Такая была планета. Владислав Крапивин

Дом был совсем новый. Стены в коридоре ещё пахли краской. А перила у лестницы были гладкие-гладкие. И блестящие. Они будто изо всех сил просили, чтобы кто-нибудь по ним прокатился.

Из квартиры на четвёртом этаже вышел мальчик. Дверь за ним захлопнулась. Мальчик оглянулся на дверь, потом посмотрел вниз. На лестнице и на площадках было пусто. Мальчик лёг на перила животом и оттолкнулся пяткой от ступеньки. Но перила его обманули. Они только казались гладкими, а скользить по ним было нельзя. Они прилипли к животу, и живот чуть не свернулся набок, а рубашка смялась и выбилась из-под широкой поясной резинки. Кроме того, он крепко стукнулся о железные прутья перил ногой.

Но это лишь на секунду огорчило мальчика. Он поболтал ногой, чтобы разогнать боль, рывком сунул под резинку рубашку и запрыгал вниз: пять ступенек на левой ноге, пять – на правой. А потом – бегом через три ступеньки.

Но не думайте, что он был совсем беззаботен. Беспокойство всё-таки шевельнулось в нём, когда он допрыгал до нижней площадки. И прежде чем выйти из подъезда, мальчик быстро и настороженно оглядел двор.

Опасности он не заметил. Солнечный двор был почти пуст. Лишь худой рыжеусый дворник, ещё незнакомый, беспорядочно хлестал из шланга по асфальту, по одинокой, недавно сделанной клумбе и даже по глиняной куче, которую не успели вывезти после окончания стройки.

Пятиэтажный дом был построен в виде буквы «П». Ножки этой буквы соединял узорчатый бетонный забор своротами. Мальчик зашагал к воротам. Струя из шланга со стремительным шипением пронеслась по асфальту поперёк его пути. Мальчик почувствовал на ногах холодные уколы брызг. Он замедлил шаги, но струя, пропуская его, взметнулась до окон второго этажа.

Мокрая полоса на асфальте отливала синим, с солнечными искрами, блеском. Мальчик с удовольствием прошлёпал по ней, а потом оглянулся. Он любовался следами. Следы тянулись за ним ломаной цепочкой. Чёткие, рубчатые, красивые. Потому что на ногах у мальчика были новенькие кеды с нестёршимися подошвами. Отличные кеды тридцать второго размера, марки «Два мяча», синие с белыми шнурками и отделкой. Мальчик радовался им уже второй день: это была настоящая обувь. Не то что хлипкие сандалеты из красных ремешков, похожие на женские босоножки…

Следы становились бледнее и бледнее, но мальчик всё ещё шёл, глядя назад, через плечо. Поэтому он увидел свой портрет, когда уже наступил на него.

Это был плохой портрет. Просто издевательский. Его нарисовали мелом на асфальте. Похоже нарисовали. Но на всякий случай сбоку от рисунка было написано: «Вовушка – бедная головушка». А внизу – короче и понятнее: «Вовка – дурак!»

«Ну, вот, – с тоской подумал Вовка, – теперь она уже где-то пронюхала, как меня зовут».

Он остановился над портретом и попробовал сунуть в карманы кулаки. Но это не удалось: накладные кармашки на штанах были мелкие и тесные. Вовка заложил руки за спину, оглянулся и громко сказал:

– Ладно, жаба! Ты мне попадёшься.

Но он знал, что это ерунда. Как бы он сам не попался!

У неё были рыжие дерзкие глаза и почти мальчишечья светловолосая причёска: сзади волосы были подстрижены коротко, а спереди остался длинный чуб. Он часто падал на глаза, и девчонка сердито мотала головой. Наверно, ей это нравилось – так резко и зло отбрасывать назад волосы.

Первый раз Вовка увидел её четыре дня назад. Он вышел во двор, чтобы как следует осмотреть новые места. День был серый и холодный, и казалось, что лето уже не вернётся. А девчонка стояла у ворот в одном платьице и, скрестив руки, смотрела, как зелёный автокран усаживает в широкую яму большой вздрагивающий клён. Белое с разноцветными клетками платье билось на ветру, как оторванный парус. И растрёпанные волосы то взлетали, то падали на лоб девчонки.

Вовка стоял и смотрел на неё. Она его тоже увидела. Сначала взглянула просто так, а потом вдруг вытянула вниз руки, сцепила пальцы, склонила набок голову и состроила удивлённо-жалобную гримасу.

Это она его изобразила!

Вовка был тогда в длинных школьных штанах с просторными карманами. Кулаки в этих карманах помещались отлично. Вовка сунул их поглубже и шагнул вперёд. Он считал, что это выглядит грозно.

Девчонка перестала дразниться, но не двинулась с места. Только сжала маленькие острые (наверно, очень твёрдые) кулачки и насмешливо сощурилась.

Она ничего не сказала, но весь её вид говорил: «Ну-ка подойди!»

Вовка не подошёл. Он понял, что, если подойдёт, будет драка. А драться он не любил. Вернее, не умел. Взрослые с удовольствием говорили: «Мягкий характер». Мальчишки про его характер говорили без удовольствия, но колотили Вовку редко: не было интереса. Так он дожил до девяти лет, а драться не научился. Про свой мягкий характер Вовка думал с ненавистью. Но что он мог сделать? Ведь характер – не сандалеты из красных ремешков, его не изорвёшь и не выбросишь раньше срока…

А девчонка вела себя нахально. Каждый день рисовала на асфальте Вовкины портреты. Она изображала его с жалобным лицом, испуганными глазами и уныло повисшими ушами. Уродливо, но похоже. Увидев Вовку, она бросала мел, поднималась и ждала. «Ну, давай, давай, подходи!» – говорили рыжие насмешливые глаза.

Вовка поворачивался и уходил.

Вовка плюнул на рисунок и перешагнул через него. Девчонки не было видно, и он не чувствовал обычной робости. Но настроение, конечно, стало не таким весёлым. И чтобы оно не испортилось совсем, Вовка решил дать клятву. Правда, позавчера и вчера он уже давал себе такие клятвы, но сейчас решил, что эта будет самая твёрдая и самая последняя.

Он широко зашагал к воротам и на ходу проговорил тихо, но решительно:

– Самое честное-расчестное слово, что сразу же надаю ей по шее, как только увижу… – Несколько шагов он сделал молча, а потом добавил: – Если будет ещё рисовать… или дразниться.

Он был уверен, что теперь обязательно выполнит свою клятву. Правда, ему не хотелось выполнять её сейчас. Лучше когда-нибудь потом. Вовка даже чуть не оглянулся с опаской: не появилась ли девчонка! Но тут же решил, что оглядываться не стоит, и отправился дальше, решительно печатая шаг. От такого печатания выбились наружу белые с зелёными полосками носки, которые Вовка всегда заталкивал в кеды, чтобы не портили вида. Потому что это были какие-то девчоночьи носочки. Вовка нагнулся и стал запихивать их обратно, с глаз долой.

Он стоял теперь в тени клёна. Тень была такая густая, что солнце пробивалось лишь отдельными бликами. Блики были совершенно круглые – большие солнечные чешуйки. Они плясали вокруг Вовки, прыгали по ногам, по ладоням. Вовке даже показалось, что они щекочут его, словно крылья бабочек. И тихо-тихо шелестят. Но он не успел понять, правда это или нет. Большой жёлтый лист отделился от клёна и тихо лёг на Вовкино плечо. Зубцами вниз, как золотой генеральский эполет.

Вовка выпрямился и с благодарностью взглянул на клён. Там было много жёлтых листьев. Наверно, этот клён раньше других деревьев почувствовал, что тепло последних августовских дней обманчиво и лето вот-вот кончится. А может быть, он увядал потому, что его не вовремя и не очень удачно пересадили из старого парка в этот двор. Да и скучно одному на новом месте.

Вовка это знал по себе.

Он хотел сказать клёну что-нибудь хорошее, но не успел. Услышал окрик:

– Вова! Ну что ты копаешься! Иди скорей!

Это сестра. Она распахнула окно и с четвёртого этажа наблюдала за Вовкой.

Вовка снял с плеча лист, подумал и сунул его под рубашку. Бросать его было почему-то жаль.

– Во-ва!

Он шагнул к воротам.

– Подожди!

Вовка остановился. Он понимал, что сестре не очень нужно, чтобы он шёл скорее. Ей другое нужно. Она будет теперь на весь двор выкрикивать советы и наставления, пока в окне напротив не покажется длинный белобрысый парень с утиным носом. Он появится в окне и станет будто просто так оглядывать двор и насвистывать сквозь зубы. Тогда Вовкина сестра прокричит последнее наставление, плавно поведёт плечами и скроется в глубине комнаты.

Всё это Вовка отлично знал, и не одобрял он такого поведения. Но молчал.

Сестра была почти в два раза старше и держала его в строгости.

– Нигде не задерживайся! – крикнула она.

– Ладно!

– И не выбирай очень большой! А то будет тяжело нести!

– Не буду!

– И не потеряй сдачу!

Вовка с тоской покосился на окно, в котором должен был появиться его спаситель. Спасителя не было.

– Владимир! Я с тобой разговариваю!

«Разговаривает! Вопит, как репродуктор на стадионе…»

– Не потеряю! – крикнул Вовка и качнулся в сторону ворот.

– Подожди! Осторожней переходи через улицу! Там машины!

Надо же! Машины! А он думал, что слоны и дирижабли!

Парень в окне так и не появился. Значит, у сестры будет скверное настроение.

– Вова! Ты слышишь?!

– Хо! Ро! Шо! – крикнул он и рванулся за ворота.

Вовка пересек мостовую, добежал до угла и свернул в маленький сквер. Там над аллеей сомкнули ветки высокие тополя.

И плясали на песке чешуйки солнца.

Здесь их были тысячи. Они то и дело собирались вместе, но не сливались в расплывчатые пятна, а прыгали друг по другу, резвились, как светло-рыжие котята.

Вовка шагал по ним вприпрыжку, и кленовый лист шевелился под рубашкой, словно маленький зверёк. Скрёб по животу мягкими коготками.

– Тихо ты… – сказал ему Вовка.

Он вышел из сквера, проскакал ещё квартал и остановился у ларька с бело-синим навесом. Под навесом в деревянной клетке лежали тёмные полосатые арбузы с поросячьими хвостиками. Как спящие кабанята. Сердитая продавщица в синем халате с размаху выхватывала из клетки то одного, то другого кабанёнка и опускала на шаткий прилавок.

Покупатели были придирчивы. Некоторые щёлкали по зелёному лакированному боку, придвигали ухо и слушали: гудит или не гудит? Другие щупали и крутили в пальцах тощие арбузьи хвостики. Третьи не доверяли никаким приметам и требовали сделать разрез. Продавщица ворчала и со свирепым лицом всаживала тонкий сверкающий нож. Вовка каждый раз ждал, что раздастся пронзительный поросячий визг. Продавщица ловко выхватывала из арбуза красную или розовую пирамидку мякоти и начинала крикливо доказывать, что арбуз не обязательно должен быть очень красным и что он и без красноты может быть сладким. Но откусить не давала, и ей не верили.

Чем ближе подходила Вовкина очередь, тем сильнее он беспокоился. Выбирать арбузы по хвостам и по звуку он не умел, а попросить продавщицу сделать вырез ни за что бы не решился.

А ему нужен был очень спелый арбуз. Сам-то Вовка съел бы и незрелый, но сестра любила только хорошие арбузы. Если Вовка купит хороший, настроение у сестры, может быть, улучшится. И, может быть, она вспомнит, что обещала сходить с Вовкой в Планетарий, который открылся в краеведческом музее. Андрюшка Лапин, Вовкин сосед по старой квартире, рассказывал, что там показывают, как крутится Земля и почему бывают затмения. И разные планеты показывают…

И когда подошла очередь, Вовка вытянул над прилавком руку и указал на самый большой арбуз. Самый большой – самый спелый. В этом Вовка был

совершенно уверен.

Продавщица с сердитым удивлением уставилась на щуплого мальчишку-покупателя. Перевела взгляд на арбуз. Потом опять на Вовку. Снова на арбуз.

– Этот, что ли? – отрывисто спросила она.

Вовка робко кивнул.

– А кто потащит? Я его за тебя потащу? – поинтересовалась продавщица.

Вовка вспомнил, как помогал Андрюшке втаскивать на балкон велосипед, и сказал:

– Я сам…

– «Сам»! – передразнила она. – Брюхо надорвёшь, а с меня спросят.

«Не продаст», – подумал Вовка и соврал:

– Я близко. Я рядом живу.

– Рядом… – проворчала она, однако с кряхтеньем подняла арбуз и опустила на весы. Весы жалобно дзенькнули.

– Надорвётся пацан, – заговорили в очереди. – Виданное ли дело… Взрослому и то… Куда родители смотрят…

– Если что случится, моё дело маленькое, – заявила продавщица уже не для Вовки, а для других покупателей.

– Ничего не случится, – убедительно сказал Вовка. Он чуть присел, и продавщица скатила ему арбуз на согнутые руки.

Ух! Вот тут-то Вовка понял, что значит земное притяжение! Просто удивительно, что в первую же секунду он не грохнул арбуз и сам удержался на ногах. Но он не грохнул и удержался. И в первую секунду. И во вторую. И в третью…

Потом он сделал шаг. Ещё. И пошёл.

Он шёл, хотя ему казалось, что руки вот-вот разогнутся или он вместе с арбузом провалится к самому центру планеты.

Прохожие охали и оглядывались на мальчишку с такой тяжеленной ношей. Казалось, что ноги у него в коленках не сгибаются, а переламываются от непосильного груза, как лучинки. И сам он скоро сломается.

Вовка нёс арбуз, откинувшись назад, чтобы часть тяжести перевалить с рук на грудь. Но от этого начинали сползать штаны, потому что резинка была не очень тугая. Приходилось их придерживать локтем. Кроме того, Вовка забыл сунуть в карман сдачу и держал её в кулаке. Это было тоже неудобно.

– Подсобить? – спросил высокий парень в железнодорожном кителе.

– М-м… – сказал Вовка. И разозлился на себя за своё упрямство. Ведь было бы здорово, если бы кто-нибудь помог. Но парень удивлённо покачал головой и ушёл.

Вовка двигался мелкими шажками. Носки с зелёными полосками снова выбились наружу, но он этого даже не знал. Он не видел своих ног. И дороги не видел. И многого другого. Арбуз загородил собой полмира. Его громадная круглая верхушка покачивалась перед Вовкиными глазами и отливала малахитовым блеском.

«Только бы добраться до сквера, – думал Вовка. – Пока руки не отломились…»

Только бы добраться до сквера. А там скамейки. Можно отдыхать хоть на каждой. А потом – через дорогу и в подъезд. Правда, там ещё лестница на четвёртый этаж, но ведь на лестнице тоже можно отдыхать… Только бы дотянуть до первой скамейки!

И он дотянул.

Он опустился перед скамейкой на колени и положил руки с арбузом на сиденье, сколоченное из пёстрых реек. Что-то очень острое попало под левую коленку, но Вовка сначала даже не обратил внимания.

– Ух… – тихонько сказал он и несколько секунд не шевелился. Только прижался к арбузу щекой. Арбуз был гладкий и прохладный. Вовка осторожно освободил из-под него ослабевшие руки и встал.

Оказалось, что в колено ему впилась острыми краями пробка от пивной бутылки. Теперь она отвалилась, и на коже остался тонкий красный отпечаток – звёздочка с мелкими зубцами. Вовка поморщился, послюнил палец и потёр колено. Звёздочка не оттёрлась, а колено покраснело.

Вовка сердито пнул пробку. Она подскочила и перевернулась кверху блестящей спинкой. Солнечные чешуйки сразу же запрыгали через неё, выбивая мелкие, искры. Тогда Вовка поднял пробку и наклонился над арбузом.

Интересная мысль у него появилась: украсить арбуз узорными отпечатками. Вовка вдавил пробку в твёрдую зелень корки и полюбовался первым оттиском. Потом хотел продолжить своё интересное дело, но услышал шаги и поднял голову.

Шли мальчишки.

Их было двое. Шаги их были медленны, лица непроницаемы, а намерения неясны.

Вовка ощутил тоскливое беспокойство.

А мальчишки приближались.

Каждый был года на три старше и на голову выше Вовки. И, наверно, поэтому они на него даже не смотрели. Они смотрели на арбуз. Конечно, такой необыкновенный арбуз был для них в сто раз интереснее обыкновенного Вовки.

Но это как раз и плохо. Ради такого интереса они могли сделать с арбузом что угодно. Вдруг им захочется узнать, как он выглядит внутри. Или попробовать на вкус. Или просто придёт в голову испытать, громко ли он треснет, если трахнется на землю. А заодно отвесить Вовке по шее «макаронину», чтобы не вздумал зареветь…

Мальчишки были уже в пяти шагах. Особенно опасным Вовке показался один – в синем тренировочном костюме, с тёмным ёжиком волос и чёрными, какими-то хитрыми глазами. У второго были светлые, зачёсанные набок волосы и такая же, как у Вовки, рубашка – белая, с красными поперечными полосками и квадратным воротом. Эта рубашка почему-то слегка успокаивала Вовку. Но всё-таки он ждал мальчишек с большой тревогой.

Они подошли и остановились у скамейки. И всё так же смотрели только на арбуз.

– Вот это шарик! – сказал темноволосый. – Глянь, Захар!

Захар потеребил пуговицу на такой же, как у Вовки, рубашке и медленно ответил:

– Я и так… гляжу. Ничего себе глобус.

Глобус… Вовка представил свой арбуз на чёрной лакированной подставке с тонкой ножкой и неосторожно хихикнул. Ребята разом глянули на него, и Вовка поспешно сжал губы.

Темноволосый мальчишка спросил:

– Это твой?

– Мой, – сказал Вовка и почему-то вздохнул.

– Сам тащил?

Вовка на всякий случай вздохнул ещё раз:

– Сам…

– Врёшь. – Острые чёрные глаза быстро и недоверчиво ощупали Вовку. В них ему почудились холодные огоньки.

– Честное слово, не вру, – торопливо заговорил он. – Я тащил, тащил… Думал, что лопну. – Он хотел пробудить в мальчишках жалость и отвлечь их от опасных мыслей, если такие мысли у них имелись.

– Силён! – произнёс Захар.

И Вовке показалось, что в голосе его появилось уважение. Но приятель Захара сказал без всякого уважения:

– «Силён»! Он его катил по земле, наверно. Катил?

– Тащил, – тихо, но твердо ответил Вовка. – Если бы катил, были бы вмятины. – И он с надеждой посмотрел на Захара.

Тот заступился:

– Шурка, ты чего пристал к человеку? Ему и без тебя тошно. Вон какую планету на себе нёс…

Вот это сказал! Планету! А ведь верно. Вовка вспомнил картинки про космос, которые видел в каком-то журнале. В чёрной мгле там светились туманные пятнистые шары планет. Жёлтые, розовые, голубоватые. А этот зелёный. Ну и что? Всё равно похоже.

Теперь понятно, почему в арбузе такая тяжесть: большая Земля притягивала к себе маленькую зелёную сестру…

А Захар и Шурка уже отвернулись и опять разглядывали арбуз. Будто и в самом деле изучали новое небесное тело. И Вовка слышал непонятные слова:

– По ходу стрелки…

– Период обращения…

– Если полнолуние, тогда наивысшая точка…

– При чём здесь точка?

– Ты чурбан…

Это последнее было уже понятно. Вовка осторожно просунул голову между спорщиками: о чём это они? Шурка недовольно глянул на Вовку.

– Когда бывают самые большие приливы в океане? Знаешь? Ничего ты не знаешь.

– Наверно, когда шторм, – неуверенно высказался Вовка.

– Он так же, как ты, разбирается, – ехидно сказал Шурка Захару.

Тот хотел ответить, но вдруг посмотрел в конец аллеи и сообщил:

– Приближается мой братец. Чего ему надо?

По аллее бежал маленький мальчишка в большой красной тюбетейке. Он был толстый, и бежать ему было трудно. Он двигался тяжёлыми, неумелыми скачками. Тюбетейка держалась слабо и при каждом скачке подпрыгивала над головой, как крышка над чайником.

– Ну, чего тебе? – с досадой сказал Захар.

– Вот, на… – Толстый брат протянул ему блестящую монету. – Двадцать копеек. Лизка велела кусок мыла купить и сразу домой принести. А потом уже идите куда хочете.

– Не «хочете», а «хотите», – мрачно сказал Захар. – Кто тебя просил нас догонять? Мыло ещё какое-то ей понадобилось…

– Пусть забирает деньги и топает домой, – предложил Шурка. – Скажет, что не догнал нас. Талька, ты понял?

– Правда, Виталий… – просительно сказал Захар. Но Талька уже отдышался и сделался спокойным и важным.

– Не пойду. Она меня отлупит, – объяснил он и решил, что с этим вопросом покончено. Вытянул из кармана жёлтое, как луна, яблоко и поднёс ко рту. Но не откусил. Увидел арбуз. – Это что? – спросил он.

– Это арбуз, – сдержанно ответил Захар. – По-моему, ты не слепой.

Талька глянул на Вовку.

– А это?

– Это хозяин арбуза, – сказал Шурка.

– Будем есть? – деловито поинтересовался Талька.

– Хозяина или арбуз? – спросил Шурка.

– Хватит вам, – вмешался Захар. – Талька, дай яблоко.

– Зачем?

– Дай сюда яблоко, – железным голосом повторил Захар.

Талька вздохнул и дал.

– Вот теперь смотри, Шурка. Это Луна. – Захар поднял яблоко над арбузом. – Видишь, во время полнолуния она стоит на одной линии с Солнцем, и вся вода в океане начинает притягиваться…

– Затмение получилось, – вдруг сказал Талька и ткнул пальцем в круглую тень яблока на арбузе. Шурик удивился:

– Смотри-ка, правда!

Вовка тоже удивился. Он сам совсем недавно узнал, как и отчего случаются солнечные затмения, и гордился этим знанием. А толстый Талька, который, наверно, ещё и в школу не ходил, знает про затмения не хуже Вовки.

– Хорошая планета, – серьёзно сказал Талька. – Вот леса. – Он провёл пальцем по тёмно-зелёным полоскам.

– Меридиональные леса, – непонятно сказал Захар.

Талька указал на отпечаток звёздочки:

– А это что?

– Это главный город планеты, – осмелев, объяснил Вовка. Ему понравилась такая игра. Арбуз уже совсем превратился в планету, и она была не чья-нибудь, а Вовкина.

– Хороший город, – сказал Талька.

Захар отдал Тальке яблоко и повернулся к Шурке. Но тот напряжённо смотрел в сторону.

– Ой, полундра, – произнёс он слабым голосом. – Сюда движется Лизавета.

– Батюшки, – басом сказал Талька.

– Смываемся? – спросил Шурка.

Захар вздохнул:

– Поздно.

Стремительно и широко, словно Пётр Первый, по аллее шагала девчонка в спортивных брюках и чёрной блузке. Ростом она была с Захара. Волосы её развевались, а лицо было как у полководца перед атакой.

– Держитесь, мальчики, – шёпотом сказал Захар.

Шурик зябко повёл плечами. Лизавета остановилась в двух шагах, прищурилась и сказала:

– Н-ну?

Захар, как дошколёнок, шмыгнул носом. Талька вроде бы похудел.

У Шурика сделалось глупое лицо, и он сказал:

– А чего…

– Вы уже сходили в магазин? – с ядовитой улыбкой спросила Лизавета.

– Ладно тебе… – произнёс Захар.

Лизавета не обратила на это внимания. Она стояла, упершись кулаками в бока.

– Где же мыло? – Улыбка Лизаветы сделалась зловещей.

– Не устраивай скандалов при посторонних, – тонким голосом сказал Шурка. – Мы не рысаки, чтобы с такой скоростью бежать.

– Вы не рысаки. Вы ослы, – ласково сказала Лизавета. – Вы бараны. – Голос её стал громче. – Столбы! Чугунные тумбы! Вросли в землю, как пни, а у меня стиральная машина рычит на холостом ходу и вода остывает! Я так и знала, что вы где-нибудь застрянете! Я это вам припомню. Тебе, Серёжка, особенно припомню. – Она в упор уставилась на Захара.

«Почему же Серёжка?» – машинально подумал Вовка. На Лизавету он смотрел с опаской и чувствовал себя неуютно.

– Обеда ты сегодня не увидишь, – пообещала Лизавета Захару. – Так и знай. Будешь голодным сидеть, пока мама не придёт. Тальку накормлю, а тебе – во! – И она показала крепкий кулак.

«Это его сестра. Все сестры одинаковы», – подумал Вовка. И сказал:

– Они не виноваты. Они помогали мне тащить арбуз.

И как это ему пришло в голову? Зачем? Вовка не знал. Язык будто сам сработал.

Все сразу повернулись к нему, Захар и Шурка уставились с удивлением, Талька заморгал, а Лизавета глянула подозрительно.

– Врёшь, по-моему…

– Я? Я никогда не вру, – с беспримерным нахальством заявил Вовка. – Думаешь, я один тащил такую глыбу? Ну-ка подними!

В чёрных Шуркиных глазах опять заплясали искры.

– Мы, конечно, могли и не тащить, – небрежно сказал он. – Только это было бы свинство. Всё-таки раз человек просит…

Захар смотрел на Вовку с молчаливой благодарностью.

Шурик вдохновенно врал:

– Мы тащили, тащили, а потом решили посоветоваться, кому тащить дальше, а кому бежать в магазин за мылом. А тут как раз Талька и говорит: «У, какая планета!» Мы смотрим: правда, похоже. Ну, начали разглядывать и немножко задержались…

– «Задержались»! – хмуро передразнила Лизавета. Однако было уже видно, что без обеда Захар не останется. Он тоже это почувствовал. И решил вступить в разговор.

– Понимаешь, мы тут про приливы вспомнили. Помнишь книжку «Тайны океана»? Ну вот. Вспомнили и стали разбирать, будто на глобусе. Это же нам пригодится… А арбуз – совсем как планета.

Лизавета остановилась перед арбузом.

– При-ливы… – медленно сказала она. Лицо её было уже не сердитым.

– Вообще-то на такой планете другие условия, – начал Шурка и замолчал.

Лизавета долго ничего не говорила, только щурилась и внимательно глядела на арбуз. А потом тихонько сказала, будто у самой себя спрашивала:

– А бывают такие планеты? Зелёные?

«Не знаю», – подумал Вовка. И вдруг представил себе сказку. Это было как сон, который он увидел, даже не закрывая глаз: в очень чёрном небе светила яблочная луна и серебристо сверкали звёзды, похожие на жестяные пробки от бутылок; свет их запутывался в тонких, как папиросная бумага, маленьких облаках; и под этой луной, под этими звёздами и облаками медленно поворачивался громадный шар зелёной планеты. Шар с тёмными линиями лесов, блестящими пятнами морей и жёлто-серой пустыней у Северного полюса. По пустыне, звякая бубенцами, тянулся караван зелёных верблюдов, и длинные чёрные тени их торжественно шагали рядом на песке. Погонщики в халатах и тюрбанах салатного цвета медленно качались на горбах и в полудрёме клевали носами, похожими на прыщеватые огурцы. В пустыне не росло ничего, кроме кактусов. Это были зелёные шары и колбасы с длинными колючками. От одного кактуса к другому перебежками крался за караваном светло-зелёный, с тёмными полосками тигр. Колючки царапали его пыльную шкуру, и тигр мяукал жалобно и сердито, как голодный кот.

Пустыня кончалась на берегу океана, где волны, прозрачные и тёмные, как бутылочное стекло, лизали с ворчанием глыбы малахита. Вдали от опасных береговых скал прыгали на волнах пузатые корабли, похожие на выдолбленные половинки громадных арбузов. У кораблей были паруса в светлую и тёмно-зелёную клетку. Отчаянные капитаны, позеленев от натуги, кричали в рупоры непонятные команды. Они плыли открывать неведомые земли.

Эти земли заросли густым тропическим лесом. В чащах орали хриплыми голосами ночные птицы, а на полянах, среди хижин из пальмовых листьев, толпились весёлые охотники – лесные жители. Они спорили: пустить к себе отчаянных морских капитанов или с помощью метких стрел предложить им убраться подальше, в свой океан? Самый старый охотник с бородой, похожей на водоросли, говорил, что пусть убираются. Потому что в прошлом году эти капитаны побывали на Острове Табачного Листа и вели себя там совершенно неприлично: они научили местных попугаев ужасным пиратским песням. Теперь все попугаи острова круглыми сутками вопят в лесах:

Мы бесстрашны, как акулы!
Наша жизнь – сплошные каникулы!

– …А полярная шапка у этой планеты есть? – придирчиво спросила Лизавета.

– А это что? – Шурка ткнул в светлое пятно на арбузьей макушке.

– Это пустыня, – ревниво сказал Вовка.

– Тогда посмотрим на Южном полюсе, – решил Захар. – Взяли.

Они втроём подняли арбуз над головами и стали похожи на скульптуру соседнего фонтана – ребята с большим мячом.

– Тут, наверно, тоже пустыня, – сказала Лизавета. – Жёлтое пятно… Ой!

И случилось непоправимое.

«А он не такой уж спелый», – вот что подумал Вовка в первую секунду. И лишь после этого испугался.

Куски арбуза были розовато-красными. Белые и тёмно-коричневые семечки блестели в них рядами, словно кнопки нового баяна. Ветер заботливо относил в сторону облако пыли, поднявшееся от удара.

– Всё… – сказал Шурка.

Вовка стоял и ничего не говорил. Двигаться и говорить было бесполезно. Большая Земля всё-таки притянула маленькую Зелёную Планету.

А когда планеты сталкиваются, обязательно бывает катастрофа. «Что же теперь делать? – думал он. – Что же теперь делать? Что же теперь?..»

– Здорово попадёт? – шёпотом спросил Шурка.

– Наверно… – откликнулся Вовка.

– Такая была планета!.. – тихо сказал Талька.

И вдруг Вовка понял, что не боится. Ему было просто очень жаль арбуза. Не арбуза, а планеты. Жаль зелёной сказки, которая разбилась. А больше всего было жаль, что вот сейчас эти мальчишки и Лизавета уйдут и он потащится домой один.

Дома ему, конечно, влетит, но не в этом дело. Была сказка, была игра, были ребята, уже немножко знакомые. Было хорошо.

А сейчас стало плохо…

– Такая хорошая была планета, – снова сказал Талька.

– Перестань хныкать! – приказала Лизавета. И спросила у Вовки: —

– Сколько он стоит?

– Рубль восемьдесят.

– А у нас только двадцать копеек, – уныло сказал Шурка.

Вовка покачал головой.

– Второй покупать нельзя. Всё равно она догадается. По сдаче догадается. Таких больших арбузов больше нет, а если маленький купить, значит, должно денег больше остаться. А у меня мало…

– Кто это «она»? – спросила Лизавета.

– Ну, сестра… Старшая.

– Все сестры такие, – мрачно сказал Захар.

– Умолкни! – сказала Лизавета.

Вовка вздохнул:

– Лучше уж я так… Объясню.

Лизавета молчала.

– Он ведь сам тащил этот арбуз. Без нас, – сказал Шурка.

Лизавета всё равно молчала.

– Слушайте, Захаровы! – начал Шурка. – Давайте дотащим до его дома все эти куски. Скажем: нарочно разбили, чтобы легче нести было.

«Значит, у них такая фамилия, – подумал Вовка. – Захар – это Серёжка Захаров».

– Понесём! – настаивал Шурка.

– Не городи ерунду, – поморщилась Лизавета. Вовка понял, что надо что-то сказать.

– Чепуха. Не стоит переживать. – Это получилось у него довольно храбро. Ещё он добавил: – Мне даже лучше: не тащить такую тяжесть.

– Ненормальный! – возмутилась Лизавета. – Неужели бы мы дали тебе одному нести?!

Вовке показалось, будто тёплая волна прошла по нему. И захотелось сделать что-нибудь хорошее для этой грозной девчонки и для этих ребят. Но ничего хорошего он сделать не мог и только сказал:

– Давайте съедим планету. Всё равно уж теперь.

– А правда… – сказал Шурка.

– Справимся? – спросил Серёжа Захаров.

– Справимся, – уверенно ответил Талька.

Это было нелёгкое дело – съесть такой арбуз. Нужно было время. И терпение.

Они впятером сидели на скамейке и по уши вгрызались в мягкие красные куски. Семечки прилипали к щекам и подбородку.

– Ты где живёшь? – спросил Серёжка.

Вовка, не переставая жевать, объяснил.

– Это же рядом с нами, – заметила Лизавета. – Всего через дом.

– Приходи, – сказал Шурка. – Мы в «царя Гороха» играть будем. Умеешь?

– Ну как он может уметь? – вмешался Серёжка. И объяснил: – Мы сами эту игру придумали. Вроде лапты, только с тремя мячиками. Мы тебя на левый край поставим.

Лизавета подняла голову. На ушах, как клипсы, висели прилипшие семечки.

– На левом крае у нас Павлик Сенцов играет, – сказала она. – Куда же его девать?

– А в запасные, – объяснил Шурка. – Он же слабак. Думаешь, он поднял бы такой арбуз?

– Лопнул бы, – откликнулся Серёжка.

Шурка вытер рукавом подбородок, посмотрел на всех по очереди и осторожно спросил:

– А насчёт ПЭС? Сказать? Ведь из-за неё же всё…

– Можно, – решил Серёжка и повернул к Вовке мокрое лицо. – Мы электрическую станцию делаем, которая от морских приливов работает. Ну, пока модель, в ванне. Уже десять дней возимся. Приходи – увидишь…

Вовке стало весело.

– Я приду, – пообещал он. – Обязательно. Сегодня меня, наверно, не выпустят, а завтра приду. А то у нас во дворе даже ребят нет. Только мелкота всякая. Есть ещё одна девчонка, да она какая-то… не поймёшь.

Вовка пошёл во двор и сразу отыскал взглядом своё окно. Он подумал, что, может быть, увидит в окне сестру и та его сразу спросит: «Ты где это бродяжничал столько времени? Где арбуз?» И тогда Вовка отсюда, издалека, объяснил бы ей всё. Издалека такие вещи объяснять гораздо лучше.

Но окно было закрыто и отражало синее блестящее небо.

Вовка тихонько вздохнул. И, наверно, от этого вздоха проснулся и зашелестел клён. Сверху снова сорвался светлый пятипалый лист и снова упал на Вовкино плечо. Как будто дерево хотело утешить мальчика и положило ему на плечо лёгкую ладонь.

– Такая хорошая была планета… – доверительно сказал Вовка клёну.

Тот сочувственно закивал ветвями.

– Ладно, ничего, – сказал Вовка.

Он посмотрел на свой подъезд и тогда увидел девчонку.

Она сидела на корточках недалеко от крыльца и опять что-то рисовала на асфальте. Видимо, новый Вовкин портрет.

Ведь она ничего не знала. Она думала, что Вовка сейчас такой же, как вчера. Такой же, как утром. А он уже понимал, почему бывают приливы и отливы. Он умел устраивать солнечные затмения. Он пережил гибель Зелёной Планеты, и стоило ли после этого думать о глупой девчонке с её дурацкими рисунками.

– Такая была планета… – негромко и с чувством повторил Вовка. Потом он затолкал кулаки в тесные кармашки штанов и зашагал к подъезду.

До девчонки оставалось шагов десять. Тогда она быстро поднялась и повернулась навстречу Вовке. Пальцы опущенных рук сжались в твёрдые, кулачки. Глаза тихо сузились и сделались как два тонких золотых полумесяца.

– Только подойди… – негромко сказала она.

Вовка шёл.

Девчонка мотнула головой, убирая со лба длинные пряди.

– Только подойди, – повторила она напружиненным голосом.

Вовка шёл. Кеды «Два мяча» медленно ступали по серому асфальту. Было в этой мягкой неторопливости что-то непонятное и тревожное. Острые кулачки девчонки дрогнули. Глаза стали широкими.

– Подойди только! – сказала она громко и растерянно.

И поняла, что он подойдёт. И что лучше ей не ждать, когда он подойдёт.

Она отскочила. Отбежала в сторону. Хотела крикнуть Вовке что-нибудь обидное. Хотела и не смогла. Кончилась её власть. Рухнуло её могущество. Теперь не от неё, а от Вовки зависело то, о чём она потихонечку мечтала: чтобы перестать быть врагами и чтобы вместе рисовать на асфальте не страшных уродов, а удивительных и весёлых зверей.

Она смотрела на Вовку удивлённо и грустно. А он прошёл и не взглянул на неё. И растоптал её рисунок.

Она тихонько пошла следом и остановилась в подъезде.

Вовка медленно поднимался по лестнице. Он шёл навстречу неприятностям и невзгодам. Но он не боялся. Он шёл печальный и гордый.

А внизу, прислонившись к косяку, стояла девчонка. Тоже печальная. И слушала, как затихают Вовкины шаги…

Но, наверно, оба они немного притворялись. Чуть-чуть. Грусть их не была такой уж сильной. Потому что пробивались сквозь неё светлые пятнышки, похожие на круглые чешуйки солнца.

1965 г.