На дворе играя, дети
снегура слепили раз;
вместо рта кирпич воткнули,
черепицы — вместо глаз.
И прямее чтоб держался •
белый дядька на снегу,
в остов дядьки положили
из-под печки кочергу.
И при громких криках «браво!»
школяров и шалунов
встал снегур в блестящей ризе
меж сугробов и снегов.
И вокруг него резвилась
и смеялась детвора,
но погас закат румяный —
все забыли снегура.
Он остался одиноко
охранять пустынный двор…
Из-за крыш в туманном небе
выплыл месяц на дозор.
По строеньям щелкал звонко
и скрипел седой мороз.
И глядел снегур на месяц,
опечаленный до слез.
«Надо мной костер сверкает
что-то ясно чересчур,—
только что-то он не греет?» —
молча думает снегур.
«Я любил тепло; когда-то
обжигал меня костер,
только странно мне, что холод
слаще с некоторых пор.
Вот бы мне к огню пробраться
да стряхнуть с себя снега!»
Это в нем заговорила
из-под печки кочерга.
И глядит снегур — и видит,
что в окошке, как назло,
печь сверкает головнями
обольстительно тепло.
И снегур подумал: «Ладно!
До огня когда-нибудь
доберусь — вот только дайте
белым холодом дохнуть!»
И стоит снегур — и видит,
что редеет ночи тень
и восходит в синем небе
золотой февральский день.
Вышло солнце… каплет с крыши…
Снег стал ярок чересчур…
Кочерга в нем зашаталась,
и расплакался снегур…
И расплакался, и тает…
С ризы капают снега.
И, ликуя, обнажалась —
и упала кочерга.