Звонок раздался в ту самую минуту, когда Марина наконец справилась с годовым отчетом. Тридцать два листа безупречной бухгалтерии. Ровно тридцать два года ей исполнилось вчера, и никто, даже муж, не вспомнил об этом.
— Алло, — ответила она, не глядя на экран телефона.
— Ты представляешь, я записалась на йогу, — голос матери звучал непривычно звонко. — И на курсы испанского. И ещё купила красное платье. Такое, знаешь… чтобы плечи открыты.
Марина отложила ручку. Её мать, Софья Андреевна, преподаватель русской литературы с тридцатилетним стажем, всегда носила строгие костюмы и говорила спокойным, чуть усталым голосом человека, который давно всё понял про эту жизнь.
— Мам, с тобой всё хорошо?
— Со мной всё прекрасно! — в трубке раздался смех. — Представляешь, я вдруг поняла, что живу чужую жизнь. Тридцать лет одно и то же: дом, школа, проверка тетрадей. А когда я в последний раз танцевала?
Марина вспомнила отца. Лысеющего, основательного Сергея Петровича, который не менял маршрут на работу последние двадцать пять лет и каждое лето вывозил семью на одну и ту же турбазу на Волге.
— А папа знает? Про йогу… и платье?
Пауза. Короткий вздох.
— Твой отец, кажется, вообще перестал что-либо замечать. Кроме своей новой помощницы. Надюши. Двадцать три года, экономический факультет.
Марина закрыла глаза. Типично. Так типично, что даже смешно.
— Он тебе сказал?
— О чем? Что она молодая и красивая? Или что у них роман? — Софья Андреевна усмехнулась. — Ничего он мне не сказал. Просто начал возвращаться домой позже. Покупать одеколон. И смотреться в зеркало. У него даже осанка изменилась.
Марина представила отца, вдруг выпрямившегося, расправившего плечи. Смешно и грустно одновременно.
— И что теперь?
— Не знаю, — просто ответила мать. — Наверное, буду учить испанский. И носить красное платье.
В выходные Марина поехала к родителям. Просто так. Без звонка.
Отец открыл дверь и на мгновение замер, словно не узнавая. Он и правда изменился: подстриженная бородка с проседью, новая рубашка, тонкий аромат парфюма.
— Мариночка! Какими судьбами?
Она чмокнула его в щеку и прошла в квартиру. Из кухни доносилась музыка. Что-то ритмичное, латиноамериканское.
Мать стояла у плиты в том самом красном платье. Волосы, обычно собранные в строгий пучок, падали на обнаженные плечи. Она помешивала что-то в кастрюле и пританцовывала.
— Мама?
Софья Андреевна обернулась и улыбнулась — как-то по-новому, легко.
— Мариночка! А я гаспачо готовлю. Научилась на кулинарном мастер-классе. Правда, без хереса — не нашла в магазине.
Марина переводила взгляд с одного родителя на другого. Отец, помедлив, подошел к матери и неловко обнял её за талию.
— Твоя мама с ума сошла, — сказал он с какой-то новой, мальчишеской интонацией. — Таскает меня по выставкам современного искусства. Представляешь?
— А твой отец, — подхватила мать, — записался в бассейн. И купил джинсы!
Они рассмеялись — вместе, глядя друг на друга. Марина вдруг почувствовала себя лишней.
— А как же… Надюша? — спросила она, опускаясь на стул.
— Какая Надюша? — искренне удивился отец.
— Твоя помощница.
— А, эта… — он махнул рукой. — Уволилась. Вышла замуж за однокурсника и уехала в Новосибирск.
Мать фыркнула.
— Ты не поверишь, но твой отец даже не понял, что я ревновала. Он думал, я крашусь и худею для преподавателя йоги!
Марина смотрела на них — двух немолодых, но вдруг помолодевших людей, которые, прожив вместе тридцать лет, внезапно заново увидели друг друга.
— И что, это… серьезно? — спросила она, сама не зная, о чем именно спрашивает.
Мать подвинула к ней чашку с ароматным кофе.
— Знаешь, в чем дело, — задумчиво сказала она. — Мы вдруг поняли, что можем умереть. Не в философском смысле, а по-настоящему. И что это может случиться раньше, чем мы успеем пожить для себя. Твой отец начал бегать по утрам и сдал анализы.
— У меня холестерин повышен, — виновато сообщил отец.
— А я поняла, что не была в Испании. И вообще нигде толком не была, — продолжила мать. — И красное платье никогда не носила.
Марина смотрела на них, и ей вдруг стало обидно — за свои тридцать два года, за мужа, который не вспомнил про день рождения, за годовой отчет и за то, что она еще ни разу не была в Испании.
— Мы с твоим отцом решили съездить в Барселону на осенних каникулах, — сказала мать, словно читая ее мысли. — Может, присоединишься? С Олегом, конечно.
— Олег занят, — машинально ответила Марина. — У него проект.
Родители переглянулись с какой-то новой, мудрой улыбкой.
— Ну и пусть, — легко сказала мать. — Поедешь с нами. Будешь переводчиком.
К вечеру, когда Марина собралась уходить, отец вдруг обнял её крепче обычного.
— Не теряй себя, Мариночка, — тихо сказал он. — Это так легко — потерять.
И она вдруг подумала, что, возможно, их семейные кризисы — не проблема, а решение. Что иногда нужно дойти до края, чтобы понять, что дальше идти некуда. И повернуть. К себе.
К дому она шла пешком, хотя обычно вызывала такси. И где-то на полпути в кармане завибрировал телефон.
— С днем рождения, любимая, — голос мужа звучал виновато. — Прости, я… закрутился. Но у меня есть для тебя сюрприз.
— Правда? — спросила она с легкой усмешкой. — И какой же?
— Два билета. В Испанию.
Марина рассмеялась. Громко, от души — впервые за долгое время.