Алексей Алексеевич
Перед началом урока в спортивный зал заглянул Мишка Пёрышкин, ученик 7-го «Б».
Алексей Алексеевич, учитель физкультуры, раскладывал возле дальней стены кожаные маты для прыжков в длину.
— Какой у нас сейчас мировой рекорд? — без предисловий спросил Пёрышкин.
— Нормальный рекорд, больше восьми метров, — ответил Алексей Алексеевич.
Мишка Пёрыгакин вошёл, молча отмерил шагами метров двенадцать, коротко разбежался и прыгнул в длину.
— Ну как? — спросил он, поднимаясь с мата.
— Неплохо, — согласился Алексей Алексеевич. — Мировой рекорд побит.
Ученик Пёрышкин огляделся по сторонам и спросил:
— В высоту, надеюсь, больше трёх метров никто ещё без шеста не прыгал?
— Двух с половиной, — успокоил Мишку учитель физкультуры. — Прыгнешь?
— Запросто!
Мишка установил планку на полметра выше мирового рекорда, коротко разбежался — и легко взял высоту.
— Неплохо, — согласился Алексей Алексеевич.
И ничего больше не сказал.
Мишка Пёрышкин решил помочь учителю.
— Ещё бег на сто метров… — начал подсказывать он. — Тяжёлая атлетика… Конная выездка…
Алексей Алексеевич наконец понял:
— Намекаешь, что тебе уже не обязательно посещать уроки физкультуры? — цокнул он языком.
Ученик Пёрышкин смущённо потупился.
— Знаю я эти ваши фокусы! — досадливо махнул рукой Алексей Алексеевич. — Придумал бы что-нибудь поинтереснее!
И зычно скомандовал:
— А ну марш переодеваться!
Вечный двигатель
На уроке физики ученик 6-го «А» класса Василий Суворов сочинял стихи. Всё бы ничего, только учительница Анастасия Фёдоровна это заметила, отобрала у Васи тетрадку с черновиками и написала замечание в дневник.
— Так, хорошее дело, — сказал вечером отец поэта. — А почему на физике? Почему ты не выбрал для такого занятия, скажем, урок литературы, что было бы… хм… вполне логично?
— Нет… — Василий смущённо помотал головой. — Что ж я, не понимаю?! Там Пушкин… Маяковский…
Лермонтов Михаил Юрьевич! Даже как-то неловко!..
— Угу, — начал разбираться в ситуцации добрый папа. — А на физике — ловко, там Пушкина с Лермонтовым и близко нет!
— Конечно, — подтвердил ученик б-го «А» класса. — Бойль с Мариоттом да ещё Ом этот самый — тоже мне поэты!
Скорей всего, на этом разговор бы и закончился. Но папа зачем-то решил уточнить:
— А на уроках литературы ты, сынок, естественно, изучаешь только великую русскую литературу?
— Не только… — честно признался Василий Суворов. — Вечный двигатель вот недавно изобрёл… Как раз на литературе… Полгода назад…
— Вечный двигатель?! Что за глупости! — возмутился образованный отец. — Разве ты до сих пор не знаешь, что вечный двигатель в принципе невозможен?!
— Да знаю, конечно, — грустно согласился незадачливый изобретатель. — Я ж так, не всерьёз… Понимаешь, папа, он у меня уже полгода крутится, а как его остановить — я так ничего до сих пор и не придумал…
Тем же вечером физичка Анастасия Фёдоровна заглянула в тетрадку с черновиками ученика 6-го «А» класса Василия Суворова и прочитала несколько стихотворений.
Стихи ей очень понравились.
Волшебный подарок
Утром, под новогодней ёлкой дети нашли подарки: плеер для Димы и крошечные наручные часики для Наташи.
— Ура, настоящие! Тикают! — прижала часики к уху девочка. — Волшебные, от Деда Мороза!
— Ха, волшебные! — солидно хмыкнул Димка. — Подарочки, конечно, класс! Родители наши расстарались, ничего не скажешь!
— Это от Деда Мороза! Часики волшебные! — заспорила Наташа.
— Ага, — ехидно подтвердил брат. — И плеер тоже волшебный, на сказочных батарейках! Смешно в твоём возрасте, в шесть-то лет, ещё верить в Деда Мороза!
Наташа надулась. Часики были такие замечательные, с чёрными стрелками, и так восхитительно тикали, что с противным Димкой даже разговаривать больше не хотелось.
Тут как раз в комнату вошли мама с папой.
— Что-то было под ёлкой? — поинтересовался отец.
А мама просто заглянула Наташе в глаза.
— Нормально! — за двоих, как старший, ответил мальчик. — Спасибо Деду Морозу, подарочки что надо!
Мама с папой удивлённо поохали, разглядывая плеер и особенно Наташины волшебные часики, а Димка всё-таки исподтишка подмигнул сестре: мол, знай наших!
Потом все вместе ездили на центральную городскую площадь, к ледяному дворцу, катались на двугорбом верблюде и ели сладкую вату.
Димка же нет-нет да подначивал сестру:
— Ну, Наташенька, сколько там на твоих волшебных?
Вечером, уже после того как позвонила с поздравлениями бабушка из другого города, мамина мама, Дима вдруг снова завёл свой разговор:
— Знаешь ведь сама, что никакие твои часы не волшебные! Если волшебные, давай их проверим! Если волшебные, им ничего не страшно!
— Им ничего и не страшно! — ответила Наташа и зачем-то сняла новогодний подарок с руки.
Димка неожиданно выхватил у сестрёнки часы, зажал их в кулак, и кулаком изо всех сил треснул по письменному столу.
— Если волшебные, им никакие удары не страшны!
— Отдай! — перепугалась Наташа.
Старший брат разжал кулак и поднёс часики к уху.
— Тикают? — шёпотом спросила девочка.
Димкиино лицо странно вытянулось и побелело.
Он перепугался ещё больше, чем минуту назад младшая сестрёнка.
— Нет… — так же шёпотом ответил Димка.
И вдруг сдавленным голосом, глотая слова, попросил:
— Ты только не говори никому, ладно?! Поломка пустячная, я знаю!.. У меня есть деньги, завтра починим!.. В нашем же доме часовая мастерская на первом этаже!..
Ещё три дня продолжались праздники, никакие мастерские не работали.
На четвёртое утро Дима с Наташей пришли к часовщику.
— Вот, пожалуйста, посмотрите, — брат, как старший, протянул мастеру крошечные часики с тонкими чёрными стрелками.
— Одну минуту, — улыбнулся часовщик и быстро открыл крышку механизма.
Дима полез в карман за деньгами, он на всякий случай захватил все свои сбережения.
— Ничего не понимаю, — растерянно произнёс вдруг часовой мастер. — Здесь внутри только ледышки… И они тают…
Всё впереди…
Пятикласник Павлик делал уроки.
Его братишка, дошколёнок Василёк, возился на ковре с игрушечными автомобилями.
— Вась, ты слышал что-нибудь про десятичные дроби? — спросил вдруг Павлик.
— Нет, — ответил Вася.
— Счастливый! — позавидовал старший брат.
Дедушкин подарок
Девочку Таню одноклассник Игорёшка пригласил в гости, на день рождения.
Танюшка по дороге из школы купила набор разноцветных карандашей, в подарок имениннику. Бабушка выбор одобрила.
— Главное — чтобы от души! — сказала она.
— Бабуля, а что тебе дарил наш дедушка? Ты помнишь? — вдруг спросила Таня. — Вы же учились в одном классе, правда?
Бабушка почему-то немного смутилась, а потом рассказала, как в третьем или четвёртом классе дедушка… тогда ещё мальчишка, конечно, слепил крошечного смешного снеговичка, в палец ростом. Вот этот снеговик и стал для неё подарком в день рождения!
— Здорово! — даже слегка позавидовала внучка.
Потом Таня села готовить уроки на завтра. Листая учебник ботаники, она вдруг живо представила, как маленький дедушка старательно лепит свой сюрприз, потом ставит его на блюдечко, дома раскрашивает акварельными красками, а чтобы не растаял раньше срока, прячет в морозильнике…
— Бабуль! — девочка бросилась в кухню. — Понятно, что дедушка прятал свой подарок в холодильнике до лета, ведь твой день рождения в июле! Но как он его донёс потом по жаре?
Бабушка покачала головой, улыбнулась и открыла дверцу старого морозильника. В самом дальнем углу на блюдечке стоял крошечный, ростом в палец, снеговик.
— Он мне отдал свой подарок уже потом, после института, когда мы поженились… — сказала бабушка.
Канат
Над слабаками и неумехами смеются, если их мало. И особенно, если он всего один такой среди сильных, ловких и смелых.
Серёга вовсе не хотел, чтобы над Вовкой Жмакиным смеялись. Он и не думал предавать Вовку. И, если разобраться, какое же здесь предательство?! Да, он никому ничего не говорил до поры до времени.
А только ведь могло же вообще ничего не получиться? Могло запросто!
Нет, не могло!
Отец правильно сказал, что всё дело во времени.
Пройдет лет шесть… Ну, не шесть, пусть хоть двадцать или тридцать… нет, года два, наверное, хватит, если очень постараться, и он поднимет над головой эту противную чугунную пудовую гирю, которую пока что и с места-то сдвигает только двумя руками. И Вовка, в конце концов, Серёге вовсе не друг, просто они в строю рядом стоят. Хотя это дела не меняет.
— Ну канат — это понятно… — сказал тогда папа. — А остальное как? «Конь» там гимнастический, «козёл» и прочие звери?
— Прочие звери нормально, — объяснил Серёга. — До «коня» мы ещё не допрыгали, а на «козле» многие кувыркаются…
— Выполняете кульбиты с переворотами? — не понял папа.
— Да нет, садятся так со всего разбега, а потом — кувырк!
— A-а…
— На канате же только мы с Вовкой и не можем…
— По канату, — поправил отец, хотя и это дела не меняло.
— Я не понимаю, — вмешалась в разговор мама, которая, оказывается, всё слышала, хотя находилась в кухне. — Я просто не понимаю, что тут такого особенного! Если бы ребёнок отставал по математике, а то он просто не умеет лазать по канату! Он ведь у нас, кажется, не обезьяна?
Наверное, где-нибудь в цирках и зоопарках обезьяньи Мамы говорят обезьяньим папам совсем противоположное:
— Если бы ребёнок не мог лазать по канату, а то он всего-навсего не умеет считать до десяти!
— Канат — это тоже важное дело, тем более что в классе только они с Вовкой не могут по нему до потолка забраться, — серьёзно возразил отец, и Серёга понял, что такое голос разума, о котором долго рассказывала Анна Михайловна на классном часе. — Но дело это такое, что за один день не сделаешь. Главная загвоздка во времени, всё произойдёт постепенно.
Тогда-то и пошёл Серёга в забитую самыми невероятными спортивными снарядами комнатушку при спортзале, где на переменках отдыхал Алексей Алексеевич, учитель физкультуры, и попросил у него чугунную пудовую гирю.
— Бери! — сразу согласился Алексей Алексеевич. — Даже расписки не надо. У меня и «двухпудовка» есть, возьмёшь?
— Нет пока, — сказал Серёга… и едва сдвинул гирю с места. Двумя руками.
— Правильно… — вздохнул Алексей Алексеевич. — Тренироваться тебе надо, дружок! По канату лазать, от пола отжиматься…
Вот так вот! Замкнутый круг какой-то получался: чтобы лазать по канату, надо тренироваться, научиться «толкать» или «выжимать» гирю, а чтобы «отжать» гирю, нужно научиться сначала лазать по канату!
— И еще закаляйся! Обливайся по утрам, что ли… — добавил Алексей Алексеевич вдогонку.
— А вставать в семь утра! — решил отец. — Ох, мне бы времечка найти да с тобой потренироваться. Э-эх!
И Серёга начал. Вставал он теперь каждое утро в семь часов. Уже почти четыре недели. Через несколько дней тренировок сумел отжаться от пола три раза подряд. Если очень-очень постараться, смог бы, наверное, и четыре. Обязательно обливается напоследок почти холодной водой.
Отец вставал в семь утра вместе с Серёгой, смотрел, как тот энергично размахивает руками, и вздыхал:
— Хорошо бы и мне с тобой. За компанию!
К канату по вторникам и четвергам Серёга подходил по-прежнему с опаской. Понимал, что до потолка ой как высоко…
Но всё случилось совершенно неожиданно!
Во вторник, в самый обычный вторник, на четвёртом уроке.
Вовка Жмакин привычно сопел в затылок на разминке, потом оба они друг за дружкой кувыркнулись с «козла». А Валерка Зиндеев — он ходил в секцию лёгкой атлетики — тот, как обычно, показал какой-то невероятный прыжок. В общем, всё шло, как всегда.
До каната. К канату Серёга тоже шёл, чтобы подпрыгнуть, уцепиться и повисеть варёной сарделькой несколько секунд.
А зачем ещё?
Подпрыгнул, уцепился… Ладошки крепко обхватили толстый шершавый канат…
И вдруг Серёга почувствовал, что какая-то непонятная сила поднимает его тело вверх.
Медленно-медленно, едва заметно, но вверх!
Ещё немного, ещё!..
Серёга посмотрел через плечо в зал, который секунду назад гудел ребячьими голосами и вдруг затих!
Далеко внизу стояли ребята и девчонки из Серёгиного класса — и все до одного, задрав головы, смотрели, как он лезет по канату.
Он лез по канату, забирался всё выше и выше!
И эта непонятная сила…
Почему непонятная?!
Это же он сам подтягивается — вот и вся сила!
— Лезет! Он же лезет! — вдруг разом закричали те, внизу. — Ле-езет! Ле-зе-ет!!!
А Серёга вдруг понял, что больше не может подниматься вверх. Ещё мгновение — и толстенный канат вырвется у него из рук.
Мальчишка разжал ладошки и быстро скатился вниз. Канатом содрало кожу на ноге, но он сразу этого даже не заметил.
Потому что он же залез, забрался по этому проклятому канату под самые небеса!
А почему, кстати, проклятому?!.. Канат как канат! Ничего себе — канатик!
Серёга пошёл на своё место в строю. И тут вдруг его взгляд выхватил из множества лиц одно, непохожее на остальные.
Потому что выражение того лица было почти плачущим.
И был это Вовка Жмакин.
— Ты думаешь, высоко залез, да? — чуть слышно спросил Вовка Жмакин. — На полметра ты залез, вот! На полметра с трудом залез и болтался, как огурец, понял!
Над слабаками смеются, когда их мало. Чем меньше, тем лучше. В смысле, тем хуже.
Раньше их в классе было двое. Теперь Вовка Жмакин остался один.
Конечно, Серёга не Геракл какой-нибудь, полметра вверх по канату — в самом деле пустяки. Но с Серёгой теперь всё ясно, смеяться над ним больше не станут. Дело только во времени. Год, два, ну шесть — и залезет Серёга по канату до самого потолка.
Вовка Жмакин в слабаках остался один.
Он и не друг вроде Серёге, просто в строю на физкультуре они по росту рядом.
И разве это предатели встают в семь утра, отжимаются от пола и обливаются затем холодной водой?
Да, если разобраться, это никакое и не предательство вовсе. Они разве договаривались, Серёга с Вовкой, принципиально всю жизнь вдвоём слабаками прожить?
— Х-хи!.. — прошептал Вовка Жмакин уже на переменке. — Он же по канату полметра пролез, х-хи!
Очень горько было, наверное, Вовке Жмакину. Серёга это понимал, ой как понимал.
Вот если бы это не Серёга, а наоборот, Вовка вдруг как обезьяна по канату вскарабкался, что тогда? Только для этого надо было именно Вовке тренироваться каждый день, не жалея себя. Вот в чём загвоздка, как сказал бы Серёгин отец.
— Хе, — прошептал Вовка, когда закончились уроки. — Некоторые по канату пол метра лазают, а думают, что…
— Слушай, Вовка! — Серёга первым подошёл к нему, потому что бывают случаи, когда просто необходимо подойти первым. — Слушай, Вовка! А давай тренироваться вместе? Только надо, чтобы каждый день, понял? И мы с тобой ещё «двухпудовки» поднимать над головой будем! Запросто!
Кувшин
Один дедушка решил сделать своей внучке подарок ко дню рождения. Он пришёл в магазин и попросил показать ему большой красивый кувшин.
— Вот здесь написано, что кувшин сделан в Англии. В самом деле так? — спросил дедушка продавца.
— Должно быть, — согласился продавец.
Тогда дедушка одним глазом заглянул в кувшин и прогудел туда:
— У-у-у-у!
И кувшин сразу же загудел в ответ.
— Странно, — покачал головой дедушка. — Какой же это английский кувшин?! Я ему на чистейшем русском языке сказал «у-у-у!», и он мне ответил тем же!
Продавец подумал и объяснил:
— Должно быть, на английский язык наше «у-у-у!» переводится тоже как «у-у-у!», я так думаю!
— Возможно, — дедушка заглянул в кувшин другим глазом и сказал вовнутрь:
— А-а-а-а!
Кувшин в ответ отозвался:
— А-а-а-а!
Дедушка и продавец посмотрели друг на друга.
— Что же, выходит, и наше «а-а-а-а» переводится на английский язык, как «а-а-а-а»? — спросил продавца дедушка.
— Получается, так, — подтвердил продавец.
Дедушка почесал в затылке.
— То есть вы хотите сказать, что знаете по-английски? — напрямик спросил дедушка продавца. — И даже можете на этом языке разговаривать?
— Должно быть, могу, — не стал отпираться продавец.
— Тогда скажите что-нибудь! — попросил дедушка.
Продавец больше часа произносил в кувшин разные длинные английские фразы и выражения. Кувшин в ответ безразлично молчал.
— Точно, «сделано в Англии»! — согласился наконец дедушка. — Он молчит! У вас, любезный, неважное произношение, и этот кувшин просто ничего не понимает!
Лунёв
Когда в 7 «Б» выбирали Королеву Красоты, вдруг со своего места поднялся Лунёв, показал классу кулак, и Королевой тут же стала Светочка Козлова.
После уроков Света догнала Лунёва уже на улице и прямо спросила:
— Ты меня любишь, что ли, Лунёв?
— Дура, — не повернув головы и продолжая свой путь, отвечал Лунёв. — Пусть тебя другие любят, для них и стараюсь.
Какое-то время Королева Красоты шла рядом с Лунёвым молча, обдумывая его слова, а затем поинтересовалась:
— А зачем это тебе надо, Лунёв, чтобы другие меня любили?
— Завоёвываю поддержку мужской половины класса, — обдуманно и взвешенно сообщил Светочке Лунёв. — Пусть они тебя, дурищу, любят. А кто из тебя человека сделал? Лунёв!
— Не человека пока. Только Королеву Красоты! — ничуть не обидевшись на Лунёва, поправила его Светочка. — Слушай, а внимание и поддержка женской половины класса тебя не интересуют?
— Уже, — коротко буркнул Лунёв и выразительно похлопал себя по карману. — Здесь!
— Вот как?! — подняла бровки Королева Красоты.
— Они же видят, что я тебя, куклу разрисованную, в грош не ставлю, — деловито объяснил Лунёв. — Ты для меня — полный нуль. Вот для смеху в королевы тебя и выпихнул…
— Так-так, — прикусила губку Светочка Козлова. — Слушай, а зачем тебе всё это надо, Лунатик?
— Тоже мне, Принцесса Вселенной! — закончил мысль Лунёв. — Семенишь за мной вприпрыжку, гордости никакой!
— Ладно, — решила испить горькую чашу до конца Королева Красоты Козлова. — И дальше что?
— Дальше старосту класса поменяю, — не задумываясь, продолжал Лунёв. — Лёху Молочкова скинем, будет Колька Огородников.
— И всё?! — попыталась презрительно усмехнуться Света.
— Нет, конечно. К концу третьей четверти у нас будет новый классный руководитель, Макарова Марина Юрьевна, — ровным голосом сообщил Лунёв.
— Математичка, эта мымра?! — едва не поперхнулась Королева Красоты. — Лунь, ты в своём уме?! С каких это пор ты полюбил математику?!
— Дело не в математике, — отвечал Лунёв. — Марина Юрьевна — умная женщина. Я долго взвешивал все кандидатуры. И остановился на ней. Она должна долго помнить и понимать, что своим выдвижением обязана мне.
— Ну, Лунатик, ты даёшь!.. — только и нашла что сказать взволнованная Светлана. — Значит, я для тебя просто… только… всего лишь…
— Марина Юрьевна тоже, — успокоил девочку Лунёв. — В конце года у нас в школе будет новый директор.
— Лунёв! — взмолилась Королева Красоты. — Я понимаю, что ничего для тебя не значу! Я полный нуль, дурища размалёванная…
— Ну да, — легко согласился Лунёв.
— Ты мне можешь сказать, Лунёв, зачем тебе всё это нужно?! Зачем?!
Простое словечко «зачем?!» вместило в себя так много, что Лунёв наконец остановился, повернулся к Светочке лицом и, глядя в глаза, спросил:
— Ты в школе давно?
Света растерялась:
— Ну это… Мы же вместе с тобой из детского сада пришли… С первого класса вместе, Лунёв… Сейчас в седьмом…
— То-то! — горько вздохнул Лунёв. — Седьмой год одно и то же, одно и то же… Да надоело! Вот и всё!
Митроша
Лишь однажды Митрофанов позвонил Анюте сам.
Произошло это месяца два назад. Анюта была дома, учила уроки. Вдруг зазвонил телефон, девочка подняла трубку — и сразу же раздался весёлый, заливистый лай!
Дурацкими телефонными шутками в наше время никого не удивишь. Анюта уже хотела было громко мяукнуть в ответ, но что-то остановило её. Голос «собаки» с каждой секундой казался всё более и более знакомым, неутомимость и старательность исполнителя просто поражали!
— Митрофанов, ты? — наконец спросила Анюта, впрочем, совершенно уверенная в своей правоте.
Откуда взялась такая уверенность, девочка и сама не сумела бы ответить: за пять лет в одном классе они вряд ли десятком слов перебросились. Нужды не было. Тем более звонить по телефону!
— Ты, Митроша?
Глупый лай испуганно оборвался, и в трубке раздались короткие гудки отбоя.
Анюта быстро отыскала в записной книжке номер одноклассника и решительно начала нажимать на кнопки.
Митрофанов сразу снял трубку: понимал, что попался, и молчал. Анюта слышала, как мальчишка напряжённо дышит в мембрану.
И она скомандовала:
— Голос, Митроша! Бедолага на другом конце провода тяжко вздохнул и вдруг негромко, виновато и жалобно заскулил. «Ну, чисто щенок, не отличишь», — подумала Анюта.
— Веселее, Митроша!
В голосе телефонной «собаки» появились уверенные, басовитые нотки, пару раз Митроша, словно бы между прочим, рыкнул.
Анюта не выдержала и рассмеялась.
И Митрофанов услышал в этом смехе и прощение себе, и даже какое-то одобрение.
Вот так было в первый раз.
А в школе ничего не изменилось. Он, как и прежде, сидел за одним столом с Катькой, лучшей Анютиной подругой. Тихий такой, незаметный. К Анюте за два месяца, прошедшие с того первого звонка, он, кажется, ни разу даже не повернулся.
Но появилась между ними тайна, невидимая для других ниточка, тоненькая и туго натянутая.
Нет-нет да и набирала Анюта, когда была дома одна, Митрошин номер.
И верный Митроша всегда счастливо и охотно откликался.
Он не обижался на Аню и даже не пробовал что-то изменить в их отношениях.
Митрофанов никогда не был у девочки дома, они ни разу не ходили вместе в кино, не катались на лыжах…
Да ничего этого и не требовалось!
Была какая-то неповторимая прелесть в редких Анютиных звонках.
А вот Катя, соседка Митрофанова по парте и Анютина лучшая подруга, бывала у Анюты едва ли не каждый день. И не имела бы Катя к телефонной тайне вообще никакого отношения, только однажды ни к селу, ни к городу ляпнула:
— Ну, ты, Анюта, вообще!.. Прямо как мой Митроша!
— Твой?! — сразу же поджала губы Анюта. — Ты что, ему родственница? Тётка двоюродная?
— Митроша — мой хвостик! — махнула рукой Катя. — Он вообще только благодаря мне из класса в класс переползает. Точнее, за мной!
Это была совершеннейшая чепуха, и Катя прекрасно понимала, что говорит чепуху, но остановиться не могла.
— Он, если хочешь знать, для меня всё сделает! Одно моё слово! — уверенно закончила она.
— Вот как?! — прищурилась Анюта.
Неведомый злой бес толкнул её под руку.
Анюта схватила телефонную трубку и, думая лишь о том, как бы покрепче досадить зазнавшейся подружке, набрала знакомый номер.
— Ты чего? — успела удивиться Катя.
— Митроша, голос! — торжествующе скомандовала Анюта и сунула трубку Кате.
Катины глаза сначала округлились, а затем полезли на лоб.
Она прижала трубку к уху так, словно её неожиданно вызвали на переговоры с Марсом. Из трубки нёсся захлёбывающийся, счастливый визг щенка, которого приласкал нежно и беззаветно любимый хозяин. Голоса Митроши Катя не могла не узнать.
— Ну ты даёшь, Митрофан! — придя в себя, произнесла Катя.
Щенячий визг в телефонной трубке захлебнулся.
— Ты даёшь!.. — повторила Катя.
И сразу же засобиралась домой. Анюта её не удерживала.
Едва за подругой закрылась дверь, Аня бросилась к телефону.
Митрофанов трубку снял сразу.
— Митроша! Митрошенька! Это я, Аня! Митроша, ты слышишь? — закричала девочка.
Трубка молчала.
Там, в Митрошиной квартире, стояла чужая, непривычная тишина. Анюта нажала пальцем на рычаг и заплакала…
Нарисуй снежинку
В школе мне задали на дом нарисовать снежинку.
Сначала я сделал другие уроки: выучил наизусть стишок и решил четыре примера по арифметике. А затем взял альбом с карандашами и уселся к окну.
Мой брат Миша возился на ковре с машинками, потом подошёл и заглянул мне через плечо.
— Каракатицы какие-то! — сказал он про снежинки в альбоме. И зачем-то ещё добавил: — Болотные!
— А ты сам попробуй! — обиделся я. — Они вон как быстро пролетают!
На улице шёл негустой снегопад: крупные снежинки падали плавно и медленно-медленно, едва заметно кружась в воздухе.
— Пойдём гулять! — предложил вдруг брат. — Бери свой альбом!
Я сразу всё понял.
Мы быстро оделись и выбежали во двор.
Там Миша сразу же поймал на мизинец пролетавшую снежинку.
Снежинка тут же и растаяла.
— Ну что же ты! — сказал я брату. — Ведь твои пальцы такие тёплые!
Миша быстро натянул на руку варежку и сразу же поймал на ладонь новую снежинку.
— Рисуй!
Я посмотрел на снежинку… и замер.
Много раз я смотрел, как падает снег, лазал по сугробам, лепил снежки и даже скатал не одного снеговика!
Но впервые в жизни я вдруг увидел и понял, какой же удивительной, волшебной и сказочной красоты эта крошечная снежинка на ладони моего брата!
Из соседнего подъезда во двор вышла Лена Кадникова, моя одноклассница. В руках у неё был альбом для рисования.
— Привет! — сказала нам с братом Ленка. — Тоже снежинку рисуете?
— Просто любуемся, — ответил ей Миша.
Олимпийский чемпион
Вокруг нашего парка утром проложили лыжню. Здорово же!
Денёк как по заказу выдался солнечным, с лёгким бодрящим морозцем. Мы с моим лучшим другом Валеркой решили тут же пробежаться на лыжах.
Только пришли, Валерка вдруг толкнул меня в бок:
— Смотри!
— Куда смотреть? — не сразу понял я.
Нигде ничего особенного не наблюдалось. Мимо нас неторопливо проскользил одинокий лыжник — сухонький такой дедуля в тёмно-синем старомодном спортивном костюме.
— Олимпийский чемпион! — прошипел мне в самое ухо Валерка и дёрнул подбородком в сторону удаляющегося старичка.
— Этот вот дед?! — едва не расхохотался я. — Да ему в обед сто лет! Из Древней Греции, что ли, чемпион твой?! Из бывших, значит?
Лыжник скрылся за поворотом. Я воткнул палки в снег, а затем нагнулся, чтобы зафиксировать как следует крепление на ботинке.
— Точно говорю! — начал закипать Валерка. — Олимпийский чемпион! Все знают! Он в соседнем доме живёт!
Потом Валерка с жаром стал объяснять мне, что олимпийские чемпионы никогда бывшими не бывают. Олимпийский чемпион — это навсегда! Чемпион мира там или Европы — этот да, чуть что, зазевался — и на тебе, превратился в экс-чемпиона, обошли тебя, голубчика. А вот олимпийский чемпион!.. Победил на Олимпиаде — а после сто лет прошло или даже двести — ты всё равно олимпийский чемпион!
— Лыжи надевай! — посоветовал я другу. — Сто лет прошло, а он олимпийский чемпион — это хорошо!.. Мне это даже очень нравится!
Старикан в синем костюме тем временем, обогнув парк, уже вновь показался у нас за спиной. Полз он по лыжне с какой-то совершенно черепашьей медлительностью.
Потрясающая идея сама собой пришла мне в голову.
— Ты когда-нибудь выигрывал гонку у олимпийских чемпионов? — спросил я друга. — Обгонял их на трассе?
Мы пропустили олимпийца, позволили ему немного уйти вперёд, а затем бросились вдогонку.
— Эй, с дороги! Лыжню! — победно закричал я уже через несколько секунд.
Старичок всего на миг обернулся и вдруг, сильно толкнувшись палками, рванул вперёд с такой скоростью, что мне и не снилось.
Я тоже прибавил ходу, да куда там!
За моей спиной тяжело сопел Валерка, а лыжник впереди удалялся так стремительно, будто мы с другом просто стояли на месте!
Затем синяя спина вообще скрылась из виду…
— Не отставай! — крикнул я другу.
Непобеждённый олимпийский чемпион стоял за поворотом, терпеливо поджидая нас.
— А вы неплохо катаетесь на лыжах, ребятишки! — улыбнулся он. — Из вас может выйти толк!
Валерка в изнеможении свалился на снег. А вот я был просто счастлив. И, переведя дыхание, попробовал улыбнуться в ответ. Потому что мы с Валеркой совсем чуть-чуть не догнали на лыжне олимпийского чемпиона! И не какого-нибудь там бывшего! Только олимпийские чемпионы никогда не становятся бывшими!
Все знают, олимпийский чемпион — это навсегда!
Ошейник
Мой брат принёс домой новенький собачий ошейник, пахнущий кожей и с магазинной биркой.
— Так, — сразу всё поняла мама. — Этого не будет никогда! — строго сказала она. — Собаки ещё только в нашем доме не хватало!
Брат молча прошёл в комнату и повесил ошейник над своей кроватью. Получилось здорово.
— Где ты взял деньги? — спросил папа.
— Накопил, — уклончиво объяснил брат. — Три месяца откладывал помаленьку…
— Понятно, — развёл руками папа. — Значит, наш младший сын уже три месяца мечтает о собаке.
— Я тоже мечтаю! Я тоже мечтаю о собаке! — встрял в разговор и я. — Уже целую неделю мечтаю! Даже нет, восемь дней!
Это была неправда. О собаке я мечтал всю свою жизнь, с самого рождения. Но ведь не я же, втайне собирая деньги, которые родители дают на завтраки в школе и всякие другие пустяки, купил в конце концов великолепный новенький ошейник из жёлтой кожи и с заклёпками. Я не мог обидеть моего брата и потому сказал всего про восемь дней!
— Мечтать не вредно, — согласилась мама.
Потом мы, как всегда, делали с братом уроки. Он свои, чепуховые, за третий класс, а я — серьёзные, на сложение простых дробей. И время от времени поднимали головы от тетрадок и поглядывали на собачий ошейник, который висел над кроватью брата.
— В прошлом месяце было тридцать дней? — вдруг начал вспоминать я. — Нет, тридцать один! Значит, завтра будет девяносто три дня, как ты мечтаешь о собаке!
Брат мой в ответ угрюмо засопел.
— А если к твоим дням прибавить девять моих, то получится сто два дня несбыточной мечты! — подсчитал я.
— Да уж, — печально вздохнул наш папа. Он сидел в кресле с газетой и всё слышал.
— Несбыточные мечты… — повторил папа мои слова. — Такого не бывает. Если мечта правильная, она обязательно сбудется.
А в субботу наш папа куда-то надолго ушёл с утра. Вернулся — и сразу же позвал всех нас в прихожую.
— Вот… — сказал папа смущённо, когда мы собрались. — Я сложил три числа, и получилось, что мы мечтали об одном и том же тридцать четыре года, три месяца и одиннадцать дней… Это по состоянию на сегодняшнее утро!
Сказав так, папа осторожно распахнул пальто и вытащил из-за пазухи серого лохматого щенка с чёрными сверкающими глазёнками.
Мы с братом онемели и остолбенели до такой степени, что даже не закричали «ура».
Наша мама как-то странно посмотрела на папу. Он так и продолжал стоять в распахнутом пальто, прижимая щенка к груди.
— Прибавь ещё двадцать семь лет… к мечте, — вдруг изменившимся голосом попросила мама.
— Нет, пожалуй, двадцать восемь!
Мама открыла шкаф и достала из самой его глубины запрятанную когда-то синюю собачью миску.
Снеговик Мотя
Случилось это очень давно, мы с братом Мишей ещё и в школу не ходили.
В самом начале зимы, очень холодной и снежной, слепили перед домом снеговичка. Нам помогал дедушка, и снеговик получился на загляденье: крепенький, ладный, с весёлым лицом. И всё при нём как положено: руки-прутики, морковка вместо носа и ведро на голове.
Снеговик всем сразу понравился, мы быстро с ним подружились и дали имя — Мотя.
Миша, мой младший брат, сбегал в дом и принёс приготовленную к Новому году ёлочную игрушку, красный стеклянный шар. Дедушка прикрепил шарик снеговику на грудь, будто медаль.
— Мотя у нас — герой!
Жили мы тогда в большом городе, но в деревянном доме, на тихой окраинной улочке.
С появлением снеговика жизнь стала другой.
Мотя стоял возле крыльца, и, едва проснувшись, мы с братом бросались к окну: как там наш друг?!
Выходили гулять, первым делом: — Привет, Мотя! Не скучал без нас?
И дедушка наш тоже обязательно снимал варежку, подходил ближе, протягивал снеговику руку:
— Доброго вам здоровьица, уважаемый Матвей!
И, казалось, едва заметно снеговик Мотя улыбался нам в ответ.
Так продолжалось всю зиму, и, честное слово, ничуть не надоело.
А потом морозы отступили, как-то враз почувствовалось скорое приближение весны. И вместе с этим пришло какое-то неясное беспокойство.
Даже страшно было представить, что, когда солнце пригреет сильнее, наш Мотя просто растает.
— Скоро наступит лето! А летом где-то есть снег? — однажды осторожно спросил я.
Всё лето снег лежит, наверное, только на Северном полюсе, — подумав, ответил дедушка.
И выглянул в окно. Над крылечком уже появилась первая тощая сосулька.
На следующее утро мы с Мишей, едва проснувшись, как обычно, бросились к окну.
Снеговика на месте не было.
— Мотя пропал! Наш Мотя пропал! — закричали мы с братом. — Нужно спасать Мотю, нужно скорее найти его!
— Конечно, — согласился дедушка.
Торопливо одевшись, мы втроём спустились с крыльца. От нашего снеговика не осталось и следа.
— Что это?! — вдруг вскрикнул мой маленький братик.
Он бросился к рыхлому, уже подтаявшему сугробу и выдернул тонкий прут. Прутиком кто-то проткнул насквозь большой серый конверт, пришпилив его к сугробу.
— Ну-ка, — протянул руку дедушка, открыл письмо и сразу начал читать вслух:
«Дорогие Миша и Серёжа! Пишет ваш лучший друг, снеговик Мотя! Я ушёл на Северный полюс, там даже летом лежит снег! Извините, не дождался утра, боюсь, солнце будет сильно припекать! Ушёл ночью, по холодку! Обязательно вернусь будущей зимой. Ваш Мотя».
— Ну вот, всё в порядке! — запрыгал от радости Миша.
Думаю, он тоже последнее время тайно переживал и геройски молчал, никому не говорил ни слова.
… Потом всё забылось, постоянно происходили какие-то более важные события, и эту историю я вспомнил, уже став взрослым.
Вдруг наткнулся у себя среди старых бумаг на серый конверт с дыркой от прутика.
Понятно, что снеговик никуда не ушёл, ни на какой Северный полюс. Должно быть, дедушка поздним вечером отвёз его на санях или на тележке куда-то за огород, чтобы мы с братом не переживали.
Вот только почерк в Мотином письме не дедушкин…
Снежная девочка
Как-то зимой вышли мы с братом Мишей во двор, а навстречу сугроб идёт на тонких ножках.
— Ух ты, снеговик ходячий!
А потом мы играли в снежки, и так оба в снегу извалялись, что тоже на снеговиков стали похожи.
— Так это была снежная девочка! — вспомнил Миша сугроб на ножках.
— Точно! — согласился я. — И мы с тобой теперь — снежные люди!
Торт «Елена»
Самыми красивыми в витрине были торты с женскими именами.
— Выбирай ты, — предложил Валерке отец. И начал объяснять продавщице:
— Мама у нас — Надежда, дочек зовут Катюшка и Маруся…
— Торт «Елена», пожалуйста, — попросил Валерка.
Отец странно посмотрел на сына, а продавщица Валерку поддержала.
— Правильно! — сказала она. — Чтобы никому из ваших любимых женщин обидно не было! Ни Надежде, ни уж тем более Катюше с Марусей!
— И вас мы сердечно поздравляем, — благодарно улыбнулся Валеркин отец мудрой женщине. — Наши лучшие пожелания в день Восьмого марта!
Дома, пока сестрёнки разбирали подарки, а мама с папой занимались праздничным столом, Валерка улучил момент, закрылся в своей комнате и быстро набрал знакомый телефонный номер.
— Алло! — сразу же ответила Ленка. — Алло, вас слушают!
Валерка, кажется, даже перестал дышать.
— А, это ты, молчун! — вдруг весело рассмеялась девочка на другом конце провода. — Я уже по звонку тебя угадываю!
По коридору из кухни к столовой прошла Валеркина мама, шаги её были лёгкими и едва различимыми, но Валерка быстро ладонью прикрыл телефонную мембрану.
— Каждый день звонишь, а хотя бы словечко сказал! — весело продолжала Ленка. — А сейчас, наверное, таким вот способом ты меня поздравляешь с женским днём? Верно?
Валерка едва не закричал: да! да! Но не закричал.
— Ну молчи, молчи и дальше! — сладким ехидным голосом посоветовала напоследок Ленка. — А звони почаще! Я ведь всё равно когда-нибудь угадаю, кто ты!
И положила трубку.
А потом они с папой поздравляли маму и Катьку с Марусей, пили чай и за один присест съели весь торт.
— Потрясающая вкуснятина! Молодец, сын, правильный сделал выбор! — отец подмигнул и одобрительно толкнул Валерку в бок. — Ведь там чего только не было! И «Ольга», и «Ксения» … «Дарья», наконец… Тоже, наверное, не хухры-мухры! А почему «Елена»?
— Не знаю, — пожал плечами Валерка.
И улыбнулся маме.
Южное небо
Месяц назад Лёшка вернулся из «Артека».
Он привёз множество значков, забавные поделки, а кроме всего прочего — коробку с морским песком и круглыми, обкатанными камешками, солёную морскую воду во фляжке и совсем немного… южного неба.
Лёшкин друг Витька долго и уважительно перебирал всё это богатство, а южное небо отставил в сторону без всякого интереса.
— Банку-?? пустую зачем привёз?!
— Это небо! — объяснил Лёшка. — Южное небо!
— Чего?! — ушам своим не поверил Витька.
— Южное небо, — повторил Лёшка. — А вот это песок и галька… Вот здесь вода… А это небо…
Витька долго хохотал до слёз. Потом вдруг замолчал и с жалостью посмотрел на друга:
— Ты там ничем не болел?
— Ничем! — Лёшка обиженно отвернулся к окну.
— Да нет, я же ничего такого!.. — Витька понял, что перегнул. — Лёха, я вот о чём… Ну воды ты зачерпнул в море… Гальки насобирал… А с небом-то как?!
— Да мы в поход ходили, — начал объяснять Лёшка. — На гору Роман-Кош… Там, на вершине, уже небо! Облака между деревьями ползают, за кусты цепляются…
— Вот так идёшь, а на ветках облако висит! Как простыня?
— Ну да, точно, — подтвердил Лёша. — Так мы там, на вершине, обед варили. И зелёный горошек ели из банок… Я и догадался, банку помыл, просушил… А потом набрал немножко неба и завинтил крышкой!
— Просто воздуха, значит, набрал и завинтил? — снова рассмеялся Витька. Он взвесил на ладони банку. — Хорошо, хоть этикетку отмыть догадался!
А то было бы южное небо марки «Зелёный горошек»! Давай откроем?
— Нет! — Лёшка проворно подскочил к другу и вырвал заветную банку.
— Ты чего?! — изумился Витька. — Или в самом деле думаешь, там что-то особенное? Такой же воздух, как у тебя в комнате! Небо… ведь небо — это…
Витька на несколько секунд задумался, пытаясь точнее определить, что такое небо.
— Небо — это тьфу! — наконец выпалил он.
Но Лёшка словно его и не слышал, рассказывал:
— Ночью я ставлю эту банку на подоконник. Если долго на неё смотреть, то можно увидеть звёзды…
— Ну да, конечно, — усмехнулся Витька. — Звёзды! На небе появляются звёзды и в банке твоей отражаются!
— И небо там совсем другое, в банке… — так же тихо, не глядя на Витьку, продолжал Лёшка. — Оно тёмное, почти чёрное, не такое, как наше… И звёзды другие, южные — крупные, яркие.
— Ерунда всё это… — неуверенно отозвался Витька, не отводя глаз от таинственной банки.
Лёшка молчал.
— Слушай, а если я к тебе ещё сегодня забегу? Вечерком, попозднее? — вдруг попросил Витька.
— Забегай, — улыбнулся Лёшка.
Он понял: его друг своими глазами хочет увидеть ночью южное небо. И в чёрном небе яркие звёзды.
