В Крыму, между посёлками Планерское и Щебетовка, перегородили плотиной сырую балку, и получился отличный ставок.
Прослышав, что в этом водоёме водится рыбёшка, мы отправились попытать счастья. Беседуя о том о сём, и конечно, о крупной рыбе, мы дошли до ставка.
Тишина. Ни души.
Вдруг в кустах мелькнула чья-то полосатая тельняшка.
– Здравствуйте, товарищ капитан! – окликнул мой спутник паренька лет двенадцати.
– Здравствуйте, – ответил тот.
Познакомились. Отрекомендовались друг другу. Он назвался временным помощником пастуха.
– В каникулы дяде помогаю скот пасти да вот рыбачу.
– И удачно? – спросил мой товарищ.
– Ещё бы! Тут рыбу не переловишь.
– А какая здесь рыба? – спросил я.
– Балкунчики, – ответил он.
– Балкунчики? – переспросил я.
– Да. Жирные-прежирные балкуны. Даже на чистой воде жарить можно.
Мы переглянулись. Ни один из нас не только не видал рыбы с таким названием, но и не слыхал о ней. А сознаваться не хотелось – рыбачья гордость не позволяла. Тогда мы пошли в обход.
Мой товарищ спросил:
– Крупные балкуны попадаются?
– Не очень. Зато помногу. Сейчас увидите. Я вершу вытаскивать буду.
Тут наш новый знакомый запустил руку по самую шею в воду и добыл конец бечевы, к которой, как оказалось, была привязана верша.
– Теперь смотрите! – крикнул он и рывком вытащил вершу, сооружённую из проволоки и мелкой металлической сетки.
В верше кишмя кишела рыба. Мы увидели самых обыкновенных карасей.
– Это и есть балкунчики? – спросил мой товарищ.
– Ну конечно! – с гордостью ответил удачливый рыбак, выбирая из верши рыбу.
Крупных карасей мальчик клал в холщовую торбочку, а мелочь – в ведро с водой.
– Это же караси! – сказали мы в один голос. – Это же самые обыкновенные караси.
– Не-ет… – возразил, улыбаясь, мальчик. – В других ставках караси – это караси. А это – балкунчики.
– Да почему же, – спросил мой товарищ, – они так называются?
И мальчик ответил:
– По дедушке Балкуну. Он умер тем летом. А в пятьдесят третьем году дедушка Балкун в ведре пятнадцать икряных карасей принёс. Золотых. И пустил сюда, в ставок. От тех карасей и стали нарождаться балкунчики. Тысячами пошли. Успевай только закидывать… На удочку с того берега балкуны хорошо клюют. Вечером. Без тридцати штук не уйдёте.
Разговаривая с нами, мальчик погрузил вершу, деловито спрятал конец бечевы на дно и стал объяснять свой уход.
– Как бы не заснули они, – указал он на ведро с мелочью. – Их мне через две горы нужно пронести… А красные черви у вас есть? – спросил он, уходя.
– Есть, – ответил я и спросил: – А зачем тебе нужно эту мелочь за две горы нести?
– Как – зачем? Наши ребята взялись пятьсот балкунов переселить в новый пруд. Триста с чем-то уже переселили, да здесь их штук сорок. Значит, только сто шестьдесят останется… Ну, я пошёл, а то уже один балкунчик перевернулся. Ничего, отойдёт. Они живучие…
Мальчик, махнув нам рукой, скрылся.
Вскоре я увидел его легко взбирающимся на горушку. Он нёс ведро поочерёдно то правой, то левой рукой.
Видимо, ведро, наполненное чуть не до краёв водой, было для него нелёгким грузом. Но он спешил. Ему хотелось как можно скорее поселить в новый пруд балкунью мелочь.
Поздно вечером мой товарищ возвращался с большим уловом балкунов.
И я, не прикоснувшись к удилищу, тоже уносил своего так счастливо пойманного балкунчика, ставшего теперь этим рассказом.
Рассказом о старике, прославившем своё имя пятнадцатью карасями, бескорыстно пущенными в безымянный прудок для внуков и раздумья. Рассказом о маленьком заботливом наследнике, каких уже много у нас, очень много, и не только в Крыму…