда — вниз, вниз, вниз понесло воробья, а на дороге впереди лужа, и вот — плюх! — в неё воробей…

Еле, бедняга, выбрался.