«Эи вы, кони!»
— Вот какой сегодня нарядный денёк начинается, — сказала мать, — прямо с улицы не хочется уходить!
Она принесла из-под навеса дровец, подкинула в печку, чтобы жарче горело. Слышно было, как затрещала сухая берёста. А потом зашумел самовар — мать развела его горячими углями.
Лёня открыл глаза. В избе розовые от солнца окна светились морозным узором.
— В самый раз сегодня к бабушке сходить, — продолжала мать. — Как думаешь, Алексей?
— А что думать? — сказал Лёня. — Встану на лыжи — и айда!
Лёня откинул одеяло. Но тут у него в ногах зашевелился Кот. Он недавно пришёл с улицы, только успел отогреть лапы, и вот — пожалуйста! — вставать надо.
— И зачем это в такой мороз вставать? — недовольно заворчал Кот. — В постели тепло, мягко. Был бы человеком, спал бы с утра до ночи.
— Вот если бы я был Котом, — сказал Лёня, — так я и спал бы с утра до ночи и с ночи до утра, как ты. А я человек, у меня дела есть!
К завтраку пришли отец и Феня.
— Морозец будь здоров, — сказал отец, — так за руки и хватает, без рукавиц не поработаешь.
— А зато красиво, как на картинке, — сказала Феня, — и ещё во сне так разукрашено бывает!
Лёня мешкать не стал. Позавтракал, оделся и пошёл под навес за лыжами. Денёк и в самом деле был разукрашенный. Снег на улице лежал весь розовый, дорога по снегу совсем синяя, крыши с одной стороны розовые, с другой, где тень, — голубые. И дымки над крышами голубые с розовым. И всё сверкает кругом, всё искрится!
Лёня встал на лыжи, взял палки.
— Эй вы, кони мои, кони, — крикнул он, — застоялись за ночь!
Мать вышла на крыльцо.
— Так не забудь, Алексей, что я наказывала: спроси у бабушки, как её здоровье, не надо ли ей чего. Может, дровишек подвезти. Да скажи, что приедем за ней к празднику, хотим, чтобы Новый год она с нами вместе встречала. Не забудешь?
— Не забуду, — ответил Лёня.
И выкатил на своих «конях» на улицу. Дружок сейчас же выскочил за ним следом.
— А ты куда собрался? — сказал Лёня. — Я в другой колхоз еду, далеко.
— Ну и что же? — ответил Дружок. — И я с тобой.
Пятки отморозишь и заскулишь!
— Не заскулю. Я всё время бегом бежать буду!
— Ты чья собака? — сурово сказал Лёня. — Моя или не моя?
— Твоя… — жалобно тявкнул Дружок.
— Так вот, если ты моя собака, то должен меня слушаться. Назад, в конуру!
Дружок понурил голову, опустил хвост и вернулся во двор. Лёне было очень жалко Дружка. Но как его взять? Ведь до того колхоза, где живёт бабушка, целых пять километров. Отморозит лапы — куда его тогда? На руках ведь не потащишь!
Не успел Лёня выехать на дорогу, как его окликнула Аринка.
— Лёня, и я с тобой!
— Вот, углядела всё-таки, — проворчал Лёня. — Я к бабушке Марфе. Куда тебе со мной, я ведь на лыжах!
— И я на лыжах.
— А как устанешь? Возись тогда с тобой. Небось и лыжи-то несмазанные!
Но Аринка будто не слышала Лёню. Она закрепила на ногах лыжи, схватила палки, выбежала со двора и встала на Лёнину лыжню:
— Поехали!
Лёня взмахнул палками:
— Эй вы, кони мои, кони! Кони резвые мои!..
И помчался по голубой, наезженной до блеска дороге.
Аринке некогда было кричать: «Эй вы, кони!» Она только об одном и думала, как бы ей не отстать от Лёни. Отстанешь — придётся вернуться домой. А это совсем неинтересно. Аринка очень любила Лёнину бабушку Марфу и очень любила ходить к ней в гости. Бабушка Марфа всегда приветит, чем-нибудь угостит да ещё и сказку расскажет.
— Вот дурачьё! — сказал, глядя им вслед с крыльца, Аринкин брат Корней-Всех-Умней. — И охота в такую даль бежать! Подумаешь, бабушку им навестить надо. Я бы ни за что не пошёл, дураков нету!
Бабушка Марфа
Пять километров не близкий путь. Тут и пригорки, и овражки, и мосты через реку, и шоссе, которые надо пересекать. А на шоссе гляди в оба: машины летят и в одну, и в другую сторону.
Но Лёня и Аринка не в первый раз отправляются к бабушке Марфе. Дорога им хорошо известна, а через шоссе они переходят, когда машин совсем не видно ни справа, ни слева. Так Лёня и обещал матери: если не видно ни одной машины, тогда и переходить через шоссе.
А после шоссе началась тихая ровная дорога по большом лугу. И хорошо, что тихая да ровная, потому что Аринка устала и у Лёниных «коней» притупился шаг.
— Замёрзла? — опросил Лёня и оглянулся на Аринку.
— Нет, — ответила Аринка. — А ты?
— И я нет. А ты нос не отморозила?
— Кажется, нет.
— Ты его варежкой потри.
— Я тёрла.
— Ещё потри.
— Ладно.
Пробежали через широкий луг. Прошли через серебряную от мороза рощицу.
— Лёнь! — крикнула Аринка. — Ты устал?
— Немножко. А ты?
— И я немножко.
— Ладно. Скоро придём.
Кончилась рощица. Вышли в поле. Вот и бабушкин колхоз видно.
Бабушкин двор стоит на горе, его издалека видно. Вокруг двора толпятся берёзы, закатное солнце их тоже раскрасило. И стоит бабушкин домик будто в розовом саду.
Не успели Лёня и Аринка отворить калитку, а бабушка Марфа уже вышла на крыльцо.
— А я так и знала, что у меня сегодня гости будут, — сказала она.
— А почему ты знала, бабушка? — весело отозвался Лёня. — Мы же тебе телеграмму не посылали!
— У меня сердце такое чуткое, — сказала бабушка, — и без телеграммы знаю. Я сегодня и печку жарко натопила, вас поджидала.
Лёня сбросил с ног лыжи. Помог Аринке снять лыжи. У неё, оказывается, так застыли руки, что и не слушались совсем.
Как хорошо войти с мороза в тёплую избу!
Лёня и Аринка ещё в сенцах обмели веником валенки, чтобы не наследить. Потому что пол у бабушки Марфы был чистый, белый, и через всю избу лежали на полу полосатые дорожки.
И вся изба у бабушки была чистая. Бабушка Марфа не любила обоев. И никакой новой мебели не любила. Стены в избе были бревенчатые, бабушка их каждую весну мыла мочалкой с мылом. Вместо стульев были широкие лавки вдоль стен. Бабушке ничего не хотелось менять в своей старой избе. Может, лучше, когда у стола стулья стоят, но бабушке Марфе больше нравилось так, как было в старину — лавки вокруг всей избы: где хочешь, там и сядешь.
Но телевизор бабушка Марфа всё-таки впустила в свой дом. Она любила смотреть по телевизору всякие дальние страны, узнавала все новости, какие происходят на свете. Слушала хорошую музыку.
И электричество провела. Электричество ей нравилось, потому что по вечерам в избе стало очень светло, можно книгу читать, вязать что-нибудь. И лампу заправлять не надо, от керосиновой лампы руки всегда пахнут керосином, не сразу отмоешь.
А светить керосиновая лампа не очень горазда, при таком свете и двух строчек не прочтёшь, даже если очки наденешь.
— Входите, входите, мои дорогие гости! — сказала бабушка. — Ух, как вас мороз-то разрумянил — снегири, да и только! Не обижал он вас дорогой?
— Кто, бабушка?
— Да этот старый озорник-то?
— Какой озорник, бабушка?
— Ну, дедко Морозко!
Лёня и Аринка переглянулись, засмеялись.
— Немножко обижал, — сказала Аринка, — за нос меня всё хватал!
— А меня за уши! — сказал Лёня. — Только мы ему не поддавались.
— Ещё бы ему поддаваться! Ему только поддайся, он тут же и натворит какой-нибудь беды!
Бабушка разговаривала, а сама в это время собирала на стол. Налила горячих щей в миску, поставила блюдо студня, достала из подпола огурцов. Ну и вкусно же поели ребята, ничего вкуснее сроду не ели!
Старый озорник
Пока поели, пока поговорили, солнышко за окнами погасло. На улице засинело, вышел светлый Месяц на небо, заглянул в избу и бросил на морозные стёкла пригоршню серебряных огоньков. В это время что-то затрещало по стенам, будто палкой стукнули по брёвнам — и в одном углу, и в другом.
— Вон, слышите? — усмехнулась бабушка. — Сердится, по стенам палицей бьёт!
В ответ по стенам опять что-то словно стрельнуло. А мимо окон метнулась длинная белая борода.
Бабушка подошла к окну и крикнула:
— Не озорничай, Старый! Я вот ужо выйду, задам тебе!
Лёня и Аринка засмеялись.
— А как ты ему задашь, бабушка? — сказал Лёня. — Разве ты с ним справишься?
— Да уж как-нибудь справлюсь! — проворчала бабушка.
Лёне после еды стало так тепло, так хорошо, что сразу разморило. Он прислонился к стенке, двигаться не хотелось, так бы и сидел до утра.
Аринка встала из-за стола, помогла бабушке Марфе убрать посуду. Бабушка достала из печки чугунок с горячей водой, Аринка стала мыть миски и ложки. Лёня смотрел на Аринку и на бабушку словно сквозь туман.
— Ложись, Лёня, спать, — сказала бабушка, — вот я тебе на лежанке постелю. А ты, Аринка, лезь на мою кровать. Кровать у меня широкая, тёплая. Ложитесь и спите себе.
— А где же ты ляжешь, бабушка? — спросил Лёня.
— А мне спать некогда, — ответила бабушка, — я пойду со Старым сражаться.
Бабушка надела шубу, повязалась тёплой шалью, взяла рукавицы, достала из ларя мешок с какими-то припасами, перекинула его через плечо…
Тут у Лёни сон сразу пропал. Он вскочил с лавки, схватил свою шубейку, надвинул на голову шапку.
— Бабушка, я с тобой!
— Куда это со мной?
— А со Старым сражаться!
— А я? — закричала Аринка. — Я буду дома сидеть? Ну уж нет!
Не успели оглянуться, как и Аринка собралась.
— Ну что ж, — сказала бабушка Марфа, — вместе веселей. А чтобы не с пустыми руками идти, возьмите в карманы орехов вон из той корзинки, что у печки стоит. Может, понадобятся.
Лёня и Аринка взяли орехов из корзинки, насыпали в карманы.
— А погрызть можно? — шёпотом спросила Аринка у Лёни.
— Если останутся, тогда погрызёшь, — вместо Лёни ответила бабушка.
Аринке стало неловко.
«Я ведь тихонечко сказала, — подумала она, — а бабушка всё-таки услышала…»
— Ну, в добрый час! — сказала бабушка Марфа. — Пошли!
И тут Лёня заметил, что бабушка как-то выпрямилась, стала выше ростом, глаза у неё засверкали, лицо засветилось. Она взяла из уголка свою палку-клюку, с которой всегда ходила, и вышла из избы. Лёня и Аринка поспешили за ней. Лёня пошёл было за лыжами, но бабушка сказала:
— А мы лыжи не возьмём. На что? Пройдём и так.
Ночь на улице стояла светлая, серебряная. Месяц смотрел на них сверху и улыбался во всё своё круглое лицо.
Бабушка Марфа пошла через задворки и через огороды прямо по сугробам.
— Идёт и в снег не проваливается! — удивился Лёня. — А вот я, пожалуй, сейчас с головой нырну!
Лёня всё-таки зашагал вслед за бабушкой по сугробам. И ничего, не провалился. Оглянулся на Аринку — и Аринка идёт себе, легко, как по литому серебру. Лёне стало так хорошо, так весело, что он даже засмеялся тихонько. Он почувствовал, что в эту ночь всё будет необыкновенно, как в хорошем волшебном сне.
Миновали огороды, вышли в поле. На небе сверкали звёзды. На снегу тоже всё искрилось и сверкало. Месяц горстями сыпал на снег мелкие серебряные огоньки. Но только вышли в поле, как вдруг поднялась пурга, снег поднялся облаком, вокруг зашумело.
— Перестань! — крикнула бабушка. — Зря стараешься, нас не испугаешь!
Тут из снега, из метели выглянул Дед-Мороз. Борода у него раскосматилась, из-под белых бровей сверкали синие ледяные глаза.
— Что захочу, то и сделаю! — хрипло крикнул он.
— А вот и не сделаешь, — ответила бабушка Марфа. — Ну-ка, подбирай бороду да уходи подальше!
Дед-Мороз закрутился вихрем, промчался по полю и пропал в лесу. А когда крутился, то разметал снег с озимей. И зелёные ржаные всходы сразу задрожали на морозе.
— Вот что сделал, а? — сказала бабушка Марфа. — Ну не озорной ли старик? Надо поправить, а то хлеб замёрзнет.
И вот Лёня увидел, что бабушка взялась за край снежного одеяла, которым было покрыто поле, потянула его и укрыла нежные зелёные озими.
— Вот так-то и хорошо, — сказала бабушка, — так-то озими тепло будет.
— Бабушка Марфа, а разве снег тёплый? — спросила Аринка. — Ведь он же холодный. А почему же озими будет тепло? Я бы сразу замёрзла!
— Если поле без снега оставить, — ответила бабушка Марфа, — этот Старый только дохнёт на озими, они тут же и почернеют. А под снегом до самой весны останутся зелёненькими… Ишь ты, вот ещё прогалину сделал. Надо и тут закрыть…
Бабушка опять ухватилась за край снежного одеяла. Лёня бросился ей помочь, а сам думает:
«Ухвачусь за снег, он у меня в руках и растает…»
Однако нет. Бабушка тянет, и он тянет. Натянули одеяло, укрыли озими. И Аринка помогала, тянула за краешек, укрыла зелёную бороздку, которая ещё виднелась из-под снега. И ещё ладонью примяла, чтобы снег лежал плотнее.
Потом они с бабушкой Марфой обошли всё поле из конца в конец. Но прогалин больше не было, снег расстилался ровно, пышно, как самое пышное одеяло. А Месяц всё посыпал и посыпал его серебряными огоньками.
Старый не унимается
Бабушка Марфа шла по сугробам легко и быстро. Лёня и Аринка бежали вслед за ней и смеялись. Так весело было им бежать по светлому серебряному полю!
Сначала они всё удивлялись, что ноги у них такие лёгкие, совсем не проваливаются в снег, а скользят по сугробам на невидимых лыжах. Но потом и удивляться этому перестали. Бежали вслед за бабушкой, немножко шалили. То Лёня Аринке ножку подставит — и Аринка лежит в снегу. То Аринка толкнёт Лёню — и Лёня летит под горку. А бабушка Марфа всё идёт да идёт. И прямо к лесу.
У самого леса бабушка спросила:
— Не устали?
— Что ты, бабушка, — откликнулись Лёня и Аринка в один голос, — мы совсем не устали!
Вдруг за ёлками взметнулась длинная белая борода, сверкнули из-под белых бровей ледяные глаза.
— А я ещё штуку придумал! — хриплым голосом крикнул Дед-Мороз. — Посмотрю, как вы догадаетесь! Хе-хе-хе!..
Захохотал, загукал, как филин, защёлкал палицей по ёлкам и скрылся в чаще.
— Я уж знаю, что ты всегда какое-нибудь недоброе дело придумаешь! — крикнула ему вслед бабушка Марфа. — Но я не я буду, если твою штуку не разгадаю!
Бабушка вышла на широкую лесную поляну, остановилась, прислушалась.
— Слышите что-нибудь? — спросила она.
Лёня и Аринка тоже прислушались.
— Я ничего не слышу… — прошептала Аринка.
— А я что-то слышу, — сказал Лёня, — кто-то под снегом… как будто плачет.
— Это куропатки, — сказала бабушка Марфа. — Бедняжки зарылись в снег, чтобы от Мороза отдышаться. А старый злодей взял да их сверху настом задёрнул. Вот они там и задыхаются.
— А что ж делать теперь? — испугалась Аринка.
— Наст разбить — вот что.
Бабушка Марфа взмахнула своей клюкой и принялась разбивать наст. Наст лежал на снегу крепкий, как стекло. Но под бабушкиной палкой осколки так и летели во все стороны. Под настом оказался пушистый мягкий снег. И вдруг в одном месте, в другом, в третьем снег зашевелился, появились мягкие лунки, а из лунок выглянули куропатки.
— Мы чуть не задохнулись… чуть не задохнулись… — заговорили они все сразу тоненькими голосами. — Спасибо тебе, бабушка Марфа! Мы сейчас вылезем.
— И не вылезайте, — сказала бабушка, — тут близко Мороз ходит. Переночуйте в снегу. Утром, как солнышко взойдёт, так и вылезете. А наста больше не будет, я его весь разбила.
— Тогда мы поспим немножко… — сонным голосом отозвались куропатки, — поспим немного…
— Поспите до утра, — сказала бабушка Марфа. — Спите спокойно — я здесь, близко.
Куропатки снова юркнули в свои снежные гнёздышки и заснули.
Аринка схватила бабушку Марфу за рукав:
— Бабушка Марфа, но они же замёрзнут! Снег-то ведь холодный!
— Снег холодный, а Мороз — морозный. В снегу озябнут, а на морозе замёрзнут. А чтобы этим куропаткам завтра от Мороза не пропасть, оставим им немного корму!
Она достала из своего мешка пригоршни две зерна и рассыпала по всей поляне.
А Лёня смотрел на свою бабушку и думал:
— И как это она всё знает? Вот бы мне так!
Что ещё придумал Старый
Лёня заметил, что за большой орешиной опять мерцает белая борода, опять сверкают синие ледяные глаза.
— А я ещё кое-что придумал! Хе-хе!.. — послышался хриплый голос.
И тут за орешником прошумела метель и рассыпалась искрами.
— Что же это он ещё сделал? — задумалась бабушка Марфа. — Уж верно кто-нибудь из-за его придумок горюет… Эй, отзовись, кого Старый обидел?
— Меня! — отозвался сверху негромкий голосок.
И тут все увидели Белку.
Она печально сидела на сосновой ветке и глядела вниз на бабушку Марфу.
Лёня, а за ним и Аринка подбежали к сосне, на которой сидела Белка.
— Может, он ей лапы отморозил? — сказала Аринка.
— Нет, она просто есть хочет, — сказал Лёня. — Видишь, пригорюнилась.
— По-твоему, только и горе, когда есть хочешь. Знаю я тебя.
— Да, уж конечно, это хуже всего, — сказал Лёня, — если есть хочешь, а есть нечего. Попробуй останься без обеда, узнаешь тогда.
— У, подумаешь, сколько раз оставалась. Как начнём играть, я и забуду про обед!
— Про обед забудешь, да потом поужинаешь так, что и за ужин и за обед! А если не пообедать и ужина нет, тогда что?
На это Аринка промолчала. Она подумала, что, пожалуй, и правда это очень плохо.
— Ну, что же он сделал, этот косматый, а? — спросила бабушка Марфа у Белки.
Белка спустилась пониже, уселась прямо над бабушкиной головой.
— Я всю осень запасала еду на зиму, — сказала она. — Сушила грибы, нанизывала их на ветки. Собирала орехи в дупло. А он взял да и обломал все ветки с грибами, а потом засыпал их снегом и сверху приморозил. И так запрятал, что я даже не знаю, где их искать.
— Вот старый лиходей! — сказала бабушка Марфа. — Ну, орехи-то целы?
— Нет, — ответила Белка, он закидал дупло снегом и снег приморозил. Я сама оттуда еле выбралась.
— Белочка! — сказала Аринка. — Ой, а как же ты теперь будешь жить?
— Не знаю, — ответила Белка и опять пригорюнилась.
— А у нас же орехи есть, — закричал Лёня, — полны карманы!
— Вот и выкладывайте их! — сказала бабушка Марфа. — Самое главное сейчас, чтобы еда была. А дупло найдётся.
— Дупло найдётся! Дупло найдётся! — обрадовалась Белка и прыгнула прямо Лёне на плечо. — Были бы орехи!..
— А я-то про них совсем забыла! — спохватилась Аринка. — У меня ведь тоже орехов полон карман.
— Хорошо, что забыла, — сказал Лёня, а то бы всё сгрызла потихоньку.
Лёня выложил орехи на широкий пень.
— Вот они, орешки!
— Вот они, орешки! — повторила Аринка и тоже начала выкладывать свои орехи.
Белка даже хвост распушила от радости.
— Ой, сколько орехов! Ещё больше, чем было!
— Грызи, не ленись, — сказала бабушка Марфа, — и с голодными поделись.
— Поделюсь, бабушка Марфа, — ответила Белка, — обязательно поделюсь. А дупло тут есть недалеко, на старой берёзе.
Белка набила за щеку орехов и за другую щёку набила. И взвилась кверху по густым сосновым веткам.
— Ну, вот и хорошо, — сказала бабушка Марфа, а потом крикнула куда-то в морозную чащу: — Что, Старый? Придумал?
И пошла дальше, в лес. Аринка ухватилась за Лёнин рукав.
— Я боюсь, — прошептала она.
— А чего бояться? — храбро ответил Лёня.
Но сам был очень рад, что Аринка тут, рядом. Потому что ему тоже стало страшно. Лес кругом стоял глухой, молчаливый. Ни звука, ни голоса, только сучья кое-где от мороза потрескивают. Страшно заблудиться в таком лесу. Даже Месяц сюда еле-еле проглядывал одним глазком. И хотя старался он насыпать под ёлки лунного бисера, но на снег попало всего две-три искорки. Глубокие синие тени лежали на снегу.
Нечаянная встреча
Вдруг почти из-под самых бабушкиных ног метнулась и распушилась серебряная дедова борода.
— Чего под ногами путаешься, — сердито спросила бабушка Марфа, — чего ещё устроил? Говори!
Дед-Мороз поднялся над сугробом:
— Просто сел отдохнуть, и всё. И ничего не устроил. А ты идёшь, под ноги не смотришь. Вот на бороду мне наступила.
Дед сделал вид, что очень обиделся, отвернулся, подобрал бороду и ушёл в чащу.
— А ведь лукавит Старый, — сказала бабушка Марфа. — Если не успел какой беды сделать, то всё-таки что-то задумал.
Она пошла следом за Дедом-Морозом. А старик будто того и хотел. И не останавливался, и далеко не уходил.
Лёня и Аринка еле поспевали за бабушкой Марфой.
— Гляди-ка, овраг! — крикнул Лёня. — Да какой глубокий!
Он выбежал вперёд к самому краю оврага, встал на круглую снеговую кочку. И вдруг эта кочка поехала-покатилась вниз по крутому склону. И Лёня покатился. Вокруг него поднялась пурга — и Лёня ничего не видит, и Лёню бабушка с Аринкой не видят.
— Ай! Ай! — сразу начала кричать Аринка. — Лёня в снегу утонул!..
— Так вот что Старый подстроил, — сказала бабушка Марфа с досадой, — и думает, очень хорошо!
— Хе-хе-хе!.. — засмеялся в ответ Дед-Мороз. Слышно было, что он очень радуется: подстроил-таки бабушке Марфе каверзу!
Бабушка Марфа тихонько пошла вниз, в овраг.
Аринка тоже стала спускаться следом. Она изо всех сил держалась за бабушкину шубу, чтобы не поскользнуться, а сама чуть не плакала. Лёни было и не видно и не слышно. Наверно, погиб совсем!..
А Лёня выкарабкался из сугроба, протёр от снега глаза. Где он? Да просто сидит на дне глубокого оврага, на большом снежном бугре. Над ним свесилась огромная старая ёлка… Поглядел наверх, а там далеко-далеко вверху висит Месяц и глядит на него одним глазком. Месяц уже не улыбался, он заглядывал в овраг — что там с Лёней стало?
— Алёшенька, не бойся, — послышался бабушкин голос издалека, — мы к тебе идём!
— Я не боюсь! — крикнул в ответ Лёня. — Я бы и сам вылез, да не знаю куда лезть!
— Не бойся! — услышал он дрожащий Аринкин голосок. — Мы идём к тебе!
— Я не боюсь! — опять крикнул Лёня.
Но тут он услышал чей-то глубокий вздох под самым сугробом, на котором сидел.
— Ой, кто это?.. — прошептал он. Со страху у него пропал голос.
— Ау, Алёшенька! — позвала его бабушка. — Где ты?
«Здесь!» — хотел крикнуть Лёня, но только пошевелил губами, потому что под сугробом кто-то опять вздохнул и даже застонал тихонько. Лёня хотел вскочить, но так испугался, что и шевельнуться не смог.
— Лёня, где ты?! — закричала Аринка уже со слезами. — Лёня, где ты?!
И тут Лёня увидел бабушку. Она раздвинула еловые ветки и глядела на него сверху с горы.
— Ты что же не откликаешься? — сказала она. — Разве не слышишь, как мы тебя зовём?
— Тише, бабушка… — еле вымолвил Лёня. — Прислушайся… стонет кто-то… охает!
Бабушка Марфа стала прислушиваться. Но Аринка увидела Лёню, обрадовалась:
— Вот он, бабушка Марфа! Вот! Живой!..
— Погоди, погоди, — сказала бабушка Марфа. — Ну-ка, давайте все вместе слушать, кто там охает.
Они затихли все трое и стали слушать. И услышали.
— Ох-ох!.. — простонал кто-то. — Дышать нечем, совсем дышать нечем!..
Бабушка всплеснула руками:
— Да ведь это Медведь! Ведь это Мишку в берлоге снегом завалило. Вставай скорей, Алёшенька, давай ему окошко прокопаем!..
Лёня и Аринка принялись руками разгребать снег. А бабушка начала работать своей клюкой, да так ловко, будто не клюка была у неё в руках, а хорошая лопата. Разгребли сугроб, добрались до самой берлоги. Сделали Медведю маленькое окошечко, и оттуда сразу пошёл тёплый пар.
— Ну как, дышишь? — спросила бабушка Марфа.
— Дышу… — послышался из берлоги сонный медвежий голос.
— А чего проснулся?
— Страшный сон приснился… Будто меня поймали… И мешок на голову надели…
— Ну спи, спи, — сказала бабушка Марфа ласково, — никто тебя не поймал, спи спокойно до самой весны. Я ещё приду, тебя проведаю. А то как бы тебе опять страшный сон не приснился.
— Сплю… — ответил Медведь.
И тут же легонько захрапел.
— Пойдёмте, ребята, — сказала бабушка Марфа вполголоса. — Не шумите, пускай спит. Медведя нельзя будить среди зимы. Не то пойдёт по лесу шататься, голодный, а от голода злой. И ему и людям от этого добра не будет.
— Бабушка, а почему он в сугроб залез? — шёпотом спросила Аринка.
— Спать улёгся на зиму, — ответила бабушка Марфа. — Постелил себе листьев, веток помягче, да и спит.
— А что же он там ест?
— Ничего не ест. Нагулял жиру с осени — тем и жив. Да и что ему зимой в лесу есть? Ни ягод, ни мёду, ни сладких кореньев. Пропал бы с голоду. А так он лежит и спит. А кто спит, тот есть не хочет.
Они шли вниз по оврагу, разговаривали тихонько.
— Ну скажи ты, пожалуйста, а? Медведя закопал. — Бабушка Марфа покачала головой. — Ну никак не догадаться, что этот Старый ещё придумает!
В ответ на её слова сейчас же послышалось из кустов:
— Хе-хе-хе!..
— Понимаю, — сказала бабушка Марфа, — уже придумал. Глядите внимательней. Слушайте лучше.
Малыши под орешиной
И вскоре они услышали чьи-то жалобные, еле слышные голоса.
— Плохо… Очень плохо… Умрём…
Лёня бросился к орешнику, под которым кто-то плакал и собирался умереть.
— Остановись! — крикнула бабушка. — Не лезь туда!
Но Лёня уже сунулся под орешину. И сразу попятился. Он чуть не наступил на маленьких, совсем маленьких зайчат, которые сидели на подстилке из старых листьев. Зайчатки прижались друг к другу и тряслись от холода. Их почти занесло снегом.
Лёня хотел взять их в руки, но бабушка опять закричала:
— Не трогай! Отойди назад!
— Да ведь они замёрзнут.
— Отойди, говорю!
Лёня отошёл от зайчат. Но он никак не мог понять, почему бабушка так на него кричит?
— Их, наверно, зайчиха бросила, — сказал Лёня, — они же пропадут теперь!
— Не пропадут, — сказала бабушка, — мать накормила их и ушла.
— А почему ушла? — огорчилась Аринка. — Сидела бы с ними.
— Она знает, почему ушла, — ответила бабушка Марфа, — у неё следы очень пахучие. А ведь покормиться ей надо? Надо! И если она будет всё время к зайчатам бегать, так по её пахучим следам любой зверь зайчат сразу отыщет.
— Один раз покормила — и всё, — сказал Лёня, — а потом что? А потом с голоду умирать, да?
— Не умрут, — успокоила его бабушка Марфа. — У зайчихи молочко жирное, им надолго хватит. А потом побежит мимо другая зайчиха, так и она их накормит. Если твои следы ей не помешают.
— А если помешают? — с тревогой спросила Аринка. — Тогда и никакая зайчиха не придёт?
— Услышит, что человеком пахнет, то и не придёт, — ответила бабушка.
— И тогда — погибнут?
— Могут и погибнуть.
— Видишь, что ты наделал! — набросилась Аринка на Лёню. — А тоже — защитник слабых! Какой же ты защитник? Из-за тебя зайчата погибнут теперь!
— А что я, нарочно, что ли? — рассердился Лёня. — Знал я, что ли?
— Да, не знал! — кричала Аринка. — Ты и Медведя чуть не задушил, уселся ему на голову!
Этого Лёня уже не мог стерпеть. Он сжал кулак и подступил к Аринке:
— Ещё слово скажи!
— Вот и скажу!
— Скажи, что я нарочно!
— И скажу!
— Э-эх!.. — остановила их бабушка Марфа. — Если случилась ошибка, надо думать, как эту ошибку поправить, а не кидаться друг на друга с кулаками.
— Это он — с кулаками… — прохныкала Аринка.
— Он с кулаками, а ты с обидными словами, — сказала бабушка Марфа, — а слова иногда больней кулаков бьют.
Бабушка подошла к зайчатам, стряхнула с них тяжёлые хлопья снега.
— Кто же это снегом-то вас закидал?
— Дед-Мороз! Дед-Мороз! — пропищали зайчата. — И всё дул на нас холодом!.. А мы голодные… Мы умрём!..
— Ну, видали? — с упрёком сказала бабушка. — И не стыдно Старому на таких маленьких напасть? Справился, нечего сказать.
Она сломила мохнатую еловую ветку, заровняла свои и Лёнины следы.
— Не горюйте, — сказала бабушка зайчатам, — скоро к вам прибежит зайчиха, она вас накормит и согреет. Вот и не умрёте.
— А что, если не прибежит? — пропищали зайчата.
— Прибежит, — сказала бабушка, — я пришлю её, не бойтесь! — А потом обернулась к Лёне и Аринке — Стойте здесь, не кричите и не шумите. Ждите, когда я приду.
И пошла куда-то вверх по оврагу. Всё дальше и дальше в лесной тишине бабушкины шаги, всё тише и тише похрустывает снег под её валенками. Вот и совсем затихло. Молчат ёлки, молчат сугробы. Зайчата притихли и тоже молчат.
Аринке стало страшно.
— Лёнь, а Лёнь…
Но Лёня будто не слышал. Аринка помолчала минутку. А потом снова начала:
— Лёнь, а Лёнь… ты боишься?
Лёня опять промолчал, будто не слышал. Где-то хрустнул сучок, какая-то тёмная птица бесшумно пролетела над головой. Аринка схватила Лёню за руку.
— Ой, Лёня!.. Ой, я боюсь!
Но Лёня молча отнял руку и отвернулся. Аринка слишком сильно обидела его. «Нарочно хотел погубить зайчат! Да ещё Медведя придушить хотел!..» Вот как она могла подумать про Лёню!..
— Ой, ой, — захныкала Аринка, — уж тебе и сказать ничего нельзя.
— Говори, что хочешь, — ответил Лёня, — мне всё равно.
— А ты со мной не будешь говорить?
— Не буду.
— Со мной?
— С тобой.
— Ну и ладно, — сказала Аринка и поджала губы, — и я не буду с тобой говорить.
Лёгкий шорох послышался на снегу. Бежит кто-то, какой-то зверёк. Ближе, ближе…
— Зайчиха! — прошептала Аринка. — Это её бабушка Марфа послала? Да, Лёня?
Лёня молчал.
Зайчиха подбежала поближе, принюхалась, остановилась.
— Ничего, ничего, — послышался ласковый голос бабушки Марфы, — это свои люди, они тебя не тронут.
— Не тронут? — переспросила Зайчиха. — А зачем они сюда пришли? К зайчатам?
— Мы шли мимо, Зайчиха, — успокоила её бабушка Марфа, — а Лёня не знал, что вы, зайцы, не выносите нашего запаха, что вы так нас боитесь, даже зайчат можете бросить. Ну откуда ему было это знать? А теперь знает. И близко к вашим зайчатам не подойдёт. Иди, не бойся, покорми малышей. А твоих малышей тоже какая-нибудь зайчиха накормит… Иди, иди!
Лёня и Аринка стояли неподвижно. Зайчиха ещё раз опасливо оглянулась на них и юркнула под орешник, к зайчатам, которые всё пищали потихоньку. Но пришла Зайчиха, и они сразу примолкли.
— Вот и хорошо, — сказала бабушка Марфа, — покорми их как следует, чтобы им надолго хватило. А вы, ребята, пойдёмте отсюда… Уходим, уходим, Зайчиха! Ушли!
И они все трое пошли дальше, вниз по оврагу. Лес расступился, впереди заблестела льдом река. А Месяц увидел их, улыбнулся и снова начал целыми пригоршнями бросать им под ноги серебряные огоньки.
Ещё одна встреча
Они вышли из оврага на широкий прибрежный луг. Летом здесь растёт высокая густая трава. А в траве разные цветы — и ромашки, и колокольчики, и красная дрёма, и высокие розовые метёлки щавеля…
Летом этот луг бывает весёлым, пёстрым, над ним летают разные бабочки, пчёлы, шмели. А высоко в небе над этим лугом всегда поёт жаворонок. Но сейчас на лугу было тихо, бело. Только Месяц старался украсить искорками снежную белизну.
— Вы что замолчали? — спросила бабушка Марфа. — Может, уморились?
Лёня только шмыгнул носом.
— А он со мной не разговаривает, — сказала Аринка. — Я говорю, а он не отвечает…
— Ты почему ей не отвечаешь? — спросила бабушка Лёню.
— Она говорит, что я зайчиков хотел придушить, — ответил Лёня, — и Медведя тоже… Что я нарочно всё делаю?..
— Так ты что же, Аринка, и вправду так думаешь? — спросила бабушка Марфа и остановилась.
Лёня и Аринка тоже остановились. Лёня глядел в сторону, на ледяную речку.
— Ничего я так не думаю… — ответила Аринка и насупилась. — Уж ничего и сказать нельзя.
— Ничего плохого про человека понапрасну говорить нельзя, — сказала бабушка Марфа, — и обижать человека понапрасну нельзя.
— Да я же не стала сердиться, — прохныкала Аринка, — я сразу стала с ним разговаривать! А он…
— Ты его обидела — так чего же тебе-то ещё и сердиться? Это он должен сердиться, ну вот он и сердится!
— И всегда теперь будет сердиться? Да?
— Зачем же всегда? Подойди к нему и скажи, что ты перед ним виновата. И что больше ты понапрасну обижать его не будешь. Вот он и не станет больше сердиться.
Аринка надула губы, опустила голову и молча перебирала конец шали.
— Ну, что же ты, Аринка? Стыдно тебе, что ли? Обижать человека — вот что стыдно. А признать себя виноватым никогда не стыдно. Или, может, ты и не виновата совсем?
— Виновата… — прошептала Аринка.
— Ну вот, Алексей, слышишь? Аринка повинилась. Теперь и ты повернись к ней лицом. И всё забудь.
Но Лёня по-прежнему стоял отвернувшись и хмуро молчал.
— Э! Так не годится! — рассердилась бабушка Марфа. — Разве можно дружбу терять? Дружба в жизни дорого стоит. Может, дороже всего! Верную дружбу потеряешь — себя накажешь. Очень тяжело себя накажешь. Захочешь воротить потом, да не воротишь. Ну как ты будешь без Аринки? Ну-ка?
— Как — без Аринки? — встрепенулся Лёня. Он сразу повернулся, посмотрел на бабушку, на Аринку.
— Ну вот, видишь, — сказала бабушка, — оказывается, нельзя без Аринки-то.
— Конечно, нельзя, — проворчал Лёня.
— Вот и всё! — сказала бабушка. — Значит, этому разговору конец!
Аринка сразу заулыбалась, и у Лёни тоже стало на душе легко и весело.
— Э… — сказала бабушка Марфа, приглядываясь, — да там кто-то к нам жалует!
— Лось… — прошептал Лёня. — Сохатый!
— Ой! — охнула Аринка. — Мы пропали!
Лёня схватился за бабушкину клюку.
— Дай скорее! Я его не подпущу!
— Тише, тише, — сказала бабушка Марфа, — не пугайтесь… Пойдём-ка поговорим с ним, может, ему что от нас нужно. Может, у него беда какая.
Лось стоял на луговине и смотрел на них. Он не собирался нападать. Но и не уходил с дороги.
Бабушка Марфа смело пошла ему навстречу.
— Что-то бока у тебя сильно подвело! — сказала она. — Голодный, что ли?
— Совсем голодный, — ответил Лось сиплым голосом. — Кругом наст, не пробить копытом. Всё заморожено. Совсем сил нет. И воды нет. Только что снегу погрызёшь…
— Всё заморозил, Старый! Постарался, — сказала бабушка Марфа. — А как это ты говоришь, что воды нет? Тут на реке посередине всегда прорубь была.
— Всегда была, — ответил Лось, — а теперь и её Мороз заморозил.
— Хе-хе-хе!.. — послышалось за сугробом. — Что? Попили водички? Поели травы? Хе-хе…
И над блестящим жёстким настом заколыхалась белая борода, будто дым заструился по сугробу.
— Рано смеяться, — сказала бабушка Марфа и взяла покрепче в руку свою клюку, — сейчас воды достанем.
Бабушка вышла на середину реки. Лёня и Аринка — за ней. А Лось стоял на берегу и ждал.
Лёня живо взял из бабушкиных рук клюку.
— Дай-ка я. Только скажи, где пробивать?
— Вот тут пробивай.
Лёня ударил клюкой по льду, полетели кругом светлые осколки. Ударил ещё, да ещё, да ещё… Ему стало жарко, но он продолжал колотить лёд. Уже глубокая ямка сделалась, а до воды ещё далеко.
— Теперь давай я, — сказала Аринка, — а ты отдохни.
— Отойди. Ты не сумеешь.
— Ага! Отойди, как же! А я что — не человек?
Аринка выхватила у него клюку и тоже принялась бить по льду. Но и у неё лишь мелкие осколки летели из-под клюки. А воды всё не было.
Тогда взяла свою клюку бабушка Марфа. И так принялась крошить лёд, что осколки полетели большими кусками. И тут же в проруби показалась вода.
— Слышишь, как речка журчит? — обрадовалась Аринка. — Я слышу!
— И я слышу, — сказал Лёня.
— А видите, как рыба идёт к проруби? — спросила бабушка Марфа. — Вон как плывут, торопятся подышать воздухом!
И Лёня вдруг увидел, как со всех сторон под толстым льдом плывут к проруби рыбы, толпятся, шевелят жабрами, дышат…
— Эй-эй! — донёсся с берега хриплый голос. — Зачем лёд разбили? Я тут трудился не знаю как, а вы — разбивать?
— А не трудился бы ты, Старый, так сильно, — ответила бабушка Марфа, — вот и нам бы трудиться не пришлось! — И сказала Лосю: — иди сюда. Напейся.
Лось подошёл к проруби и стал пить хорошую чистую речную воду. А как напился, поднял голову и стряхнул светлые капли со своих бархатных губ.
— Ну вот, — ласково сказала бабушка Марфа, — а теперь беги вон туда, по берегу. Там увидишь стожок сена. Ступай, покормись. Это я для вас, для лосей, да для зайцев ещё с осени приготовила. И другим лосям скажи — пускай покормятся.
— Спасибо, — сказал Лось, покивал своими большими рогами и побежал по берегу в ту сторону, куда показала бабушка Марфа.
— Бабушка, — спросил Лёня, — откуда ты знала, что лосям сено понадобится? Кто же тебе сказал?
— Подумала немножко — только и всего, — ответила бабушка, — вот и позаботилась. Разве надо ждать, чтобы кто-то тебе сказал? Любить их всех надо, жалеть. Тогда всё сам знать будешь.
А Дед-Мороз ещё придумал
— Бабушка, а Дед-Мороз на тебя злится теперь, — сказал Лёня, — правда?
— Пускай злится, — ответила бабушка Марфа. — Я вот гляжу, что он такое ещё придумает?
— Смотрите, смотрите, — сказала Аринка, — что это на снегу?
По всему лугу, по белым сугробам, разлился слабый розовый свет. Никто и не заметил, как этот свет появился и откуда он взялся.
— Да это заря встаёт, — сказала бабушка Марфа, — утро недалеко…
Лёня посмотрел на небо. Там ещё светились звёзды, но уже не так ярко. Лёгкий туман заволакивал их.
Месяц спустился к вершинам ёлок. Лёне даже показалось, что он сидит на еловых ветвях, свесив серебряные ножки. Месяц улыбнулся Лёне, а потом зевнул и прикрыл глаза.
«Спать хочет», — подумал Лёня. И тоже зевнул.
— А, — сказала бабушка Марфа, — как я погляжу, домой пора. Старый тоже, видно, угомонился.
Они шли мимо рощицы. И вдруг Аринка схватила Лёню за рукав:
— Гляди-ка! Вон он! В роще!
Лёня и бабушка Марфа остановились. Да, в роще гулял Дед-Мороз. Он ходил от берёзы к осине, от осины к рябине, от рябины к ясеню… И всюду развешивал густые белые кружева. Кружева эти плотно окутывали ветки, спускались вниз пушистой бахромой, сверкали разноцветными огоньками…
— Как красиво! — сказала Аринка. — Всю рощу нарядил! Надоело ему только плохое делать, вот теперь и старается. Наверно, чтобы его похвалили. Правда, бабушка Марфа?
Но бабушка нахмурилась.
Лёня не знал, что и подумать. Роща под руками Деда-Мороза становилась всё красивее, всё наряднее… А бабушка всё больше хмурилась.
Они все трое подошли поближе к рощице и опять остановились. Дед-Мороз взглянул на них ледяными глазами, засмеялся — хе-хе-хе! — и пошёл дальше.
Шёл и опутывал ветки пушистыми кружевами, шёл и развешивал по деревьям белую пряжу…
— Хе-хе-хе! — смеялся он хриплым голосом, а сам всё оглядывался на бабушку Марфу, будто хотел сказать: «Ну, а что ты теперь делать будешь?»
Вдруг над рощей поднялась стая розовых птиц. Птицы увидели бабушку Марфу, спустились ниже и стали кружиться над её головой и кричать.
— Корма нет! Корма нет! Дед-Мороз всё закутал инеем! Ни почек, ни семян — ничего!
Бабушка Марфа помахала им рукой:
— Спускайтесь — будет корм!
Сняла с плеча мешок и сказала:
— Ну-ка, ребята, помогите.
Она раскрыла мешок. А там был всякий птичий корм: семена берёзы, ольхи, ясеня, сухие ягоды рябины, еловые шишки, полные зёрен… И даже кусочки сала для синиц.
— Берите горстями и разбрасывайте по снегу, — сказала бабушка Марфа. — Подальше разбрасывайте, чтобы всем досталось.
Лёня и Аринка принялись разбрасывать птичий корм. А бабушка взяла кусочки сала и наколола их на острые сучки. Птицы сразу опустились на снежную луговину и стали клевать.
— Лёня, — сказала Аринка потихоньку, — они ведь были розовые. А сейчас и не розовые совсем. Обыкновенные снегири да синицы… Да вон трясогузки ещё.
— А чем эти птицы хуже розовых? — сказал Лёня. — Это самые лучшие птицы. И самые красивые, если хочешь знать. Они с нами зимуют, холод терпят и голод. А тебе только розовых надо? Да?
— Я же и этих кормлю! — ответила Аринка. — Ты что, не видишь? — И добавила еле слышно: — А всё-таки я хочу, чтобы розовые… Ну, а если я люблю розовых? Вот ещё!
Птицы весело и проворно подбирали корм. Снегири и трясогузки собирали всякие семена. Клесты теребили еловые шишки. Синички клевали сало. Такой весёлый пир начался на снежной луговине!
В это время на опушку рощи вышел Дед-Мороз. Он хотел засмеяться — вот, мол, как я инеем ветки облепил, пускай птицы поплачут! — но разинул рот и закрыть забыл. Хотел оставить птиц без корма, а бабушка Марфа и тут его перехитрила!
Дед-Мороз с досадой надвинул свою лохматую белую шапку на свои лохматые белые брови, повернулся и ушёл в лес. Он шёл по лесу и сердито щёлкал палицей по деревьям, шёл и щёлкал. А бабушка Марфа смеялась:
— Что? Видно, больше ничего придумать не можешь. Ступай-ка поспи где-нибудь в снегу, в овраге.
Дед-Мороз ушёл. Стало тихо. Только птицы щебетали, переговаривались. Бабушка Марфа посмотрела на небо.
— Заря разгорается, — сказала она. — Пожалуй, пора домой.
Но Лёне вовсе не хотелось домой. Ведь если они сейчас уйдут из леса, то кончатся все их лесные приключения, и всё станет обычным, таким, как всегда. Он покосился на Аринку. Аринка зевала и тёрла кулаком глаза.
Бабушка Марфа скорым шагом пошла прямо через снежный луг, через розовые сугробы. Лёня и Аринка поспешили за ней. Хочется домой или не хочется — без бабушки здесь не останешься.
А дорога, по которой они шли, вся сверкала розовыми огоньками. И небо наполнялось розовым светом. Птицы наклевались, зашумели крыльями, поднялись всей стаей над головой — и тоже стали совсем розовыми.
— Спасибо, бабушка Марфа! — кричали они. — Спасибо, бабушка!..
— Ну что ж, — сказал Лёня Аринке, — тебе хотелось розовых птиц? Вот они!
— Я вижу! — сказала Аринка.
Она подняла лицо, глядела на птиц и улыбалась.
— Значит, теперь они тебе хорошие, да?
— Да…
— Эх ты, — с упрёком сказал Лёня, — а ведь это всё те же снегири и синички!
— А всё-таки они розовые…
Птицы летели над головой, пели, щебетали, чирикали кто как мог. И только у самой деревни рассеялись и отстали.
— А где же Месяц? — вспомнил Лёня.
Он поглядел на небо. Месяц только краешком выглядывал из-за дальних ёлок. Он улыбнулся Лёне в последний раз и скрылся за ёлками.
«Пошёл спать, — подумал Лёня, — сейчас и мы…»
И так вдруг захотелось в тёплую постель, под тёплое одеяло… Веки стали тяжёлыми, а потом и совсем закрылись, и он упал куда-то в мягкую, ласковую теплоту.
Дома
Утром, проснувшись, Лёня лежал, не открывая глаз, и старался понять: сон ли ему снился, или вправду они с бабушкой всю ночь ходили по лесу?
Старался понять, но так и не понял.
«Посмотрю, что Аринка скажет», — решил он и открыл глаза.
Он лежал на тёплой лежанке, прикрытый сверх одеяла бабушкиной шубейкой. Лёня приподнялся, посмотрел на Аринку. Аринка спала на широкой бабушкиной постели, подложив руку под свою румяную щёку.
Бабушка возилась у печки. Она заметала шесток веничком — значит, печка уже протопилась.
«Когда же она встала? — подумал Лёня. — Или не ложилась совсем?»
Бабушка закрыла печку заслонкой. На столе у неё уже шумел самовар.
— Ребятишки, — сказала бабушка, — не пора ли вставать?
Лёня тут же сбросил с себя одеяло и шубейку и спрыгнул с лежанки.
— Эй, соня! — крикнул он Аринке. — Вставай! Или ты у бабушки жить останешься?
Аринка открыла глаза, потянулась… Посмотрела на Лёню и сразу села в кровати.
— Ты когда щёку расцарапал?
Лёня взялся за щёку — царапина. Ведь это он оцарапался, когда к зайчатам под куст полез… Аринка и Лёня смотрели друг на друга… Так, значит, это не сон был?
— Живо одеваться, живо умываться! — сказала бабушка. — Драчона готова, самовар кипит.
Лёня умылся, вихор на лбу как следует примочил. И ещё раз пощупал царапину на щеке. Если всё это ему во сне приснилось, то откуда же царапина?
Аринка тоже встала. Взялась расчёсывать косу. А из косы посыпались еловые иголки.
— Ты что, ночью по ёлкам лазала? — сказал Лёня.
— А это когда мы по оврагу шли… Там ёлки такие лапастые — помнишь? Вот я косой и зацепилась.
Лёня уставился на Аринку. Ведь это ему снилось, что они шли по оврагу. А откуда же Аринка знает?
Бабушка Марфа поставила на стол горячую драчону — мятую картошку с яйцами и со сметаной. Тёплый, вкусный запах пошёл от неё по всей избе.
Лёня и Аринка живо уселись за стол.
— Ешьте как следует, заправляйтесь, — сказала бабушка Марфа, — да и в путь. Надо прийти домой засветло, ночью по дорогам ходить не годится. А зимний день короток.
Лёня перестал жевать, взглянул на бабушку. Как это она говорит, что ночью по дорогам ходить не годится, а сама?..
Но сказать об этом не решился. Он всё ещё не знал, вправду ли это было, или ему всё во сне приснилось? Пожалуй, скажешь, а бабушка смеяться начнёт!
Лёня и Аринка плотно позавтракали. И мешкать не стали, оделись, вывели из-под навеса свои лыжи.
— Спасибо, бабушка! — сказал Лёня.
— Спасибо, бабушка Марфа! — сказала и Аринка. Подбежала к бабушке Марфе, обняла её, потянулась поцеловать. Потом поглядела ей в лицо, хотела о чём-то спросить… и не спросила.
— Ну, счастливо! — сказала бабушка Марфа, открыла калитку. — Бегите. А ты, Лёня, скажи дома, что на праздник обязательно к вам приеду. А если лошади не будет, пешком приду.
— Что ты, бабушка, — сказал Лёня, — отец сам за тобой приедет!
— Ну, прощайте! — Бабушка махнула рукой. — А захочется у меня побывать — буду рада. Я защитников слабых очень люблю!
— А тогда вступай в наш отряд! — сказал Лёня и засмеялся.
Очень смешно показалось, что его бабушка может быть в их отряде, где одни только ребятишки.
Но бабушка даже не улыбнулась.
— А я уже давно в вашем отряде! — сказала она. — Счастливо!
Лёня удивился, хотел что-то сказать, что-то спросить, но бабушка уже закрыла калитку.
Лёня и Аринка вышли на дорогу.
— Эй вы, кони, мои кони! — крикнул Лёня, и лыжи его засвистели по накатанной снежной дороге.
Аринка не кричала «Эй вы, кони!», но не отставала от Лёни. Она была молчалива, всё думала и думала о чём-то.
А лыжная их дорога всё бежала да бежала к дому. Через большой луг. Через шоссе, где из-за машин был опасный переход. Через пригорки и овражки, по мостам через речки…
Наконец показались знакомые крыши родного колхоза. Теперь уже можно и не спешить, дом недалеко.
— Лёня, а всё-таки скажи, когда ты щёку оцарапал? — спросила Аринка. — Ведь вчера у тебя царапины не было!
— Когда к зайчатам сунулся, вот когда, — ответил Лёня, — а ты потом сказала, будто я хотел зайчат погубить. Будто я нарочно там свои следы оставил, чтобы ни одна зайчиха их кормить не стала!
— Лёня!.. — начала Аринка.
Но Лёня не хотел её слушать.
— Да, ты так сказала! Ты так сказала!
— Я знаю, что сказала! — закричала Аринка. — А что бабушка Марфа нам велела? Ага? Забыл? Бабушка Марфа велела дружбу беречь. Если дружбу потеряешь, потом всё время будешь жалеть. И уж тогда ничего поправить нельзя. Забыл, да?
— А какая это дружба, если ты…
— Ну я же просто так сказала, нечаянно. Мне просто очень жалко было зайчаток!
Лёня остановился:
— Подожди. Так, значит, это всё на самом деле было? Ведь не мог же нам один и тот же сон присниться?
— Ой, Лёня, — сказала Аринка с удивлением, — значит, и вправду было. Вот чудеса-то!
— Потому бабушка и сказала, что она тоже в нашем Отряде Защитников Слабых состоит. Вот оно что!
— Ой, какая у нас бабушка! — У Аринки от радости заблестели глаза. — Мы скоро опять к ней пойдём. Ладно?
— Ладно!
И они, забыв свои обиды и раздоры, побежали домой.
Корней по-прежнему «Всех-Умней»
Лёня был ещё у околицы, а Дружок уже услышал, что он идёт. Дружок выскочил со двора, залаял от радости и бросился ему навстречу. Он вчера весь день ждал Лёню. И всю ночь ждал, всё просыпался, всё прислушивался. И очень тосковал. Разные плохие мысли лезли ему в голову. А вдруг Лёня совсем не вернётся — что тогда? Тогда прямо как и жить, неизвестно. И вообще, если бы Лёня любил свою собаку, разве он оставил бы её так надолго? Разве не взял бы с собой?
Нет, Лёня, значит, вовсе не любит Дружка. Ну, и Дружок тоже не будет больше бегать за ним. Пускай Лёня ходит один, а Дружок будет лежать в своей конуре. Или будет бегать с другими собаками. Вот и всё.
Так думал Дружок, а сам всё время прислушивался, не идёт ли Лёня. Не слышно ли Лёниных лыж?
И вот услышал. И обиду свою забыл, и тоску свою. Лёня погладил его по шёлковым ушам, и Дружок сразу всё простил. Потому что он знал, что такое настоящая любовь.
Дружок проводил его под навес, постоял, пока Лёня снял лыжи. Потом дошёл с ним до крыльца. Лёня ещё раз погладил его, и Дружок, совсем счастливый и успокоенный, улёгся в своей конуре.
В холодных сенях, у двери в избу, сидел Кот.
— Наконец-то, — проворчал он, — хоть кто-нибудь мне откроет дверь. Все лапы можно отморозить, пока догадаются впустить в избу.
Лёня усмехнулся.
— А ты что думаешь, — сказал он, — я так спешил домой только для того, чтобы тебе дверь открыть?
Кот очень удивился:
— А разве нет? А тогда для чего же тебе было спешить? — Кот первым вошёл в избу.
— Ну вот и наш Алексей!.. — сказала мать. — Как там бабушка?
— Устал? — спросил отец. — Или ничего?
— Ничего! — ответил Лёня. — И у бабушки всё хорошо. На праздник обязательно приедет!
— Ну, значит, праздник у нас будет весёлый, — сказала Феня, — я люблю, когда бабушка приезжает!
— Сколько пустых разговоров, — сказал Кот. — А чтобы налить мне в миску молока, никому в голову не приходит. Неужели они не видят, что я сижу и жду?
— Вижу, вижу, — сказала мать, — сейчас дам.
И налила Коту молока.
Кот попил молока, умылся и отправился спать на Лёнину постель. Он лежал на одеяле и ласково мурлыкал. Сейчас для него уже весь мир был хорош и все люди хороши. Только бы Лёня его не потревожил, когда будет ложиться спать.
Наутро Лёня пошёл к своим друзьям — Феде и Ванюшке.
Вскоре пришла и Аринка. А потом подошёл Корней-Всех-Умней.
И Федя и Ванюшка стали спрашивать, как ходили к бабушке Марфе. Лёня и Аринка всё им рассказали. Они рассказывали про эту волшебную ночь долго и подробно. Если что-нибудь забывал Лёня, Аринка напоминала ему. А если Аринка ошибалась, Лёня поправлял её.
Ребята слушали затаив дух.
— Алексей, — сказал Федя, когда рассказ кончился, — а можно и мы с Ванюшкой когда-нибудь к твоей бабушке пойдём? А?
— Она сама к нам приедет, — ответил Лёня, — тогда и спросим. Думаю, что можно. Она же из нашего отряда!
А Корней-Всех-Умней стоял в стороне и делал вид, что совсем не слушает такую пустую болтовню. Однако он стоял и слушал.
— И всё наврали, — сказал он, — по снегу без лыж никогда не пройдёшь. Сразу провалишься.
— А вот мы не провалились! — запальчиво ответила Аринка.
— И чтобы там все эти зайцы, да птицы, да ещё и Медведь с вами разговаривали?.. Ха! Так я вам и поверил. Пускай дураки верят. А я дураком никогда не был и никогда не буду.
Корней-Всех-Умней сунул руки в карманы, засвистел и пошёл куда-то.
Что ж поделаешь? Корней, конечно, ничему поверить не мог. Потому что с ним ни одна птица, ни один зверь разговаривать не станут. А если он захочет пройти по сугробам без лыж, то обязательно в снег провалится!
