— Борису нужна жена, а не мать-одиночка с довеском, — она бросила в чемодан смятую футболку, даже не пытаясь ее расправить.
Елена Петровна стояла в дверях, держа за руку пятилетнего Мишу. Мальчик прижимал к груди плюшевого медведя с оторванным ухом — подарок отца перед отъездом.
— И что дальше? — голос свекрови звучал тихо, но в нем слышался металл. — Борис твой наиграется и выставит, как котенка. А ты вернешься — а сын уже чужой.
Анна замерла на секунду, ее пальцы дрогнули на молнии чемодана. Потом она тряхнула крашеными волосами и расправила плечи.
— Борис не такой. У него бизнес, квартира в центре. Он говорит, я похожа на ту французскую актрису… — она щелкнула пальцами, пытаясь вспомнить имя. — В общем, не важно. Я заслуживаю лучшей жизни, чем эта дыра.
Миша переводил взгляд с матери на бабушку, крепче стискивая потрепанного мишку.
— Мама, а можно мишку взять с собой? — вдруг спросил он. — Я буду тихонько сидеть, не буду мешать.
Что-то дрогнуло в лице Анны. Она присела перед сыном, поправила ему воротник свитера — старого, с катышками на рукавах.
— Зайчик, маме нужно сначала устроиться. Дядя Боря… он пока не готов. Но я скоро заберу тебя, обещаю.
— Все вы обещаете, — Елена Петровна покачала головой. Она выглядела на все шестьдесят, хотя ей едва исполнилось пятьдесят два. — Сережа тоже обещал вернуться через полгода. Уже третий год пошел, как ни слуху, ни духу.
— Вот именно! — вспыхнула Анна. — Муженек свалил на свои заработки, а я тут корми его мать и ребенка! Хватит, пожила для других, теперь поживу для себя!
Она захлопнула чемодан с такой силой, что пластиковые колесики подпрыгнули.
— Деньги будешь присылать хоть? — устало спросила Елена Петровна.
— Конечно, как только устроюсь.
Анна в последний раз окинула взглядом маленькую комнату в хрущевке, потрепала сына по голове и, не оборачиваясь, пошла к двери.
Миша вдруг вырвался из рук бабушки и побежал за матерью.
— Мама, не уходи! Я буду хорошим! Я буду хорошим!
Дверь захлопнулась, отрезая его крик. Елена Петровна прижала внука к себе, чувствуя, как его маленькое тело содрогается от беззвучных рыданий.
***
Осень выдалась дождливой, будто небо оплакивало чью-то судьбу. Елена Петровна стояла у окна школы, прижимая к груди потрепанный зонт. Первый класс. Миша должен был пойти с букетом, держа маму за руку. Вместо этого они собрали астры с клумбы возле подъезда, и теперь мальчик неловко мял их в руках, стоя в стороне от счастливых семей.
— Петровна, может помочь чем? — соседка Татьяна подошла, держа за руку своего Димку, тоже первоклассника.
— Справляемся потихоньку, — Елена Петровна одернула старый плащ. — Анька, правда, как сквозь землю. Третий месяц ни копейки.
— А заявление на алименты?
— Да куда заявлять? Она даже адреса не оставила. А Сережа… — она махнула рукой. — От него вообще только открытка на Новый год, и та без обратного.
Директор школы позвонил в колокольчик, родители заулыбались, доставая телефоны.
— Миш, иди с Димкой в пару, — шепнула Татьяна. — А я вас обоих сфотографирую для альбома.
Елена Петровна благодарно кивнула. Когда все двинулись в школу, она тихонько достала таблетку нитроглицерина и положила под язык.
***
На тринадцатый день рождения Миши Елена Петровна испекла пирог.
— Бабуль, ну зачем столько? — Миша неловко переминался в дверях кухни. За последний год он вытянулся, голос начал ломаться. — Мы же вдвоем не съедим.
— Димку позовем, — улыбнулась она, вытирая руки о фартук. — Да и вдруг мама позвонит с поздравлениями.
Что-то дрогнуло в лице мальчика.
— Не позвонит, — сказал он глухо. — Уже третий год ни одного звонка. Я вообще не понимаю, зачем ты хранишь ее фотографии.
Елена Петровна хотела возразить, но тут зазвонил телефон. На экране высветился незнакомый номер.
— Алло?
— Мама? — голос Сергея она бы узнала из тысячи. — Это я. Не бросай трубку, пожалуйста.
Елена Петровна опустилась на табуретку, зажимая рот рукой, чтобы не закричать.
— Сереженька… Ты где? Что случилось?
Миша застыл в дверях, вцепившись пальцами в косяк.
— Это долгая история, мам, — голос сына звучал надтреснуто. — Я… я не мог позвонить раньше. Там все сложно было. Попал в переплет.
— Когда ты приедешь? — прошептала она.
Пауза.
— Не скоро, мам. Я звоню из больницы, в аварию попал. Восстанавливаюсь. Как вы там с Анькой и малым?
Елена Петровна беспомощно посмотрела на внука. Тот отвернулся, демонстративно уставившись в окно.
— Миша большой уже. Тринадцать сегодня. А Аня… она ушла, Сережа. К другому ушла. Я твоего сына одна воспитываю.
В трубке повисла тяжелая тишина.
— Прости, мам, — наконец произнес Сергей. — Я все исправлю, клянусь. Вот только на ноги встану…
— Всегда у тебя «вот только», — устало произнесла Елена Петровна. — Сынок, а денег хоть немного прислать можешь? Тяжело нам.
— Я сейчас сам без копейки. Лечение дорогое, мам. Но я выкарабкаюсь и все компенсирую.
Когда разговор закончился, Миша подошел к бабушке и молча обнял ее за плечи.
— Не верь ему, — сказал он тихо. — Не верь.
Елена Петровна только покачала головой.
— Он твой отец, Мишенька. Кровь все-таки.
— Кровь? — мальчик горько усмехнулся. — Кровь — это ты, бабуль. А они… они просто случайные люди.
***
В шестнадцать Миша устроился на подработку в компьютерный клуб. Приходил домой за полночь, пропахший сигаретным дымом. Учителя жаловались на прогулы, но Елена Петровна не могла с ним справиться — рядом с пепельно-седой старушкой стоял угловатый, хмурый подросток, в котором все сложнее было разглядеть того маленького мальчика с плюшевым мишкой.
— Зачем тебе эти деньги, Миш? — спросила она однажды. — Я же пенсию получаю.
Миша выложил на стол конверт.
— Тебе операция нужна, бабуль. На сердце. Я узнавал.
— Что ты выдумываешь, — она попыталась улыбнуться. — Мне таблеток хватает.
— Не хватает, — он сел напротив, глядя ей прямо в глаза. — Я же вижу, как ты задыхаешься. Как ночами сидишь, потому что лежа совсем плохо. Я договорился с хорошим хирургом. Он готов сделать скидку.
Елена Петровна растерянно смотрела на внука. Когда этот мальчик успел стать мужчиной?
— Миша, ты учиться должен, а не деньги зарабатывать.
— Я и учусь, — он пожал плечами. — На программиста буду поступать. Это перспективно.
В этот момент раздался звонок в дверь. Они переглянулись — гостей они не ждали.
На пороге стояла Анна. Осунувшаяся, в дешевой куртке, но все еще пытающаяся держать осанку.
— Привет, — сказала она, нервно теребя ремешок сумочки. — Я могу войти?
Елена Петровна молча отступила в сторону. Анна прошла в квартиру и застыла, увидев Мишу — высокого, широкоплечего парня, который смотрел на нее с нескрываемой враждебностью.
— Мишенька, — прошептала она. — Как ты вырос…
— Вам что-то нужно? — голос Миши звучал подчеркнуто официально.
Анна смутилась, как будто не ожидала такого приема.
— Я… я подумала, может, навестить вас. Узнать, как вы.
— Через одиннадцать лет? — Миша скрестил руки на груди. — Очень своевременно.
— Миша, — одернула его бабушка. — Проходи, Аня. Чаю выпьешь?
В тесной кухне они сидели втроем — почти как семья, если бы не ледяная стена между ними. Анна нервно крутила чашку и бросала косые взгляды на сына.
— У тебя все хорошо? — наконец спросила Елена Петровна.
— Да… то есть, не совсем, — Анна вздохнула. — Мы с Борисом расстались. Вернее, он меня выставил. Сказал, что я постарела и ему нужна свежая кровь.
— Какая неожиданность, — сухо прокомментировал Миша.
— Я думала… может, я могла бы пожить тут немного? — Анна наконец подняла глаза. — Пока не найду работу. Мне правда некуда идти.
Наступила тишина, нарушаемая лишь тиканьем старых ходиков. Миша хотел что-то сказать, но Елена Петровна положила руку ему на плечо.
— Конечно, Аня. Только у нас тесно. Диван в зале для тебя расстелим.
***
Прошло несколько месяцев. Анна устроилась продавщицей в соседний магазин. Приносила домой просроченные продукты, которые им списывали. Миша почти не разговаривал с матерью, обращаясь к ней только по необходимости.
Однажды вечером, когда Елена Петровна уже легла, а Миша сидел за компьютером, Анна присела на край его стола.
— Может, поговорим? — спросила она тихо.
— О чем? — Миша даже не поднял глаз от монитора.
— О нас. О том, что случилось. Я хочу объяснить…
— Не надо ничего объяснять, — он наконец посмотрел на нее. — Просто не надо. Вы сделали свой выбор тогда, я делаю свой сейчас.
— Я была молодая, глупая, — Анна сжала кулаки. — Борис обещал золотые горы. А потом… потом уже было стыдно возвращаться.
— А сейчас не стыдно? — тихо спросил Миша. — Одиннадцать лет ни звонка, ни письма. Бабушка чуть не умерла, пока одна тащила меня и работу. А теперь вы здесь, потому что вас выгнали, как собаку. Не потому, что соскучились.
Анна опустила голову.
— Ты прав. Но я хочу все исправить. Правда, хочу.
— Некоторые вещи не исправляются, — Миша вернулся к компьютеру.
***
Через три недели после этого разговора в дверь снова позвонили. На пороге стоял мужчина с осунувшимся лицом, в потертой куртке. Елена Петровна не сразу узнала в нем сына.
— Сережа? — прошептала она, хватаясь за сердце. — Господи, Сереженька…
Сергей неловко переминался с ноги на ногу.
— Привет, мам. Я наконец-то добрался.
Он шагнул в квартиру и замер, увидев Анну, застывшую в дверях кухни.
— И ты здесь? — его голос дрогнул.
— Вот так встреча, — Анна скрестила руки на груди. — Нас уж похоронили давно.
— А где Мишка? — Сергей огляделся. — Он дома?
— На работе, — отрезала Анна. — Зарабатывает бабушке на операцию. Кто-то же должен о ней заботиться.
Повисла неловкая пауза. Елена Петровна суетливо начала собирать на стол.
— Садись, сынок. Расскажешь, где пропадал столько лет.
За ужином Сергей рассказывал запутанную историю о том, как уехал на заработки в Польшу, попал к нечестному работодателю, который отобрал документы, как работал нелегалом, попал в аварию, долго лечился.
— Потом депортировали, — он отводил глаза. — Без документов, без денег. Пока новые сделал, пока домой добрался… Стыдно было звонить, нечего вам помочь было.
— А нам и не нужна была помощь, — голос Миши заставил всех вздрогнуть. Он стоял в дверях, рассматривая отца как диковинное насекомое. — Нам нужен был отец и муж. Но теперь уже поздно.
— Сынок, — Сергей встал, протягивая руку, но Миша отступил.
— Не называй меня так, — тихо сказал он. — Я тебе не сын. Сын — это тот, кого растят.
Ночью Елена Петровна плакала в подушку от счастья и боли одновременно. Сын вернулся, но вернулся чужим. И внук, ее гордость и опора, не мог простить родителей.
***
Они жили вчетвером в двухкомнатной хрущевке — Елена Петровна с Мишей в одной комнате, Анна на диване в зале, Сергей на раскладушке там же. Сергей устроился грузчиком, Анна продолжала работать в магазине. Миша почти не бывал дома — учеба, работа, какие-то курсы.
Деньги на операцию они собрали только через полгода. Когда Елену Петровну забирали на скорой, она держала за руку сына и невестку.
— Вы только Мишу берегите, — шептала она. — И друг друга тоже. Семья все-таки.
Операция прошла успешно, но сердце, изношенное годами тревог и непосильного труда, отказывалось восстанавливаться. Елена Петровна таяла на глазах.
В ту ночь они все сидели у ее кровати. Миша держал ее за руку, не отрывая взгляда от осунувшегося лица.
— Бабуль, ты только держись, — шептал он. — Мы еще на море поедем, ты же хотела.
Елена Петровна слабо улыбнулась.
— Мишенька, я так устала. Отпусти меня. Только пообещай кое-что.
— Все что угодно.
— Дай им шанс, — она едва шевелила губами. — Они ошиблись, но они твои родители.
Миша стиснул зубы.
— Я не могу, бабуль. Не проси об этом.
— Сможешь, — она чуть сжала его пальцы. — Я тебя хорошо воспитала.
К утру ее не стало.
***
Похороны прошли в холодный ноябрьский день. Моросил дождь, смешиваясь со снежной крупой, а ветер пробирал до костей. Миша стоял у могилы, не замечая, как вода стекает за воротник. Рядом, под черными зонтами, жались друг к другу Анна и Сергей.
Когда все закончилось, Миша впервые за много дней заговорил с родителями.
— Собирайте вещи, — сказал он глухо. — У вас три дня.
— Что? — растерянно переспросил Сергей.
— Квартира теперь моя, — Миша смотрел куда-то сквозь них. — Бабушка еще год назад оформила дарственную. У вас три дня, чтобы съехать.
— Миша, но нам некуда идти, — голос Анны дрожал. — Мы же семья…
— Семья? — он наконец посмотрел ей в глаза. — Семья — это те, кто рядом и в горе, и в радости. А вы… вы просто случайные генетические доноры.
— Сынок, дай нам шанс, — Сергей попытался дотронуться до его плеча, но Миша отступил.
— Я женюсь через месяц, — сказал он ровно. — И не хочу, чтобы моя невеста даже знала о вашем существовании.
Анна беззвучно заплакала, прикрывая рот рукой.
— Я же просила прощения, Мишенька. Мы оба просили…
— Прощение? — Миша горько усмехнулся. — Знаете, бабушка учила меня прощать. Но она забыла один урок — некоторые поступки не заслуживают прощения.
Он повернулся и пошел прочь, оставляя родителей под холодным ноябрьским дождем. За его спиной остались два человека, потерявшие всё — сначала по собственной глупости, а потом из-за неспособности исправить непоправимое.
Миша шел, не оглядываясь, и каждый шаг отдалял его от прошлого. В кармане лежало маленькая бархатная коробочка с кольцом для девушки, которая никогда не узнает, что его родители живы. Для всех, кто спросит, он будет сиротой. По сути, так оно и было.
Небо над кладбищем окончательно потемнело, будто само время сказало последнее «прощай» истории, которая могла бы стать историей о любви и прощении.