Орден Жёлтого Дятла — Монтейру Лобату

Страница 1
Страница 2
Страница 3
Страница 4
Страница 5

Часть 4
Волшебная палочка

Глава 1
Приготовления

Донна Бента как раз учила Педриньо обрезать ногти на правой руке, когда Эмилия просунулась в дверь. Педриньо бросил на нее взгляд, означавший: «Какие новости?»

— Носишка зовет! — ответила Эмилия так тихонько, что донна Бента не слыхала.

— «Зачем?» — спросил Педриньо опять взглядом.

— Надо помочь ей убраться к приему гостей.

На этот раз донна Бента услыхала слово «убраться» и, сдвинув очки на лоб, спросила:

— Что это еще за уборка, Педриньо?

— Ничего особенного, бабушка. Просто мы позвали в гости наших друзей из Страны Сказок.

— Хорошо, иди, — сказала донна Бента, обрезав последний ноготь на правой руке Педриньо. — Только, прежде чем гостей принимать, пойдика вымой лицо. Ты, видать, поел плодов манго, и у тебя остались огромные желтые усы.

— Так это ж нарочно, бабушка, — выдумал Педриньо, — я хочу быть представлен гостям как Принц Манговый Ус!..

Когда Педриньо вошел в комнату Носишки, уборка была в самом разгаре.

— А приглашенья-то ты не забыла разослать?

— Ну конечно, не забыла. Я послала с тем колибри, который каждый день прилетает на наш розовый куст. Я подошла к нему и спросила: «Читать умеешь?» — «Умею!» — ответил этот умница. «Тогда возьми вот письма в клювик и разнеси по адресам». Он взял письма и — црхх! — вспорхнул и улетел.

— А кого ты пригласила?

— Да всех, про кого мы читали в сказках: Золушку, Белоснежку, Мальчика-с-пальчик… ну буквально всех!

— А Аладдина с волшебной лампой не пропустила?

— Конечно же, нет. И Аладдина, и Кота в Сапогах. Даже Синюю Бороду пригласила.

Педриньо был недоволен:

— Это чудовище? Зачем? Бабушка умрет со страху!

— Да нет же, ничего, — успокоительно сказала Носишка. — Я ему послала очень сухое приглашение, думаю, не придет. А даже если придет, мы у него перед носом дверь захлопнем, и все. Мне, понимаешь, хотелось посмотреть, очень уж синяя у него борода или это люди преувеличивают…

— Возможно, что преувеличивают, — сказал Педриньо. Решили распределить обязанности на время праздника. Графа подвесили на веревочке к оконной раме, чтоб он наблюдал за дорогой с помощью бинокля донны Бенты.

— Как увидите вдалеке облако пыли, сообщите. А я пойду поищу Рабико.

Маркиз явился неохотно, так как ему пришлось прервать еду; пятачок его еще был вымазан в маниоковой каше, и он спешно что-то по пути дожевывал. Педриньо завязал ему на хвосте большой красный бант, а на уши подвесил сережки из плодов арахиса.

— Станешь у двери, понял, маркиз? И будешь принимать гостей. Как услышишь, что стучатся, спроси: «Кто?», открой и объяви: сеньор такой-то или сеньора такая-то. Понял? И веди себя, пожалуйста, прилично, а главное, своих сережек не съешь по ошибке…

Эмилия так яростно подметала пол кисточкой от клея, что Носишка вмешалась:

— Хватит, Эмилия! Ты так пол продырявишь. Пойди умойся и надень свое платье травяного цвета с апельсиновыми разводами. И отдохни. Ты сегодня что-то бледная.

Кукла гордо выпрямилась и — топ-топ-топ — затопала одеваться. Как только она вышла, граф закачался на веревочке и, не отнимая от глаз бинокля, нацеленного на дорогу, произнес сиплым голосом мудреца:

— Я вижу вдалеке облако пыли!

— Да нет еще, граф. Рано еще. Сначала мы будем завтракать, а после завтрака вы начинайте видеть пыль, понятно, сеньор?

Утренний кофе пили залпом. Заметив эту поспешность, донна Бента спросила:

— Какая сегодня готовится игра, Носишка?

— Совсем не игра, бабушка. Будет самый настоящий праздник, вот увидишь. И гости все принцы, и принцессы, и феи…

— Прекрасно, — сказала донна Бента, — только вот что: мне нужно написать моей дочери Антонике, так что очень уж не шумите. Дайте мне посидеть спокойно.

— Ладно, бабушка, не будем, но ты должна хоть одним глазком взглянуть на праздник, хорошо? Хоть в замочную скважину. Как услышишь, что кричат «ура», хлопают в ладоши и громко поют боевой гимн индейцев…

На лице донны Бенты изобразилось отчаяние… Вернувшись в комнату, предназначенную для приема гостей, Носишка крикнула графу:

— Теперь начинайте видеть пыль!

Бедный мудрец, который задремал было, опустив голову на бинокль, проснулся и, глядя на дорогу, сказал:

— Я вижу вдалеке облако пыли.

— Крошечное облачишко или большущее облачище? — спросила Эмилия. — Если большущее облачище, то это, верно. Принц Ветер.

Носишка нахмурила лоб:

— Никакого Принца Ветра я не приглашала, Эмилия, я ним даже незнакома.

— А я знакома, — отвечала упрямая кукла, — я сама сочинила сказку про Принца Ветра, подымателя пыли. Как-то раз когда ему исполнилось три года, три месяца, три дня и три часа…

— Ну, понесла… Сказки вечером рассказывают. Разве не видишь, что первый гость уже у порога?

Глава 2
Золушка

И действительно, у крыльца остановилась чья-то карета. Маркиз де Рабико, хрюкая, скатился со ступенек — узнать, кто приехал… И, приоткрыв дверь, объявил:

— Сеньорита Золушка, принцесса в хрустальных башмачках.

— До чего он все-таки туп! — воскликнула Носишка. — Золушка давно вышла замуж за принца и не носит хрустальных башмачков. Тебе бы в пятачок хрустальный башмачок, да не хрустальный, а из бутылочного стекла.

И, строго взглянув на растерявшегося маркиза, Носишка поспешила навстречу знаменитой принцессе.

— Входите, садитесь, пожалуйста, дорогая принцесса Золушка, — проговорила Носишка, волнуясь и по ошибке подставляя Золушке стул, на спинке которого золотыми буквами, собственноручно вырезанными Педриньо из кожуры апельсина, значилось: «М. с. П.», что означает «Мальчик-с-пальчик».

Золушка села, и все стали знакомиться.

— Позвольте мне, сеньора принцесса, представить вам моего двоюродного брата Педриньо, Принца Мангового Уса, и мою подругу Эмилию, маркизу де Рабико, — сказала Носишка.

Педриньо как-то растерянно дернул головой, а Эмилия сразу же полезла под стул, на котором сидела Золушка: взглянуть на самые маленькие на свете ножки, обутые в самые маленькие на свете башмачки. Носишка пришла в ужас от такого поведения своей куклы, но Золушка нисколько не обиделась, а напротив, весело рассмеялась и посадила Эмилию к себе на колени со словами:

— Я уже о тебе слышала!

Эмилия сразу же сошлась с гостьей на короткую ногу и вступила в беседу:

— Я тоже все про вас знаю. Но вот один момент в вашей истории мне непонятен: это касается башмачков. В книжке говорится, что они хрустальные, а я вижу у вас на ногах обыкновенные, кожаные…

Золушка засмеялась и сказала, что действительно на тот знаменитый бал, где она в первый раз встретилась с принцем, она ходила в хрустальных башмачках. Но эти башмачки очень неудобные: они жмут, натирают ногу и от них вечные мозоли, поэтому она теперь признает только кожаные или замшевые.

— А какой номер вы носите?

— Тридцатый.

— Тридцатый? — удивилась Эмилия. — Подумайте! Значит, у меня нога меньше — я ношу третий… Почему же ко мне никогда никакой принц не сватался?…

— Еще посватается, — весело сказала Золушка, не зная, очевидно, о том, что Эмилия уже замужем.

— И вот что еще мне неясно, — продолжала неугомонная кукла, переводя разговор: — что случилось с вашей злой мачехой и сестрами? Неужто это правда, что вы их простили?

— Конечно, — сказала Золушка, — они теперь исправились и живут вблизи от меня, в домике, который я им подарила.

— Подумать только! И какая же вы добрая, сеньора! Если бы со мной кто-нибудь обращался так дурно, как они с вами, я бы не простила. Ни за что! Я злая! Говорят, тетушка Настасия, когда меня шила, забыла в меня сердце положить…

Носишка нашла, что Эмилия слишком много разговаривает.

— Ну вот что, Эмилия, — предупредила она, — говори, да не заговаривайся… Слишком много говорить — это признак плохого воспитания, помни!

Глава 3
Белоснежка

В эту минуту граф запрыгал на веревочке и закричал:

— Я вижу вдалеке еще облако пыли!..

— Наверно, это моя подруга Белоснежка, — сказала Золушка. — У нас ее все называют сокращенно — Белка. Она живет невдалеке от меня, и, когда я проезжала мимо ее дома, я видела ее карету у крыльца.

Золушка не ошиблась. Через несколько минут послышалось «трактрак-трак», маркиз просунул пятачок в дверь и объявил:

— Принцесса Белая Снежка!

Носишка опять возмутилась:

— Белоснежка, невежа! — Но объяснять было некогда, она оттолкнула неповоротливого Рабико, стоявшего в дверях, как столб какой-нибудь, и вышла встречать гостью… Белоснежка была введена в дом со всеми приличными случаю почестями, представлена присутствующим и усажена на стул рядом со своей подругой Золушкой. Она сразу же узнала знаменитую куклу, хотя видела ее в первый раз.

— А я тебе принесла подарочек, — сказала она Эмилии, вынимая из сумки маленький пакет. — Это волшебное зеркальце. Оно отвечает на все вопросы. Ну, бери же, не бойся.

Но Эмилия, против обыкновения, что-то застеснялась. Белоснежке пришлось самой развязать золотую ленточку, которой был перевязан подарок, и развернуть сверток. Что тут было! Эмилия обнимала зеркальце, целовала, даже обнюхивала… Потом она долго и старательно терла его своим чистовым носовым платком. И тут же начала задавать зеркальцу вопросы. Она сознавала, что надо бы, конечно, обождать, пока все разойдутся, и обстоятельнее порасспросить зеркальце обо всем наедине, но искушение было слишком велико…

— Милое зеркальце, скажи, кто из кукол умнее всех кукол на свете? — спросила Эмилия.

— Знаменитая маркиза де Рабико, — отвечало зеркальце своим волшебным голосом.

Эмилия была в восторге. Белоснежка рассказала историю всей своей жизни и обещала обязательно прийти в другой раз поиграть с Носишкой и с ее куклой.

— Тогда я и гномиков моих приведу, всех семерых, — сказала она. — Знаете, которые спасли меня от злой мачехи.

— А где теперь живут эти добрые гномики? — спросила Эмилия.

— Со мною в замке. У нас там все так чисто, прямо сияет! Ведь на свете нет других таких прилежных, работящих малышей, как мои гномики.

— Послушайте, — воскликнула Эмилия, — ну зачем вам семь? Не много ли? Прислали бы одного нам, а? Помогать тетушке Настасий на кухне. А то, бедная, жалуется, что она уж старая и ей одной трудно.

— Никак не могу! — ответила Белка. — Если одного отдать, нарушится счет. Число «семь» волшебное, а в волшебные дела лучше не мешаться.

Эмилия вздохнула…

— Ах да, я совсем забыла, — спохватилась Белоснежка — Спящая Красавица просила меня извиниться перед вами — она сегодня не может приехать.

— Как жалко! — огорчилась Носишка. — А почему, не знаете?

— Не знаю. Думаю, она собирается снова заснуть на сто лет…

Глава 4
Мальчик с Пальчик

В этот момент граф запрыгал на веревочке и закричал:

— Приближается облачишко, но такая мелочишка, что, наверно, это едет мышка!

— Кто б это мог быть? — воскликнули разом обе принцессы, Носишка и Эмилия.

Вскоре послышалось «трик-трик-трик», маркиз просунул пятачок в дверь и объявил:

— Крошка человечек в огромных сапожищах!

— Мальчик-с-пальчик! — радостно вскрикнули принцессы и угадали.

Совершенно позабыв, что они теперь уже не девочки, обиженные злыми мачехами, а знаменитые принцессы, Золушка и Белоснежка бросились бегом навстречу маленькому герою. Почему герою? Вы не знаете? Да как же, ведь он был главой заговора сказочных персонажей, объявивших войну старым книжкам и решивших зажить новой жизнью. Как это произошло? Да вот как!

«Кто сказал, что нас написали раз и навсегда? — сказал однажды Мальчик-с-пальчик своим друзьям из сказок. — У нас еще вся жизнь впереди. Да здравствуют новые приключения! В путь, к Домику Желтого Дятла!..» И Мальчик-с-пальчик спрыгнул со страницы книжки сказок и пустился бежать. Другие последовали за ним с радостью. Это и понятно: ведь все соскучились и жаждали новых приключений. Аладдин жаловался, что его волшебная лампа заржавела. Спящая Красавица проснулась и умирала от скуки. Кот в Сапогах поругался с маркизом де Карабас и собрался в гости к коту Феликсу… Белоснежка огорчалась, что у нее пропал румянец…

Услышав эту историю, Эмилия пришла в такой раж, что захлопала в ладоши и запела воинственный индейский гимн собственного сочинения. Потом схватила маленького героя и чуть не задушила в припадке восторга. Она просто не знала, что с ним делать: сажала к себе на колени, обнимала и все расспрашивала, расспрашивала… Когда Мальчик-с-пальчик уже совершенно одурел от этих нежностей и не мог вразумительно ответить ни на один вопрос, она предложила повести его в свою игрушечную комнату и показать свои игрушечные игрушки.

— Только раньше снимите сапоги. Просто не понимаю, как можно ходить с такой тяжестью на ногах, сеньор!..

— Так ведь я без них ничего не стою, — откровенно отвечал Мальчик-с-пальчик. — Я маленький, слабенький, а когда я в этих сапогах, мне никто не страшен.

— А слон?

— И слон не страшен.

— А гиппопотам?

— И гиппопотам, и носорог, и жираф, и змея, и…

— И крокодил-жакаре тоже? — еще на всякий случай спросила Эмилия, считавшая, что крокодил-жакаре — это уже самое важное чудовище.

— И крокодил-жакаре, и вообще никто-никто. Я в этих сапогах делаю семь миль за один шаг! Ну какой же крокодил-жакаре меня догонит, сами подумайте?

— Роскошь! — воскликнула Эмилия. — Только я бы на вашем месте, сеньор, оставила на недельку эти сапоги у нас. Мы бы целый день играли в «здесь и там»… Интересно…

В игрушечной комнате было много игрушек. Мальчику-с-пальчик очень понравилась коллекция цветной фасоли, которую подарила Эмилии тетушка Настасия, и кисточка для клея, чтоб подметать пол. Но особенно долго он стоял перед старой трубкой без мундштучка, которую дал Эмилии их сосед, дядя Теодорико… Стоял так долго, что Эмилия cказала:

— Ну, раз так нравится, то берите, я другую достану. Но простите за нескромный вопрос: зачем вам эта трубка, сеньор?

— Играть в прятки! — отвечал крошка человечек, прыгнул в трубку и оказался так хорошо спрятанным, что никто бы в жизни не подумал, что он там сидит.

Но Эмилия не особенно любила делать подарки. По правде говоря, ей гораздо больше нравилось их получать. Только раз в жизни она и сделала подарок и больше уж никогда ничего никому не дарила. И то, вспоминая впоследствии о трубке с обломанным мундштучком, она тайно вздыхала.

Эмилия как раз показывала Мальчику-с-пальчик свои сокровища, когда послышался такой стук в дверь, что весь дом зашатался. Эмилия побежала узнать, в чем дело. Она нашла Белоснежку в большом расстройстве. Принцесса вся дрожала и испуганно говорила, обращаясь к Рабико:

— Не открывайте! Это тот ненормальный, который шестерых жен убил!..

Глава 5
Синяя борода

Белоснежка даже обиделась на хозяйку:

— Как это вы приглашаете в приличный дом это чудовище? Знала бы — не пришла…

Носишка растерянно призналась, что уж очень ей хотелось взглянуть, правда ли такая синяя эта борода, но что она никак не думала обидеть гостей, что она, напротив… Чтобы принцессы, пожалуйста, не пугались, Рабико не откроет. И бросилась к двери, чтоб посмотреть в щелочку на эту бороду.

— Синяя, честное слово! — воскликнула она. — Синяя, как небо!.. Вот чудовище-то! У него на поясе шесть голов, как у дикаря из племени охотников за черепами…

Тут принцессы не выдержали и тоже решили посмотреть в щелочку. Золушка заметила:

— Непонятно! Я всегда думала, что брат седьмой жены Синей Бороды убил его…

— Убил, но временно, — объяснила Эмилия. — У нас тоже недавно такой случай был: тетушка Настасия выбрала курицу для обеда, но курица временно убежала… так что мы в тот день так и не обедали…

Синяя Борода был оскорблен, что ему не отворяют. Он стучал в дверь и грозился, что женится на всех принцессах, которые так вот нахально запираются. Эмилия терпела, терпела, а потом приложила свой крохотный рот к замочной скважине и разразилась:

— А ну попробуй, женись! Вот как я сейчас прикажу ветру тебя потрепать, так запоешь ты у меня не ту песенку! Покрась-ка лучше бороду в черный цвет, нахал!

Синяя Борода повернулся и пошел прочь в ярости, ругаясь, как рыночная торговка.

Вскоре пришел Аладдин. Ему-то все обрадовались. Всем ужасно хотелось посмотреть на волшебную лампу. Эмилия сразу стала просить лампу, ну хоть подержать… Носишка отозвала ее в сторону.

— Совсем стыд потеряла! — сказала она, строго. — Разве можно быть такой попрошайкой!

— Так ведь, Носишка, я ж не прошу насовсем, — оправдывалась Эмилия, — я же в долг, я потом ему отдам понимаешь…

Аладдин был красивый парень и очень понравился обеим принцессам. Они сразу же к нему подсели и стали занимать разговорами. Потом пришел Кот в Сапогах. Носишка и Эмилия рассказали ему про кота Феликса-самозванца, который уверял, что он его пра-пра-пра-прапра-внук в пятидесятом колене.

— Наглая ложь! — сказал Кот в Сапогах. — Я никогда не был женат. У меня даже детей не было, о каких же пятидесятых коленях тут можно говорить! Ваш знакомый просто хвастун. Не советую вам с ним водиться.

— Да мы его выгнали, выгнали! — радостным дуэтом запели Эмилия и Носишка.

Вдруг Золушка ахнула и хлопнула себя по лбу:

— Черт возьми, я забыла мою волшебную палочку на тумбочке возле кровати. Еще придет какая-нибудь ведьма и стащит… Вот беда-то!

Кот в Сапогах и Мальчик-с-пальчик немедленно вызвались ехать во дворец за пропажей. Золушка вздохнула с облегчением и поблагодарила за любезность. Не прошло и несколько минут, как они вернулись обратно, неся палочку один за один конец, другой — за другой. Бедная принцесса так обрадовалась, что обоих поцеловала в голову. Эмилия, конечно, захотела подержать волшебную палочку, ну, хоть ненадолго! Она так пристала к Золушке, что Носишка с ней чуть-чуть не поссорилась совершенно всерьез.

— Если ты сейчас же не перестанешь, — сердито шепнула она на ухо своей кукле, — то у тебя будут неприятности, ясно?

Эмилия надула губы и, кажется, собралась плакать.

Глава 6
Красная шапочка

Потом пришел Гадкий Утенок, сын того, который в сказке превратился в лебедя. Как только он вошел, Эмилия отвела его в сторону и быстро-быстро зашептала ему в самое ухо:

— Знаете что, вы из комнаты не выходите, ладно? Не ходите в кухню, ладно? Там живет такая черная фея, которая с утятами знаете что делает? Не знаете? Она их жарит, бедненьких, представьте себе!..

Утенок так испугался, что сделался бледнее восковой свечки-не такой розовенький, какие зажигают на праздник, а обыкновенной, белой, — и должен был прислониться к стене, чтобы не упасть.

А гости все подходили и подходили. Столько пришло разных волшебных героев из разных волшебных сказок, что ни на дворе, ни в саду негде было апельсину упасть.

Носишка глядела, глядела, все глаза проглядела. Сколько тут было принцев, и принцесс, и фей, и гномов, и ведьм, и злых духов!.. Все, кто был в комнате, так и прилипли к окнам, упиваясь этим невиданным зрелищем, не в силах ни слова вымолвить от изумления и восторга. Только Эмилия решила все-таки поговорить.

— Я вот думаю о нашей корове, — сказала она с философским раздумьем в голосе, — и мне кажется, что на бедняжку это все может плохо повлиять. Бедняжка привыкла каждый вечер спать во дворе. И представьте: выйдет она во двор, повернется в одну сторону — там принц, повернется в другую — там гном, взмахнет хвостом — и заденет какую-нибудь принцессу… Бедняжке просто развернуться негде. Если даже она не умрет со страху, то может молоко потерять; что мы тогда завтра завтракать будем?!..

Когда все устали смотреть в окно, было решено начать танцы. Эмилия вышла во двор и пригласила в комнату всех, кто влезет. Когда все влезли, Носишка пошла танцевать с Аладдином, Белоснежка закружилась в паре с Котом в Сапогах… Только Золушка не танцевала — боялась испортить новые башмачки.

Тут граф де Кукурузо, который все еще был на своем наблюдательном посту на окне, закричал:

— Я вижу вдалеке облако пыли.

Танец прекратился. Все переглянулись: кто бы это мог быть? Раздались легкие шаги на крыльце, дверь отворилась, и Рабико ввел… Красную Шапочку!

— Шапочка! — воскликнули все в восторге, потому что кто ж на свете не любит эту милую девочку? — Да здравствует Красная Шапочка!

Она вошла раскрасневшаяся, потому что всю дорогу шла пешком, и сказала:

— Привет тамошним и здешним и всем нашим присердечным! — И она весело поцеловала сначала хозяйку, а потом ее куклу.

Эмилия немедленно прилипла к гостье.

— Прежде всего вот что, — сказала она, — нам очень жалко вашу бабушку. Вы даже не представляете, как мы все тут огорчились, узнав, что ее волк съел. Такая неприятность! А между прочим, скажите: ваша бабушка была толстая или худая?

Красная Шапочка очень удивилась такому вопросу, но отвечала, что худая.

— Очень худая или не особенно?

— Довольно худая.

— В таком случае, я не понимаю этого волка, — задумчиво проговорила Эмилия: — Ну какое же это питание?

Все очень смеялись, и Носишка объяснила, что у Эмилии у бедной от рождения ум ослячий. В этот момент часы пробили пять.

— Уважаемые принцессы и принцы, — сказала Носишка, — прошу к столу на чашку кофе. И крикнула в сторону кухни: — Тетушка Настасия! Принеси кофе повкуснее для наших знаменитых гостей!

Когда тетушка Настасия вошла в комнату с дымящимся кофе на подносе, она даже глаза вылупила от изумления.

— Господи! — воскликнула она. — Что тут делается! Ни в сказке сказать, ни пером описать… Не понимаю, откуда это Носишка приводит всех этих важных особ и где она берет принцесс в таких красивых нарядах…

— Кто это? — шепнула Белоснежка на ухо Эмилии, пока старая негритянка разливала кофе.

— Вы не знаете? — отозвалась Эмилия с хитрой улыбочкой. — Тетушка Настасия — это африканская принцесса, которую злая фея превратила в кухарку. Когда придет один принц и найдет одно кольцо, лежащее в животе у одной рыбы, Настасия снова превратится в принцессу. Не верите? Кто от этого потеряет, так это донна Бента, потому что такой кухарки она уж никогда не найдет.

Кофе пили все, кроме Золушки.

— Я пью только молоко, — объяснила маленькая красавица. — Я боюсь, что от кофе я потеряю цвет лица.

— Обязательно потеряете, — сказала Эмилия. — Вот тетушка Настасия пила, пила кофе и, сами видите, какая стала черная…

Глава 7
Незваный гость

Педриньо, Аладдин и Кот в Сапогах не принимали никакого участия во всех этих разговорах. Стоя в углу комнаты, они оживленно спорили на тему о приключениях и подвигах. Аладдин расхваливал чудесные свойства своей волшебной лампы и рассказывал разные удивительные случаи, связанные с ней. Педриньо, чтоб не ударить в грязь лицом, принялся расхваливать меткость своей рогатки. Спор шел такой горячий, что грозил перейти в ссору.

— А ты приходи как-нибудь специально, — сказал Педриньо, — и посмотрим, что может совершить больше чудес — твоя лампа или моя рогатка.

— Бьюсь об заклад, что моя лампа! — сказал Аладдин.

— А я бьюсь об заклад, что моя рогатка! — сказал Педриньо. Кот в Сапогах вмешался:

— Я буду судьей и, кстати, бьюсь об заклад, что ни ваша лампа, ни ваша рогатка не стоят даже подошвы моих семимильных сапог!..

Покуда они спорили и договаривались о дне состязания, произошел один весьма прискорбный случай. Бедный граф, всеми забытый, мирно задремал на своем бинокле, как вдруг — трах! — веревочка порвалась, и он во весь свой рост растянулся на полу. Он так сильно ударился, что потерял сознание.

Принцессы бросились к нему, принялись брызгать на него водой, растирать его — все напрасно! Бедный мудрец не приходил в себя.

Все были страшно расстроены. Первой опомнилась Эмилия.

— Вообще-то особой беды нет, — сказала неумолимая кукла со своей обычной дерзкой прямотой, — если даже граф погибнет, то тетушка Настасия сделает нового. Она использует ножки, ручки, головку и шляпу от этого, а туловище сделает из свежего стебля кукурузы. Ничего страшного… Впрочем, мне пришла в голову блестящая идея, — продолжала Эмилия, повернувшись к Золушке и не обращая никакого внимания на всеобщее замешательство, вызванное ее жестокими словами: — лучше всего превратить графа во что-нибудь. Взмахните-ка на него вашей волшебной палочкой, принцесса!

Золушка нашла, что эта идея действительно недурна, но, раньше чем махать, спросила, во что именно следует превратить графа. Носишка считала, что лучше всего — в волшебника с колпаком, усеянным звездами. Белоснежка сказала, что, может быть, в гномика… В конце концов победила точка зрения Эмилии, которая оказалась самой практичной:

— Вот что. Тетушка Настасия нуждается в ступке, чтоб толочь соль. Надо превратить графа в ступку! Так мы найдем ему прекрасное применение, и он принесет даже больше пользы, чем как ученый.

Идея Эмилии была снова одобрена, и Золушка легонько ударила волшебной палочкой графа:

— Повертись, оборотись, в ступку превратись!

И граф тотчас же превратился в новенькую ступочку, совсем такую, как просила тетушка Настасия. Старая негритянка взяла графа-ступку с уважением и как-то с опаской.

— Просто не знаю, как буду в нем толочь, — сказала она, — начнешь толочь и вспомнишь, что это граф… уж больно жалко. Во всяком случае, я очень благодарна сеньоре Золушке за подарок, спасибо.

И она унесла ступку на кухню, где поставила в посудный шкаф, бормоча себе под нос:

— Конец света, да и только!.. Никогда б не подумала, что граф — и вдруг в ступку… Печальная картина.

А в комнате Носишки все играли в превращения. Золушка взмахивала волшебной палочкой и превращала все, что просили, во все, во что просили. Эмилия притащила все свои игрушки, чтоб их превратить в другие игрушки, лучше. Потом пожалела о старых игрушках и попросила перепревратить новые опять в старые. Эта веселая игра была в самом разгаре, когда послышался такой стук в дверь, что весь дом зашатался. Так еще никто не стучал. Принцессы испугались.

— Это похоже на волчий стук, — сказала Красная Шапочка и побежала взглянуть в замочную скважину. — Ну конечно, это волк! — воскликнула она с широко раскрытыми от ужаса глазами. — Именно тот негодяй, который бабушку съел.

Все в безумном страхе заметались по комнате. Носишка попыталась успокоить принцесс.

— Этого не может быть, — сказала она, — волка, который съел бабушку Красной Шапочки, зарубили топором. Так в книжке сказано.

— Опечатка, — возразила Эмилия, также подглядывавшая в щелку. — Это волк, да, и худющий-прехудющий. Сразу видно, что питается только бабушками. Верно, узнал, что здесь живет донна Бента, и…

Она не могла закончить: Носишка громко заплакала.

— Бедная бабушка! — всхлипывала она. — Какое несчастье, если волк ее съест! Позовите Педриньо и всех принцев! Эмилия, беги, ну чего ты стоишь!..

Но, к сожалению, Педриньо и принцы были далеко — они пошли в сад делать какие-то опыты с волшебной лампой Аладдина. Девочки были одни, совершенно беззащитные.

— Взмахните на него волшебной палочкой и превратите его в блоху, — сказала Эмилия Золушке, уже нацелив свой маленький ноготь, чтоб убить блоху.

— Невозможно! — печально отозвалась Золушка. — Я должна для этого открыть дверь, и он меня обязательно схватит…

А волк пока что стучал — тук-к, тук-к-к, тук-к-к-к! — приходя все в большее бешенство. Потом стал царапать дверь с такой силой, что щепки полетели. Маркиз де Рабико дрожал, как кисель. Вместо того чтобы помогать, он мешал: схватился за юбку Белоснежки так, что ей пришлось дать ему хорошего пинка.

— Только граф может нас спасти! — воскликнула Эмилия. — Ученые все умеют.

И она опрометью бросилась в кухню — искать новенькую ступку, чтоб перепревратить ее в графа. Когда ступку принесли, Золушка дрожащей рукой сделала волшебный взмах, и граф снова воскрес — только какой-то сонный. Он никак не мог понять, где он и что с ним, но Носишка все объяснила:

— Волк уже доски ломает. Еще минута — и он будет здесь. Подумайте, найдите средство, чтоб нас спасти, милый граф!

И действительно, не успела она произнести последнее слово, как волк оторвал одну доску, всунул морду в дырку и стал угрожающе нюхать воздух.

— Гм, гм-м… Пахнет чьей-то бабушкой — прорычал он. Это было уже слишком. Носишка упала в обморок. Принцессы немножко подождали и тоже упали. Только Эмилия не упала и встала рядом с графом.

— Ну же, граф! Сделайте что-нибудь! Пошевеливайтесь!..

Но вот этого-то граф никак не мог сделать, и только теперь Эмилия увидела, что граф сверху-то был граф, а снизу оставался ступкой. Видно, Золушка очень нервничала, когда его перепревращала, и второпях сделала только полвзмаха…

— Что ж будем делать? — вздохнула Эмилия, почесав голову и подумав, не стоит ли ей тоже упасть в обморок. Быть может, она так бы и сделала, если бы в этот момент волк не вырвал из двери еще одну доску и не просунул в щель почти что полтуловища. Видя, что чудовище и вправду сейчас влезет в комнату, Эмилия завопила во всю силу своих легких:

— Тетушка Настасия! Иди скорей сюда! Волк лезет донну Бенту есть!..

Услышав эти вопли, добрая негритянка прибежала из кухни с метлой в руках и как дала волку метлой по носу раза три, так он сразу испугался и убежал.

— Совести у тебя нету, охальник! — кричала ему вслед тетушка Настасия. — Озорничать пришел, да?! Убирайся-ка в лес подобрупоздорову! Вор! Донна Бента не для твоей пасти пища, пес шелудивый!..

— Браво! — воскликнула Эмилия, хлопая в ладоши. — Вы такая храбрая, сеньора, что просто заслуживаете, чтоб вас выдали замуж за Аладдина.

Негритянка только сказала:

— Вместо того чтобы глупости болтать, помоги-ка мне этих девчат в чувство привесть. Поди принеси кружку холодной воды, да поскорей…

Первой очнулась Носишка.

— А где волк? — спросила она, протирая глаза и оглядываясь по сторонам. — Он уже съел бабушку?

Старая негритянка широко улыбнулась, показывая белые зубы:

— Господи! Глупости какие! Да волк об эту пору, верно, уж море переплыл да в Европу прикатил! — И она рассказала, что произошло. Сразу же спрыснули водой и остальных. Красная Шапочка в большой радости расцеловала тетушку Настасию и обещала прислать ей новую корзинку для хлеба. Белоснежка и Золушка тоже обняли свою спасительницу и обещали прислать ей много настоящих ступок и других прекрасных вещей.

В этот момент вошли Педриньо и Аладдин.

— Очень красиво! — сказала Носишка. — Оба сеньора отправляются на прогулку и оставляют нас тут одних на милость диких зверей…

Аладдин очень огорчился, услышав историю с волком, потому что какой же лучший случай мог представиться, чтоб доказать силу волшебной лампы? Стоило провести рукой по стеклу лампы, как из нее появился бы дымок, который обратился бы в джинна, и стоило сказать: «Любезный джинн, прогони, пожалуйста, раз навсегда этого гадкого волка», как волк испарился бы мгновенно…

Педриньо тоже расстроился: стрельнуть бы в этого волка пару раз из рогатки, так у него бы только пятки засверкали…

Глава 8
Волшебная палочка

Но тут часы пробили шесть, и гости стали собираться домой.

— Поздно уже, — сказала Белоснежка, — я должна быть в замке к семи, к нам сегодня придут ужинать.

Золушка тоже заторопилась — и такие тут пошли объятия, поцелуи, любезные слова… все друг друга перебивали, суетились…

— До свиданья, до свиданья! — говорила Носишка, переходя из одних объятий в другие. — Приходите еще, теперь вы дорогу знаете!

Педриньо напомнил Аладдину про состязание:

— Приходи с лампой, да почисть ее хорошенько песком, понял?…

Эмилия переходила из рук в руки. Никогда еще ее столько не ласкали и не целовали. Прощаясь с Мальчиком-с-пальчик, она шепнула ему на ухо:

— Ты еще как-нибудь сбеги из сказки и тогда приходи к нам насовсем, ладно?

Когда все ушли, дом показался Носишке таким пустым… В комнате она осталась только с братом и куклой. На дворе виднелась одна лишь корова, мирно жевавшая свою солому, да еще Рабико, чавкая, доедал корень маниоки… Брат и сестра обменялись впечатлениями.

— Мне больше всех понравилась Белоснежка, — сказала девочка. — Она такая добрая и такая хорошенькая! Такая снежно-белая! Словно она сделана из молока кокосового ореха…

— А мне так очень понравился Кот в Сапогах, — сказал Педриньо. — А вот Аладдин, по-моему, немножко задается. Думает, что уж лучше его лампы нет ничего на свете.

В это время Эмилия, которая почему-то пошла прогуляться под стол, испустила громкий крик.

— Посмотрите, что я нашла: волшебную палочку! Золушка второпях забыла ее, и теперь она моя! Слышите, моя! Я целыми днями буду играть в превращения!

И, вертя в руках драгоценную находку, Эмилия принялась строить планы приключений, еще более необычайных, чем те, о которых рассказывается в сказках. Глаза Эмилии метали искры: ее самой большой мечтой в жизни было завладеть волшебной палочкой, чтобы играть в превращения. И, вся дрожа от восторга, Эмилия выбежала в сад — «превращать все, что попадется по дороге», как она крикнула на бегу Носишке.

— Вот удача, вот удача! — громко раздавался по саду ее скрипучий голосок.

В этот день Эмилия не пришла к ужину: она провела весь вечер, превращая одни вещи в другие и перепревращая назад.

«Повернись, перевернись, чем желаю, обернись», — пела Эмилия, взмахивая волшебной палочкой, и та вещь, до которой Эмилия дотрагивалась, действительно превращалась в то, во что она хотела.

Даже графа, недавно только принявшего прежний вид, она превратила в юного крокодила-жакаре, но сразу же поспешила перепревратить обратно, потому что юноша уже открывал огромную розовую пасть, чтобы съесть саму волшебницу. Впрочем, все, что Эмилия превращала, она потом перепревращала назад и оставляла как было…

Следующий день также начался в вихре превращений. Только и слышалось: «Повернись, перевернись, чем желаю, обернись», — то справа, то слева, то сверху, то снизу. Даже гордый Педриньо, не умевший ни к кому подлаживаться, старался во всем угодить Эмилии, говорил с ней необычно ласково и был заботлив свыше всякой меры: он словно боялся Эмилии — превратит еще во что-нибудь… Одним словом, Эмилия чувствовала себя всесильной. «Пусть мне пришлют хоть ягуара, — говорила она, — я сделаю всего один взмах и превращу его во что хочу — в муху, в бабочку, в сладкую булку».

Но всякое счастье когда-нибудь кончается… Граф, который всегда все знал, раскрыл Эмилии тайну: волшебная сила всех волшебных палочек не вечная, каждая из них действительна лишь на определенное число превращений, в большинстве случаев на сто. После ста взмахов она сама превращается — и превращается в обыкновенную палку.

Узнав об этом, Эмилия чуть не заплакала от отчаяния. Играя в «повернись-обернись», она растратила уже почти всю силу палочки — и как глупо, милые мои, как глупо! — превращая даже камешки, щепки, мух — стыдно вспомнить!.. По мнению графа, который был очень силен в математике, особенно после того, как полежал на полке между «Алгеброй» и «Арифметикой», палки могло хватить превращений на тридцать, не больше! Иными словами, Эмилия истратила семьдесят превращений на всякие глупости. Теперь ей придется расходовать остающиеся как можно более экономно. И Эмилия, тяжко вздыхая, достала свою заветную корзинку, где хранила любимые вещи, и спрятала туда волшебную палочку почти на последнем издыхании…

Было около пяти часов, и Эмилия вместе с Носишкой и Педриньо отдыхала в тени под деревом, как вдруг…

— Что это там? — спросил Педриньо, показывая пальцем на тропинку, ведущую к их дому. — Кажется, это соседские ребята?

Да, действительно, это были соседские ребята, целая толпа мальчишек, которые приближались к Домику Желтого Дятла, и почемуто приближались бегом и громко крича.

— Я все понимаю! — вскрикнула Эмилия. — Они узнали про мою волшебную палочку и хотят напасть на нас…

В одно из превращений она превратила майского жука в мальчика и в суматохе позабыла перепревратить его обратно, и, конечно же, он убежал и разболтал всем в округе про волшебную палочку. Ребята, естественно, пришли в раж и явились толпой отнимать ее.

Что делать? Сопротивление было бесполезно — силы противника составляли человек двадцать. Выход был один: превратить противников во что-нибудь. Но, чтобы превратить двадцать мальчишек, надо было истратить двадцать взмахов; значит, из тридцати превращений останется десять…

— Не хочу! — взревела Эмилия. — Не хочу тратить почти весь запас моих превращений на этих гадких мальчишек…

— Ах, не хочешь? — сказал Педриньо. — Тебе же хуже! Они отнимут палочку, и ты будешь равна нулю.

Эмилия в страшном огорчении поняла, что придется уступить. Но и тут она нашла способ сэкономить хотя бы один взмах.

— Ну, так вот: я превращу девятнадцать мальчишек. А одного ты положишь на лопатки. Или, может, с двумя справишься?

Педриньо заявил, что справится. Пусть она превращает восемнадцать.

Мальчишки были уже близко. Даже можно было расслышать выкрики вроде: «Волшебная палочка моя!», «Нет, моя!» или «Кто отобьет, тому и достанется!» — это был голос большинства.

— А во что превращать? — спросила Эмилия.

— В мух, — предложил Педриньо.

— В книги! — пришло в голову графу, который очень любил читать.

Но Эмилия была натура практичная и потому решила превратить мальчишек в полезные предметы: например, в перочинный ножик (конечно, из самых лучших — со штопором, отверткой и пилочкой для ногтей), в стерильный бинтик, в ножницы и в другие вещи, в каких нуждаешься каждый день.

Впереди шел самый рослый мальчик — Жукинья, сын сеньора Аполинарио да Сильва; их домик был неподалеку от Домика Желтого Дятла.

Лавина остановилась. Жукинья вышел вперед и сказал:

— Мы знаем, что у вас есть волшебная палочка. Если вы ее отдадите добром, все будет тихо-мирно. А не отдадите добром — отнимем силой! И вообще будем драться…

Эмилия отвечала на этот дерзкий вызов следующим образом:

— Палка тут! Возьмите, если можете… Я вас всех превращу в мерзких жаб…

Угроза смутила было мальчишек, но так как осторожность вообще мальчишкам несвойственна, то самый отчаянный из вражьего войска шагнул вперед и протянул руку, чтоб вырвать палочку у Эмилии. Но она быстро-быстро пропела: «Повернись-перевернись…» — и превратила дерзкого в перочинный ножик. Второго она так же резво превратила в стерильный бинтик. Еще взмах — и третий превратился в ножницы… А Педриньо пока боролся с двумя противниками одновременно…

Соседские мальчишки потерпели поражение. Вместо них на траве теперь лежало девятнадцать полезных предметов. Почему девятнадцать? Да потому, что Эмилия в азарте нечаянно превратила также одного из тех двух, с которыми боролся Педриньо.

— Ура! Ура! — кричала маленькая победительница, собирая драгоценные трофеи.

Только один из нападавших уцелел — Жукинья, но был взят в плен Педриньо, который держал его крепко и приговаривал:

— Будешь знать Орден Желтого Дятла! Победа была полная.

Эмилия посчитала остающиеся взмахи: одиннадцать. Замечательно! Одиннадцатью взмахами каких еще можно натворить чудес!

А граф? В пылу битвы о нем совершенно забыли.

— Что с графом? — переполошилась Эмилия. Графа нашли на земле. Он стонал. — Что случилось, граф? Почему вы так стонете?

— Я ранен, — отвечал ученый слабым голосом. — Я, кажется, сломал ногу…

Эмилия подняла графа. Он упал снова. Педриньо осмотрел его.

— Да, сломал левую ногу, бедный.

Но если есть волшебная палочка, то сломанная нога — дело поправимое. Один маленький взмашек — и сломанная нога превращается в новую…

— Эмилия, скорей! — закричал Педриньо. — Преврати сломанную ногу графа в здоровую.

— Ну, вот еще! — фыркнула жадная кукла. — Буду я на него тратить почти что последний взмах! Положи ему ногу меж двух досочек и забинтуй — вот увидишь, скоро заживет.

И, сколько Педриньо ни настаивал, упрямое создание стояло на своем.

— Правильно говорит тетушка Настасия, что у тебя нет сердца, — с досадой сказал Педриньо.

— Сердце у меня, между прочим, есть, — дерзко отвечала Эмилия, — но и голова на плечах тоже есть. Нога у графа скоро заживет, а если не заживет, тетушка Настасия сделает новую, — так почему же я должна тратить целый взмах? Нет, и нет, и нет.

— Ты что же, не любишь графа?

— Люблю, даже очень, но… а если бы у меня не было палочки? Нельзя же все трудности разрешать при помощи волшебства…

Не было возможности ее переубедить. Педриньо взял две щепочки, обстругал перочинным ножиком, положил между ними ногу графа и забинтовал стерильным бинтом.

А что делать с пленником? Отпустить сразу домой опасно — будут осложнения со стороны родителей. Сеньор да Сильва пожалуется бабушке, и… Надо задержать его подольше. Но как?

— Вот что, — сказал Педриньо: — пустить мы тебя не пустим, пока ты не поклянешься, что ничего не расскажешь папе и маме.

— Клянусь! — сказал Жукинья.

— Тогда давай с нами играть. Согласен?

Спрашивать мальчишку, хочет ли он играть, — это все равно, что спрашивать кота, хочет ли он молока. Побежденный с радостью согласился и ушел домой только вечером. Провожал его почти весь Орден Желтого Дятла, кроме графа, у которого очень болела нога.

— До свиданья, Жукинья, приходи почаще!

— А можно привести мою сестру Кандоку?

— Обязательно приводи!

Так мирно кончился второй «превращательный день». Однако на третий Эмилию ждали осложнения: сосед, отец вчерашнего пленника, все же выведал тайну у сына — видно, уж очень пристал, взрослые это умеют. И, конечно, папы и мамы девятнадцати мальчишек с раннего утра собрались вместе и подняли крик.

— Пусть она вернет нам наших детей, или мы ее выгоним из нашей местности!

— Ужасное положение, — сказала Эмилия и поморщилась: — мальчишек девятнадцать, а взмахов осталось одиннадцать… Да-а…

Но вскоре кукла улыбнулась. Кажется, она нашла выход. Надо разложить на земле девятнадцать предметов один за другим. Десять превратить обратно в мальчишек, а по остальным махнуть палочкой разом — р-р-р-р-р!..

— Созывайте родителей, я готова! — сказала Эмилия. Операция с единым взмахом удалась на славу. Девятнадцать мальчишек бросились в объятия своих родителей, а волшебная палочка, исчерпавшая свою силу, была положена на почетное место среди прочих удивительных предметов, которые Эмилия собирала для своего домашнего музея.

Часть 5
Брат Буратино

Глава 1
Брат Буратино

— Бедная бабушка! — сказал как-то раз Педриньо. — Она уже нам все сказки рассказала. Мы ее выжали, как спелый плод кажу.

И это было верно, настолько верно, что добрая сеньора написала в книжный магазин в Сан-Паулу, чтоб ей присылали все детские книги, какие издаются. И ей послали одну книжку, потом другую, потом еще другую и потом одну итальянскую — про деревянного человечка Буратино…

— Ура! — воскликнул Педриньо, распечатав принесенный почтальоном пакет. — Давно хотел почитать. Сяду в тени под деревом, вот хоть под большой жабутикабой, и проглочу эту книгу в один день.

— Нет! — возразила донна Бента. — Читать буду я и при этом вслух, чтоб все слышали. И не больше трех глав в день, чтобы чтение длилось подольше и наше удовольствие тоже. Такова мудрость жизни.

— Как жалко! — надулся Педриньо. — Из-за мудрости какой-то я должен терпеть, вместо того чтобы сегодня же узнать все приключения этого Буратино. Теперь будем ползти, как телега, запряженная волами, в жаркий солнечный день — трик-трик-трик…

Его досада, однако, длилась недолго, и, когда настал вечер и тетушка Настасия зажгла лампу и сказала: «Пора, милые!» — Педриньо явился первым.

— Ты, бабушка, читай своим способом, — попросила Носишка.

Бабушкин способ чтения был очень хороший. Она читала «про всех по-разному», и выходило, будто герои книжки сами рассказывают о себе. Так как на сей раз действующие лица были итальянцы, то, читая про столяра, который вырезал из куска дерева деревянного человечка, донна Бента подражала голосу старого итальянца — торговца птицей, иногда заходившего к ним во двор, а для Буратино она выдумала такой скрипучий голосок, словно это скрипит надтреснутый стебель бамбука, — безусловно, деревянный человечек мог говорить только так. Первые главы не произвели особого впечатления. Впрочем, Педриньо сказал, что герой книги симпатичный.

— А по-моему, нет! — возразила Носишка. — Он еще себя покажет, вот увидите! А ты, Эмилия, что думаешь?

Кукла сидела тихо, опираясь на руку своим остреньким подбородком.

— Я думаю, — сказала она медленно, — что я придумала удивительную вещь.

— Скажи!

— Не могу. Это не такая вещь, чтоб так вот прямо взять да и сказать. Могу сказать при одном условии: если Педриньо даст мне деревянную бесхвостую лошадку, которая лежит у него в ящике. Тогда скажу.

Эмилия всегда была попрошайкой, но, с тех пор как задумала устроить у себя музей диковинок, она уже совсем потеряла стыд и просто ничего не хотела делать даром.

— Может, и дам, — сказал Педриньо, — если идея полезная…

— Клянешься, что дашь?

— Не сомневайся. Ты ведь знаешь, что я свое слово всегда держу.

— Так вот: если Буратино был сделан из куска говорящего дерева, так, может быть, на свете еще такое дерево есть.

— Ну, и при чем тут я?

— При том, что, если такое дерево есть, ты можешь найти его, вырезать кусочек и сделать из него брата Буратино.

Все переглянулись: хитра, ничего не скажешь. Педриньо пришел в восторг от идеи Эмилии.

— Здорово! — вскрикнул он, радостно сверкнув глазами. — Это так здорово, что просто удивительно, что никто до этого не додумался раньше. Можешь пойти в комнату и взять бесхвостую лошадку… Прямо теперь же…

Глава 2
Говорящее дерево

Педриньо потерял покой. Замечательная идея Эмилии не выходила у него из головы. Он только и мечтал о том, чтобы отправиться в Италию: может, во дворе у того столяра найдется еще кусочек того дерева… Но как отправиться, вот вопрос? Пешком далеко очень. И потом, через океан как переберешься? Пароходом не выйдет, потому что бабушка ужасно боится кораблекрушений и никогда в жизни его не пустит. Что делать? На помощь пришел граф…

За последнее время он очень помудрел и теперь изъяснялся только научно, то есть такими словами, которые тетушка Настасия решительно отказывалась понимать.

— Я нахожу, — заметил он, откашлявшись, — что совершенно нет надобности предпринимать путешествие в Италию для обнаружения дерева, обладающего «буратинными свойствами». Природа повсюду едина. Так что, если вы посвятите себя тщательным изысканиям, то весьма вероятно, что обнаружите и на нашей земле какой-нибудь «единичный экземпляр экстраординарной субстанции».

Тетушка Настасия, которая в эту минуту проходила мимо с узлом белья на голове, постояла, послушала и пошла дальше, бормоча себе под нос: «Теперь ему взбрело в голову говорить по-английски! Господи!» Когда добрая негритянка чего-нибудь не понимала, она считала, что это «по-английски». Но Педриньо все понял и пришел в восторг от ученой речи графа:

— Без сомнения, превосходная идея! Наточу топорик и завтра с утра начну изыскания.

Сказано — сделано. На следующий день сразу после утреннего кофе Педриньо вскинул свой топорик на плечо и отправился в лес, готовясь рубить каждый сучок, покуда не найдет хоть один говорящий. Целую неделю он рубил: ни одно дерево не пропустил, кажется. Ударит топором — и сразу же прикладывает ухо к стволу: может, застонет? Но деревья не стонали — плакали смолистыми слезами, это правда, но стонать не стонали.

— Брожу тут, как дурак, — сказал Педриньо на седьмой день. — «Буратинное дерево», верно, только в Италии растет. У этого графа одна шелуха в голове, вот что…

Но Эмилия была тут как тут. Услышав эти слова, она так и дернулась, словно ее блоха укусила: ведь если Педриньо не найдет говорящее дерево, то он, пожалуй, способен и бесхвостую лошадку отнять — затеяла-то все это она, Эмилия! И стала Эмилия думать. Думала, думала, думала и наконец придумала… Разыскав графа, она сказала:

— Перестаньте читать вашу гадкую алгебру и отвечайте на вопрос: вы умеете стонать?

— Я никогда не стонал, — отвечал ученый, озадаченный таким вопросом, — но думаю, что это не так уж трудно. — Так постонайте, пожалуйста, немножко, я проверю.

Граф, сморщив нос, простонал несколько раз на разные тона очень старательно.

— Прекрасно, — одобрила кукла. — Вы стонете недурно и можете оказать мне большую услугу. Идет?

Граф вздохнул:

— Сеньора Эмилия всегда приказывает, а не просит…

— Я не приказываю, но вы немедленно пойдете со мной, — и Эмилия без лишних церемоний потащила графа за ворота, где у дороги лежало старое бревно. Здесь она остановилась и сказала:

— Педриньо тут всегда проходит, когда возвращается из лесу. А так как он не может пройти спокойно мимо куска дерева… Да я прямо как сейчас вижу: подойдет, остановится и — бум! — прямо по этому бревну!.. Так вы полезайте сюда в дупло, а как только он ударит, стоните, хорошенько стоните, чтоб голос был как у старого дерева. Ясно?

— Но для чего же? — осмелился спросить ученый.

— Не ваше дело, сеньор. Делайте, что говорю, и не рассуждайте!

В эту секунду вдали показался Педриньо с топориком на плече.

— Скорей, граф, скорей! — заторопила Эмилия, заталкивая ученого в дупло. — Он идет!..

Граф юркнул в дупло, а она засеменила домой так быстро, что Педриньо ее даже не видел. Эмилия словно в воду глядела: Педриньо наткнулся на бревно и — бум! — ударил по нему топориком. Но он так просто ударил, по привычке, потому что давно уже потерял всякую надежду найти говорящее дерево. И вдруг — что за чудо?! — бревно застонало: ай-ай-ай! Педриньо подпрыгнул, словно на змею наступил.

— Что за черт! — воскликнул он, вылупив глаза от изумления. — Это бревно стонет? Или мне померещилось?

Чтоб удостовериться, он снова ударил, но легонько так, несерьезно.

— Ай! Ай! — ответило бревно.

Хотя Педриньо уже целую неделю именно этого и добивался, он все-таки был глубоко поражен и взволнован. Ему даже пришлось спуститься к ручью и выпить пару глотков воды, чтоб хоть немного успокоиться. Вода произвела должное действие. Педриньо набрался духу и, хотя бревно стонало не переставая, отрубил от него кусочек и опрометью бросился бежать, задыхаясь от восторга.

Вбежав во двор, он чуть не наткнулся на Эмилию. Кукла сидела на крылечке, болтая ногами и насвистывая «Плыви, моя лодочка» с самым что ни на есть невинным видом.

— Я нашел, Эмилия! — крикнул мальчик еще издали.

Она ответила, изобразив на лице полное равнодушие:

— Что, собственно, ты нашел, Педриньо?

— Говорящее дерево, что ж еще! Что я мог еще найти, когда я только это и ищу!

— Ну что ж, желаю удачи! — передернув плечиком, проговорила маленькая лиса, не поднимая глаз и ковыряя палочкой землю.

Педриньо обиделся, сказал ей какую-то грубость и убежал. Он влетел в дом как ветер — ему не терпелось рассказать всем, как бревно стонало.

— Вы даже не представляете, что за ужас! — кричал он не переводя дыхания. — Бревно стонало, честное слово, как человек, стонало: «ай, ай! ай!» Еще даже голос похож был на графа. У меня прямо дух захватило, правда! Никогда б не поверил, кабы сам не слыхал! Чудеса!..

Педриньо пришлось несколько раз повторить эту историю. Кусок дерева переходил из рук в руки: его щупали, нюхали, лизали… Только тетушка Настасия не отважилась подойти: глядела издали и крестилась…

Все обсуждали необыкновенное событие. Все? Не совсем: граф и Эмилия воздержались от обсуждения. Граф притворился, что поглощен чтением учебника по алгебре, хотя украдкой, краешком глаза, внимательно наблюдал всю сцену, тихонько посмеиваясь. А Эмилия подсматривала из-за двери. Потом она ушла, затыкая рот рукой, чтоб не расхохотаться. Придя к себе, она достала бесхвостую лошадку, посадила к себе на колени и зашептала ей на ухо:

— Педриньо попался на удочку и теперь уж, верно, тебя не отберет. Ура! Ура! Ты моя, моя, моя, и теперь я буду целый день с тобой играть! И вот что, Ваша Милость: раньше всего мы вам хвост приделаем. Ну где это видано — лошадь без хвоста? Я для вас, уважаемая лошадушка, достану роскошный хвост из петушьих перьев. Поняли? Это гораздо более модно, чем этот ваш конский волос, который только на матрацы и годится. Поняли, сеньора Лошадка, Лошадушко де Конек?

Ну, рот нараспашку, язык на плечо — понесла наша Эмилия! И целый вечер, пока она бродила по двору, ища перышко для своей лошадки, она все говорила, говорила…

Глава 3
Конкурс

Теперь, когда говорящее дерево было найдено, оставалось только сделать из него куклу — и брат Буратино будет налицо! Но что за чудо: сколько Педриньо ни колол перочинным ножиком свою находку, сколько ни тряс, кусок бревна оставался нем, как рыба.

— Вот тебе и на! — воскликнул Педриньо. — Бревно так стонало, что просто сердце разрывалось, а эта палка и не пискнет! Дичь!..

Эмилия, испугавшись, что ее хитрость может раскрыться, сразу же отозвалась:

— Донна Бента на днях говорила, что настоящее горе всегда немое. Бедная палка, верно, очень страдает, что ее разлучили с родным бревном, и потому молчит, — вышитый нос Эмилии дернулся, изображая сочувствие палке, — вот увидишь, она успокоится и так раскричится, что придется уши затыкать! Вот увидишь!

Граф кашлянул и украдкой бросил восхищенный взгляд на Эмилию: до чего ж хитра!

Речь Эмилии повлияла на Педриньо, и он решил все-таки сделать из немой палки куклу: может, и правда потом оживет. Но как сделать? Каждый представлял себе брата Буратино по-своему… В результате разгорелся такой спор, что Педриньо решил устроить конкурс. Пусть все нарисуют проект, и чей проект победит, по тому и будут вырезать.

— Объявляю рисовательный конкурс! — крикнул Педриньо. — Внимание, все! Останавливаются все работы! Бабушка, брось шитье и возьми в руки карандаш! Тетушка Настасия, отойди от печки! Все рисуйте!

Конкурс начался. Полчаса весь дом рисовал. Когда все шесть рисунков были готовы, Педриньо развесил их на стене для обсуждения. Какая забавная выставка! Тетушка Настасия нарисовала не человека, а невесть что: уродца какого-то. Все смеялись. Носишка нарисовала миленького малыша, но у него был тот недостаток, что очень уж он был похож на Буратино. «Да это я нарочно, — объяснила девочка, — я хочу, чтоб они были близнецы». Проект донны Бенты был похож скорее всего на черта. Рисунок Педриньо был точным портретом соседского мальчика, который приходил к ним играть и про которого бабушка говорила, что у него глисты. Проект графа был такой научный, что ничего нельзя было понять: одни сплошные треугольники, срисованные из учебника геометрии. Проект Эмилии был какой-то путаный: она хотела, чтоб у брата Буратино было все, и поэтому нарисовала ему горб, как у Петрушки, рот, как у лягушки, хвост, как у крокодила, уши, как у летучей мыши, ноги, как у козла, а нос еще длиннее, чем у Буратино. На всякий случай нарисовала она и третий глаз на спине. «Это чтоб никто не смог схватить его из-за угла», — так она объяснила, очень гордая тем, что никто другой не догадался о такой опасности.

Три раза Педриньо заставил всех подымать руки — и все напрасно: каждый голосовал за свой собственный проект.

— Голосованьем не выйдет, — сказал Педриньо, — лучше тянуть жребий.

Все согласились, что лучше. Педриньо написал имена соревнующихся на бумажках, свернул бумажки и бросил в шапку. Донну Бенту он попросил тащить первой, по старшинству. Эмилия, однако, запротестовала и протянула к шапке свою маленькую ручку — левую… Правую она почему-то упорно держала в кармане.

— Я буду первая тащить! Донна Бента не умеет!

— Нет, не ты! Бабушка! — возмутился Педриньо.

— Нет, я! Нет, я! — настаивала кукла, топая ногами и не вынимая правой руки из кармана. Носишке эта самая рука показалась подозрительной.

— Покажи-ка руку, Эмилия.

— Не покажу! — отвечала кукла, покраснев до корней волос.

Носишка силой вынула ее руку из кармана — и все увидели зажатую в маленьком кулачке бумажку такого же размера, как те, которые лежали в шапке.

Ужасный был скандал! Все набросились на Эмилию, говоря, что как ей не стыдно!

— Но мне так хотелось выиграть конкурс, — призналась Эмилия.

Педриньо гневно развернул бумажку Эмилии, но тут все расхохотались: вместо того, чтобы написать свое имя, Эмилия написала «я»…

— Фу, как нехорошо! — сказал тетушка Настасия. — Некрасиво-то как! Да я б на месте донны Бенты это дело так не оставила, я б нахлопала ее хорошенько, чтоб не баловала больше, вот что! Скажите, шалости какие! Людей обманывать! Господи, спаси!

Эмилия пришла в ярость и показала всем язык.

— Тетушка Настасия совершенно права, — заметила донна Бента, — твой поступок, Эмилия, очень плохой. Я только потому тебя прощаю, что ты еще глупенькая и не понимаешь, что хорошо, что плохо. Если б это кто-нибудь из моих внуков сделал, никогда бы не простила.

Это был первый выговор, который Эмилия слышала от донны Бенты. Хотела было она и тут высунуть язык, да поняла, что лучше уж удержаться, и ограничилась тем, что вышла из комнаты, топая нарочито громко.

— До чего ж распустилась! — заметила старая негритянка. — Вот змея-то, чур меня!

Когда все успокоилось, то стали снова тянуть жребий. Донна Бента сунула руку в шапку, вынула одну из бумажек, развернула ее и прочла: «Тетушка Настасия».

Все были разочарованы. Никто не думал, что судьба может быть настолько слепой, чтобы выбрать самый уродливый проект. Но что поделаешь?… Старой негритянке было поручено придать куску дерева форму человечка, явив, таким образом, свету брата Буратино.

Глава 4
Эмилия сердится

Носишка пошла взглянуть, что делает Эмилия. Она нашла ее в углу столовой, в игрушечной комнате. Кукла была очень занята: она торопливо складывала свои платья и игрушки в картонные коробочки, служившие ей чемоданами.

Носишка заметила, однако, что она кладет в чемоданы только ее, Носишкины, подарки: игрушки и платья, подаренные тетушкой Настасией, были разбросаны по полу, изломанные и изорванные.

Очевидно, Эмилия была всерьез разобижена и готовилась к отъезду. Но куда? Складывая чемоданы, она говорила своей бесхвостой лошадке:

— Ты думаешь, она добрая? Ну нет! Глубоко ошибаешься: просто ты недавно живешь в этом доме и не знаешь. Она никого не жалеет, понимаешь? Возьмет хорошенького петушка — и на сковородку! Индюков не жалеет, мышей даже… На рождество изжарила, между прочим, младшего братишку Рабико, весьма приятного поросенка. Ах, не нравится? Ну, то-то! Между прочим, это одна из причин, почему я хочу уехать из этого дома. Может, она из деревянных лошадок тоже умеет жаркое делать, почем мы знаем, верно? Она каких только блюд не сготовит! Жалко, что ты не умеешь лягаться, мы б ее вместе…

В этом месте разговора Носишка, которая слушала, спрятавшись за занавеской, вышла на свет.

— Что это такое, Эмилия? Ты с ума сошла?…

— Нет, я просто складываю чемоданы, потому что собираюсь переехать из этого дома. Здесь меня обижают всякие старухи…

— Да куда ж ты собираешься, чудачка? Думаешь так легко устроиться где-нибудь?

— Я перееду к Мальчику-с-пальчику. Когда я ему тогда подарила сломанную трубку, он сказал: «Сердечно Вам благодарен, донна Эмилия. Мой дом всегда открыт для Вас. Буду счастлив Вас видеть». Настало время воспользоваться его приглашением. Я переезжаю к нему.

— И ты думаешь, что поместишься в его домишке? Разве ты забыла, что он вот такой малюсенький, твой Мальчик-с-пальчик?

Эмилия приложила палец ко лбу, предавшись глубоким размышлениям. Да, действительно, она чуть было не совершила величайшую глупость: если б она переехала к Мальчику-с-пальчик, то ей, возможно, пришлось бы спать на дворе, под открытым небом, подвергаясь опасности нападения разных диких зверей типа сов и летучих мышей… И, так как она панически боялась летучих мышей и сов, то и решила остаться.

— Ладно, я остаюсь, но тебе придется подарить мне новое шелковое платье с бантом и даже, пожалуй, с оборками. Подаришь?

— Подарю, чертенок, подарю, только с одним условием.

— С каким?

— Что ты попросишь прощения у тетушки Настасий. Я сейчас в кухне была — она очень расстроена, у нее ведь такое доброе сердце — ни с кем ссориться не любит.

Примирение состоялось немедленно, причем Эмилия ухитрилась тут же выпросить у тетушки Настасий ее любимую булавку — синюю с голубкой. У тетушки Настасий было три таких, с голубками: одна синяя, другая зеленая, а третья какая-то пестренькая. Эмилия уже давно мечтала о такой булавке, ну так сильно мечтала, как только может мечтать кукла, — очень уж ей эти голубки нравились, такие нежные, милые!..

Глава 5
Жоан представь себе

После перемирия тетушка Настасия заперлась в кухне, чтоб спокойно и не торопясь вырезать брата Буратино. Примерно через час она появилась на веранде со своим шедевром.

— Готово! Не так чтоб больно хорош, но, по-моему, видный! — сказала она, явно любуясь произведением своего искусства.

Послышалось общее разочарованное «ах!» Нет, просто невозможно было вообразить себе что-нибудь более уродливое, чем этот несчастный деревянный человечек: руки росли у него прямо откуда-то из середины туловища; ноги как-то не стояли и разъезжались в разные стороны; нос изображался спичкой, а голова — о! — голова была похожа на помятый плод кажу и была приделана к туловищу кривым гвоздем, который еще к тому ж вылезал из спины — обязательно наколешься!

Педриньо расстроился:

— Какой ужас, тетушка Настасия! Да ты какого-то уродца сделала! Позор для нашей семьи!

— А дерево сильно стонало, когда ты делала человечка? — спросила Носишка.

— А и вовсе молчало… — сказала тетушка Настасия огорченно.

— Ничего не понимаю! — разволновался Педриньо. — То есть бревно так стонало, когда я его рубил, а этот кусок дерева молчит как мертвый! Здесь что-то кроется.

Граф, читавший свою «Алгебру» в уголке, услышав такие слова, замигал и вмешался в разговор, высказав следующую научную точку зрения:

— Я держусь того мнения, что, для того чтобы брат Буратино ожил и получил дар речи, надо на него дуть. В древних сказаниях индейцев Бразилии часто встречается такой мотив: когда подуешь на мертвое тело, то оно оживает. Я держусь того мнения, что…

— Я тоже держусь… — подхватила Эмилия, которая в эту минуту вошла, — по-моему, если сильней подуть, то Жоан Представь Себе обязательно оживет.

Все повернулись к ней в страшном изумлении:

— Что это за такой Жоан Представь Себе? Что ты еще выдумала, Эмилия?

— Жоан Представь Себе — самое лучшее имя для брата Буратино, — уверенно отвечала кукла.

— Почему?

— Жоан — потому, что так у нас в Бразилии зовут многих мальчиков. А Представь Себе — потому, что все уж тут придется себе представлять… Представь себе, что он совсем не урод. Представь себе, что у него на спине нету гвоздя. Представь себе…

— Довольно, Эмилия. Имя очень подходит, — сказала Носишка, искоса глядя на брата Буратино, — ты права. Лучшего имени и не придумать.

Все нашли, что так оно и есть и что Эмилия — лучшая «выдумщица имен» во всем мире.

— В таком случае… — начала Эмилия.

— Я знаю, — прервала Носишка: — ты хочешь, чтоб тетушка Настасия сразу же дала тебе булавку, которую ты у нее выпросила.

Старая негритянка сокрушенно вздохнула и вытащила булавку из своего передника:

— Бери, разбойница… И до чего ж ты разбойница стала, страсть! Когда-нибудь попросишь очки и зубы донны Бенты, господи, помилуй нас!..

Эмилия захлопала в ладоши и побежала показать булавку своей любимице — бесхвостой лошадке. Впрочем, лошадка теперь только так называлась «бесхвостая», а вообще-то у нее уже был шикарный хвост из петушьих перьев… Эмилия очень ее любила и целый день с ней играла в прятки, в лошадки, в пятнашки… И все-таки на сердце у Эмилии было неспокойно: она боялась, что обман в конце концов раскроется и Педриньо отберет лошадку. Единственное средство избежать этого несчастья было оживить Представь Себе. Но деревянный человечек упрямо не желал оживать. Педриньо, по совету ученого графа, три дня подряд на него дул, так что щеки заболели, и все напрасно. Эмилия тоже старалась помочь беде: она как-то раз подошла к Представь Себе, когда рядом никого не было, и сказала ему:

— Оживай, дурачок! Я тебе говорю, лучше оживай, а не то Педриньо тебя выбросит. Ну, хочешь, я тебе подарю свой красный передник с карманом? Хочешь?

Но Представь Себе оставался холодным и бесстрастным. Ни угрозы, ни обещания — ничто не могло вывести его из этого тупого безразличия…

В один прекрасный день Педриньо потерял терпение:

— Довольно! Довольно! У меня скоро лицо распухнет от этого дутья, а ты хоть бы пискнул, чучело несчастное! Иди ты к черту! — и, схватив деревянного человечка за ногу, забросил его на шкаф.

Эмилия присутствовала при этой сцене и поняла, что начинаются осложнения… И в самом деле, вечером того же дня Педриньо спросил у нее:

— Где лошадь?

Эмилия вся напряглась, как воин, готовый к битве:

— А тебе какое дело?! — Это был прямой вызов.

— Давай сюда мою лошадь! — грозно сказал Педриньо, и лицо у него стало прямо как у Синей Бороды.

— С «твоей» лошадью я, прости, незнакома, а до «моей», говорю, тебе дела нет.

— Я обещал лошадь, если твоя идея окажется гениальной, а из нее ничего не вышло. Так что неси лошадь.

— Не принесу!

Педриньо вскипел. Он назвал ее летучей мышью (ну есть ли худшее оскорбление!) и хлопнул пару раз куда надо.

О! Что тут началось! Эмилия заорала: «На помощь! Синяя Борода хочет меня убить!» — и так разревелась, что все сбежались, думая, что произошло нечто ужасное.

— Этот Синюшая Бородища меня побил и назвал летучей мышью! — рыдала Эмилия. Все были на стороне Эмилии, даже донна Бента:

— Такой большой мальчик, целый мужчина, — и бить маленькую тряпичную куклу! Ну где это видано? Если ты будешь так себя вести, я отвезу тебя в детский дом, слышишь?

Педриньо надулся и замолчал, а Эмилия, чувствуя себя победительницей, отправилась к своей лошадке и долго шептала ей чтото на ухо.

Через некоторое время противники случайно столкнулись, и Педриньо сказал:

— Ну, ты за это поплатишься, гаденыш!

— Людоед!

— Летучая…

— Лучше не повторяй, а то я как закричу, так бабушка сразу отправит тебя в детский дом!

Педриньо подумал, что она и вправду способна закричать, и ушел во двор, очень сердитый, не зная, чем бы заняться, чтоб успокоиться. Сначала хотел идти рыбу ловить, да потом передумал и, взвалив на плечо свой топорик, направился в лес. Лучше всего в лесу… Сколько разных, не похожих друг на друга деревьев в бразильском лесу! Посмотришь на всю эту красоту — и весь твой гнев как рукой снимет! Педриньо побродил с полчаса по лесу и уже возвращался домой, как вдруг наткнулся у дороги, за домом, на говорящее бревно. Интересно, застонет оно опять или нет? Или, может, скажет, почему Представь Себе молчит так упорно… Педриньо взмахнул топориком и прислушался. Ни звука. Ударил снова — бревно молчало как убитое… Еще раз, и еще, и еще — даже не пискнет!.. «Да как это может быть? — подумал мальчик. — Если оно теперь молчит, то почему же тогда стонало? Здесь что-то нечисто»…

Он несколько раз обошел вокруг бревна, внимательно его изучая. Ага, вот дупло какое-то… Он заглянул в дупло и нашел там очень странный предмет, напоминающий шляпу с полями. Он вытащил предмет при помощи изогнутого сучка, и — вот так так! — это действительно была шляпа, и притом шляпа графа!

— Ух! — воскликнул Педриньо нахмурясь. — Я говорил, что тут дело нечисто… Граф был в дупле, это ясно. Но для чего? Странно… Впрочем, ничего странного: он и стонал, а не бревно вовсе. То-то мне показалось, что голос был похож на графа. Но зачем он это сделал? Какой ему смысл был меня обманывать? А-а, я знаю! Это Эмилия его подговорила… Она боялась, что я у нее лошадь отберу, вот и сговорилась с этим ученым. Тоже мне ученый! Болван! А я-то хорош: расставили мне, чертенята, западню, а я и попался…

Педриньо был скорее растерян, чем обижен. Подумать только: он, самый храбрый мальчик во всей округе, да он я книг читал больше, чем его товарищи, — и вдруг какая-то тряпичная кукла и какой-то кукурузный граф его вокруг пальца обвели! Каково?

— Я это так не оставлю! — сказал он громко. — Я их выведу на чистую воду!

Глава 6
Чудеса

Покуда там, у дороги, Педриньо обдумывал план мести коварной кукле, Носишка решила пойти прогуляться по саду: она часто гуляла так в мягкие летние вечера, и всегда со своей маленькой подругой. Сегодня, однако, Эмилия что-то закапризничала.

— Сегодня я не могу, — сказала она: — я даю уроки лошадке, бедняжка даже алфавита не знает, совсем неграмотна, ужас!

Носишка не любила гулять одна и стала искать себе компанию. Но никого поблизости не было. Единственный, кто попался ей на глаза, когда она грустно обвела взглядом комнату, был злосчастный брат Буратино, которого Педриньо в сердцах забросил на шкаф.

— Бедненький! — вздохнула Носишка. — Потому что он такой уродец и не живой совсем, так никто с ним не играет. Возьму его погулять. Может, речной воздух будет ему полезен для здоровья.

И, сбросив нелепого человечка метлой со шкафа, Носишка подхватила его за скрюченную ручонку и отправилась с ним в сад, к берегу ручья, где росло ее любимое старое дерево инга, с корнями, вылезающими из земли. Она села на «свой корень» (был еще «корень Педриньо» и «корень графа»), прислонила голову к стволу и зажмурила глаза, потому что когда зажмуришь глаза, то все вокруг кажется таким волшебно-прекрасным! Из всех мест в округе это место нравилось ей больше всего. Здесь она любила сидеть, думать о будущем, строить планы…

Солнце тихонько падало за горизонт («горизонтом» назывался холмик, за которым по вечерам любило прятаться солнце), и последние его лучики спустились на берег поиграть перед сном в «зажгисьпогасни» со струйками ручья. Время от времени рыбка ламбари, выпрыгнув из воды, серебряной спинкой разрезала тихий воздух.

И вдруг Носишке показалось, что кто-то зевнул, сладко так: «А-аа…» Она взглянула… Это Представь Себе медленно потягивался, раскинув короткие ручки, как существо, просыпающееся от глубокого сна.

Найдя, что это вполне естественно, Носишка только сказала:

— Ну, наконец-то! Я была уверена, что речной воздух тебе поможет и ты изменишься.

— Я всегда один и тот же, — отвечал деревянный человечек, — я никогда не меняюсь. Это вы, люди, меняетесь. Это ты сама изменилась, Носишка.

— Как так? — нахмурилась девочка. — Я такая же, как всегда…

— Это тебе только так кажется. Ты настолько изменилась, что понимаешь мой язык и сейчас увидишь то, что всегда существовало в этом месте и чего ты никогда не видела… Взгляни туда…

Девочка посмотрела в том направлении, куда указывал ее новый друг, и действительно увидела целую толпу крохотных милых существ в тончайших легких плащиках, пляшущую между деревьями сада.

— Это души листьев, — сказал Представь Себе, — и, когда все засыпают, они выходят вот так плясать под луной…

В эту секунду послышалась тихая веселая песенка.

— Взгляни вон туда! — сказал Представь Себе. Носишка взглянула и замерла: там, невдалеке, на кругленькой поляночке, маленькая черепаха играла на дудке, залихватски притопывая в такт музыке.

— Какая прелесть! — тихонько сказала Носишка. Она сказала это очень тихонько, но музыкантша ее все же услышала и — увы! — шмыгнула в кусты. Она так испугалась, что даже обронила дудочку.

Носишка подняла дудочку. Это была тоненькая глиняная трубочка, из каких делают свои гнезда лесные осы, называемые в народе «сеньоры Инасиньи». На задней стене дома донны Бенты тоже было такое осиное гнездо.

— Вот здорово! — вскричала Носишка. — Теперь дудочка будет моя!

Но какая жалость! — она так сильно сжала дудочку, что та переломилась и из нее вылетели «сеньоры Инасиньи» и разлетелись в разные стороны. Только одна осталась: Носишка успела зажать ее меж пальцев.

— Какая странная оса! — сказала она, внимательно рассматривая пленницу. — Похожа на нашу соседку Инасинью. Такая же злая, наверно…

Представь Себе приблизился и взглянул.

— Я узнаю эту осу, — сказал он, — когда бревно, из которого меня сделали, было еще живым деревом и каждый сентябрь, в разгар нашей бразильской весны, покрывалось душистыми цветами, я часто видел эту осу на наших ветках. Она тогда была совсем молоденькая.

— А теперь она выглядит злой старухой, — сказала Носишка.

Оса, видно, очень оскорбилась таким замечанием и, вырвавшись из рук Носишки, стала кружить вокруг ее лица, явно целясь в кончик знаменитого вздернутого носа…

— На помощь, Представь Себе! — крикнула Носишка и закрыла глаза: она знала, что лучший способ избежать опасности — это закрыть глаза, очень плотно, как полагается делать во сне, когда тебе снится, что ты падаешь в пропасть…

В один миг Представь Себе оказался между Носишкой и осой, готовый пожертвовать жизнью для защиты своей подруги. И, поскольку оружия у него не было, он выдернул из своей спины кривой гвоздь, которым его голова была прикреплена к туловищу, и бросился на осу. Но — о ужас! — при этом голова его упала с плеч, покатилась вниз по холму и — б-бум! — упала в воду. Оса очень испугалась, увидев, что на нее надвигается кто-то совсем без головы и с мечом в руке. Испугалась, загудела — дзумм! — и улетела куда-то в воздух.

— Готово? — спросила Носишка, все еще не решаясь открыть глаза.

Никто не ответил.

— Она еще здесь? — снова спросила Носишка.

Никто не ответил.

Тогда она приоткрыла глаза, хотя все еще очень боялась, и наконец открыла совсем. И так и вскрикнула от ужаса: деревянный человечек стоял в воинственной позе, с гвоздем в руке, но без головы.

— Что же это, Представь Себе? Куда ж ты девал голову?

Он не отвечал, конечно: как же он мог ответить, когда уши и рот остались на голове?…

— Что ж теперь будет? — сказала сама себе Носишка. — Одна, в таком месте, где водятся злые осы… Теперь, когда мой защитник потерял голову… Да я просто в опасности…

И вдруг она увидела, что вниз по течению плывет нечто вроде круглого плода кажу.

— Ах, вон она, голова! — сказала Носишка радостно. — Теперь уж я тебя починю, Жоан, мой родненький…

И она побежала вниз по холму. Борясь с волнами, она вытащила голову деревянного человечка и снова ловко приделала к туловищу, так что Представь Себе мог теперь спокойно рассказать о своей битве с осой.

Но в самом интересном месте рассказа кусты снова зашевелились, и…

— Закрой скорее глаза! — вскричал Представь Себе. — Кто знает, может быть, это опять осы или еще какие дикие звери…

Носишка крепко-крепко закрыла глаза, чтоб спастись… И спаслась…

Когда она снова открыла глаза, то увидела, что сидит в саду, на «своем корне», а на коленях у нее — Представь Себе, такой же неживой и немой, как прежде… Она встряхнула его, как встряхивают часы, которые внезапно остановились, но деревянный человечек не пошел… словно в нем лопнула пружинка.

— Как жалко! — пробормотала Носишка. — Я опять изменилась. Теперь я такая же, как обычно, и не вижу вокруг ничего особенного.

И она побежала домой, потому что день уже клонился к вечеру.

— Бабушка! — кричала она, взбегая на крыльцо. — Представь Себе был живой целый час и разговаривал со мной и показал мне чудесные вещи! И я видела души листьев, и как черепаха играла на дудке, и я сломала ее дудку, и из нее вылетели осы, и одна оса не…

— Остановись, остановись, деточка! — воскликнула донна Бента, затыкая уши. — Ты меня просто оглушила, и я абсолютно ничего не понимаю.

— …не улетела и хотела меня ужалить, и я закрыла глаза крепкокрепко, и Представь Себе вытащил гвоздь и убил ее, и она улетела, гадость эта, и Представь Себе потерял голову, и она покатилась по холму, и я…

— Перестань, слышишь! — рассердилась бабушка. — Пойди расскажи эту историю Педриньо, а меня оставь, пожалуйста, в покое.

Педриньо как раз возвращался из лесу, хмурый, надутый… Обманули, вокруг пальца обвели… И кто?… Педриньо обдумывал план мести. Носишка кинулась ему навстречу в крайнем возбуждении:

— Важные новости, Педриньо! Представь Себе был живой больше часу и проявил себя очень благородно, знаешь? У него характер гораздо лучше, чем у Буратино, не сравнить. Умней, во-первых, и потом — какой храбрый, какой верный друг!

Педриньо совершенно растерялся: как мог Представь Себе прожить целый час, если был сделан из ненастоящего говорящего дерева?

— Да жил же, я тебе говорю! — настаивала Носишка. — Но, чтобы увидеть его живым, надо обязательно измениться.

— В каком смысле?

— Да я сама не знаю, как тебе это объяснить. Я знаю только, что иногда люди изменяются, и тогда они видят тысячу чудесных вещей, которые всегда вокруг нас и которых мы не замечаем…

Эмилия, стоя в дверях веранды, слушала рассказ Носишки и удивлялась. Удивлялась все больше и больше и все шире раскрывала свои глаза — раскрывала, раскрывала, пока они — трр-рр — не лопнули.

Глаза у Эмилии были вышиты шелковыми нитками, и, когда она уж слишком удивлялась, с ними всегда случалось одно и то же — они лопались…