Было у отца три сына: двое умные, а третий — дурень. Пошли они в поле пахать, да забыли соху взять. Пришли на поле и стоят.
— Что ж вы стали да стоите, ничего не делаете? — спрашивает дурень.
— А что ж нам делать?
— А зачем вышли на поле?
— Пахать вышли.
— А чего ж не пашете?
Дурень ты, дурень! Как же нам пахать, если у нас сохи нету, дома забыли.
— Ну так ступайте домой за сохой.
— Уже солнце скоро зайдет. Когда там еще за сохою ходить? Пойдем завтра домой и возьмем соху, а теперь разведем костер и каши наварим.
Начали они костер разводить, глядь — нету кресала, из дому не взяли; крупу взяли и казанок взяли, а огня ни у кого нету. Пошел старший брат огня раздобыть, идет и идет, идет и идет, видит — стоит дуб, высокий-высокий. Взобрался он на тот дуб и оглядывается кругом, не горит ли где огонь. Смотрит, блестит в лесу под деревом огонь, и сидит у огня дед, сам с кулак, а борода в сажень; сидит себе этот дед и кашу варит. Слез он с дерева, пошел к деду:
— Дай, дед, огня!
— Коль скажешь неправду — дам огня, а не скажешь — сдеру от зада до носа кожи ремень, мякиной натру и пущу.
— Нет, не скажу.
Выдрал дед от зада до носа у него кусок кожи, мякиной натер и пустил. Воротился тот к своим братьям и говорит:
— Ступайте-ка вы огня искать. Я искал-искал, да не нашел.
Пошел второй брат огня искать. Идет и идет, идет и идет, глядь — стоит дерево, высокое-высокое. Взобрался он на то дерево и оглядывается кругом, где бы огонь увидать. Смотрел, смотрел — не видать; взобрался повыше, вдруг видит — под деревом огонь горит, и у огня дед сидит, сам с кулак, а борода в сажень. Подошел он к деду и просит:
— Дай, дед, огня!
— Скажешь, сынок, неправду, тогда дам. А не скажешь, сдеру с тебя от зада до носа кожи ремень, мякиной натру и пущу.
— Нет, не скажу.
Содрал дед от зада до носа у него кожи кусок, мякиной натер и пустил. Воротился он к братьям и говорит:
— Пускай еще дурень пойдет огня поищет. Я уж искал-искал, не могу найти.
А о том и молчит, что содрал дед с него кожи ремень.
Пошел дурень искать. Идет и идет, глядь — стоит дерево. Взобрался он на дерево, видит — огонь под деревом горит, и сидит у огня дед, сам с кулак, а борода в сажень.
Подошел к деду:
— Здорово, дед!
— Здорово, сынок!
— Дай, дед, огня!
— Огня тебе дам, коль скажешь мне неправду, а не скажешь, сдеру с тебя от зада до носа кожи ремень, мякиной натру и пущу!
— Скажу, — говорит.
— Ну, ладно, говори, послушаю.
— Вот пошел я, — говорит, — раз в лес и поймал зайца. Сел на того зайца и домой еду, а был у меня за поясом топор. Еду я, еду, оглянулся, а мой топор зайцу задок отрубил. «Что тут, — думаю, — делать? Надо же чем-нибудь задок привязать?» А тут как на зло и веревки из дому не взял. Искал я, искал везде, думал, найду хоть бечевку какую-нибудь — ничего нету. Гляжу — стоит куст дубовый. Взял я молоденькую ветку, свил ее, привязал зайцу задок, сел и еду. Еду и еду, обернулся назад, не оторвался ли, думаю, задок. Глядь — а у меня за плечами вырос дуб высокий-высокий, такой вышины, что прямо до самого неба. «Что тут, — думаю себе, — делать? Полезу-ка я на небо, погляжу, что там святые делают». Как полез — на самую макушку взобрался, а дуб еле-еле до неба не дорос… Не хотелось мне назад ворочаться. Подпрыгнул я раз — ничего не выходит, подпрыгнул второй — не доскочил, как подскочил в третий, так на небо и попал. Вот иду я себе по небу, присматриваюсь, всюду приглядываюсь, там, вижу, ангелы, там — праведники, там — грешники в пекле мучаются; на все насмотрелся, видал и твою душу, — в пекле она сидит.
— Ну, — говорит дед, — хорошую ты мне неправду сказал: теперь дам я тебе огня. Бери сколько хочешь.
Набрал дурень огня и пошел к своим братьям.
— Ну что, дурень, нашел огня? — спрашивают.
— Нашел, — говорит, — вы вот сколько ходили да не нашли, а я, видите, недавно пошел да и нашел.
— Где ж ты, дурень, огня добыл?
— Где я огня добыл? Вот взобрался на дерево, вижу огонь горит, у огня дед сидит, сам с кулак, а борода в сажень. Подошел к нему и набрал огня.
— А не содрал он у тебя от зада до носа кожи ремень?
— Нет, — говорит дурень, — не содрал. А у вас не содрал порой?
— Нет, и у нас не содрал, — говорят.
— Ну, так варите кашу, — говорит дурень, — а то я есть крепко хочу.
Наварили братья молча каши, поужинали, переночевали и домой за сохою пошли.