В давние времена жил один шах. Звали его Хандархан. Была у него жена Малика. Родила она ему девять детей, и все девочек.
Приходит однажды шах к своей жене и говорит: – Много лет прожил я с тобой, а счастья не вижу. Каждый раз жду я сына, а у тебя только дочери рождаются. Если и на этот раз дочь родишь, не стерплю. А чтобы в гневе тебя не убить, я на охоту уеду. Если сына родишь, пришли мне гонца, а если опять дочь будет, уходи прочь из моего дома.
Сказал это шах, сел на коня и ускакал. А в полночь у Малики родилась дочь. Увидала ее Малика и говорит повивальной бабке:
– Шах приказал мне: если дочь родишь, уходи из моего дома. Запеленайте девочку и дайте ее мне. Пойду с ней куда глаза глядят.
А старушка ей и говорит:
– Ах, душа моя, как же ты всю эту царскую роскошь оставишь, куда ты пойдешь лить слезы? Послушай-ка лучше меня, отсчитай мне пятнадцать золотых и дочь свою отдай. Тут по соседству меня к пяти или шести роженицам звали. Если у какой-нибудь из них сын родится, я за пятнадцать золотых дочь твою на мальчика обменяю.
Малика отсчитала ей пятнадцать золотых и говорит:
– Дай бог, чтоб на мое счастье у кого-нибудь из них сын родился!
И отослала бабку. Взяла старуха новорожденную девочку, взяла пятнадцать золотых и пошла. Зашла в один домик, видит – лежит женщина, мучается, стонет. Бабка за ней ухаживать стала. Вскоре у женщины мальчик родился. Старуха ей говорит:
– Вот, доченька, родился у тебя сын. А эта девочка – дочь шаха. Я тебе пятнадцать золотых дам, а ты отдай мне сына. Я его царице отнесу. А когда муж придет, скажешь ему, что у тебя девочка родилась.
А у женщины той уже было четыре сына, и ей и ее мужу очень хотелось иметь дочь. Поэтому женщина охотно взяла пятнадцать золотых и девочку, а сына своего отдала бабке. Забрала старуха мальчика, положила его себе за пазуху и отнесла во дворец к Малике. Взяла его царица на руки, обрадовалась и отправила к шаху гонца. Получил шах от царицы вести, возликовал, дал гонцу дорогой подарок и поспешил скорей вернуться с охоты, чтобы на сына полюбоваться. На радостях шах пировал сорок дней и сорок ночей.
Когда мальчику исполнилось шесть лет, приказал шах собрать большой дастархан, взял сына за руку, привел в школу и говорит домулле-учителю:
– Мясо мальчика ваше, а кости наши. Учите его хорошенько.
Ушел шах, а учитель думает: «Если я стану его сына бить, ругать, мальчик на меня обидится, отцу пожалуется, и шах прикажет меня казнить. Никто тогда мне не поможет».
И стал он мальчику угождать, усадил на семь одеял и позволил делать, что хочет.
Прошел месяц, и шах спрашивает у мальчика:
– Ну, сынок, как твой учитель?
А сын отвечает:
– Ах, отец! Домулла меня очень любит, семь одеял мне подстилает, угождает мне.
Послушал шах, что сын рассказывает, и говорит ему:
– Сын мой, к этому учителю ты больше не пойдешь. Ничему он тебя не научит.
И назавтра отправил шах своего сына в другую школу. Проучился мальчик в этой школе неделю, шах его и спрашивает:
– Ну, сын, а новый учитель какой?
– Этот домулла еще лучше прежнего, – говорит мальчик.
– Ну если так, то и к этому учителю ходить не будешь, – говорит шах.
Спустя три дня шах опять взял дастархан и пиалу денег и повел своего сына еще к одному учителю.
Учитель говорит шаху:
– Как всех детей я учу, так и вашего сына буду учить. Без труда наука не дается. Если вы на это согласны и напишете свое согласие на бумаге, возьму вашего сына учить, а не согласны – не возьму.
Шах согласился и отдал сына в эту школу. Не понравилось в школе мальчику. Учитель его усадил прямо на землю и заставил читать да еще торопил: «Быстрей учи!»
Проучился мальчик там шесть лет. Когда исполнилось ему двенадцать лет, пожаловался он шаху:
– Надоело мне мучиться. Уже я совсем ученый стал, хватит мне этой науки на всю жизнь.
Шах ему говорит:
– Нет, сынок, ты еще совсем молодой, тебе еще много учиться надо.
А сын ему отвечает:
– Я и сам теперь не меньше учителя знаю, хоть убейте, учиться больше не буду.
– Вот ты говоришь, что все знаешь, – говорит шах, – а известно ли тебе, какие существуют на свете четыре самые плохие вещи? Если ты скажешь, поверю, что ты ученый стал, а не скажешь – придется тебе и дальше у этого домуллы учиться.
Мальчик подумал: «В школу я не пойду. Узнаю про эти четыре вещи, расскажу о них отцу и от учителя избавлюсь».
И пошел в поле. Там дехканин один на волах пахал. Подошел к нему мальчик и кричит:
– Иди сюда!
– А ты сам кто такой, что мне приказываешь? – говорит крестьянин.
– Меня не знаешь? – кричит мальчик. – Да я же сын шаха!
– Ну пусть себе ты сын шаха, – говорит крестьянин. – Зачем меня звал?
Мальчик ему отвечает:
– Отец сказал мне: «На свете существуют четыре самые плохие вещи, – знаешь ли ты, какие именно?» Одну я уже узнал. Если б ты был хороший человек, не стал бы гладкую грудь земли на куски разрывать.
На это крестьянин ему и говорит:
– Ну, насчет земли ты глупости болтаешь, а вот четыре самые плохие вещи я тебе расскажу. Только смотри, чтоб отец твой не знал, что я тебе про них говорил. А когда он спросит тебя: «Узнал?» – ты скажи ему, что из птиц самая плохая – коршун, из скота – мул, в тугаях самый плохой зверь кабан, а для людей хуже всего дураком быть. Скажи так, отец твой рад будет.
Запомнил это мальчик и пошел к отцу.
– Ну, сынок, зачем пришел? – спрашивает шах.
– А я знаю четыре плохие вещи, про которые вы спрашивали. У птиц – это коршун, у скота – мул, в тугаях – это кабан, а у людей хуже всего дураком быть.
– Сын мой, – говорит ему шах. – Тот, кто сказал тебе это, – плохой человек. Возьми с собой стражника и пойди покажи ему этого человека, пусть он его сюда приведет.
И отправил стражника с мальчиком.
Пришли они в поле, показал мальчик стражнику на крестьянина и говорит:
– Вот этот человек меня научил.
Подошел стражник к крестьянину и говорит:
– Это ты мальчика научил, как отцу отвечать? Идем. Шах тебя к себе зовет.
Привел стражник крестьянина к шаху. Шах спрашивает:
– Это ты рассказал моему сыну о четырех плохих вещах?
– Ваш сын спрашивал – я и рассказал, – отвечает дехканин.
– Как зовут тебя?
– Аяз.
– Эй, Аяз, – говорит ему шах. – Ты свое дело знай, а в чужие дела не мешайся. Я, чтоб сын учиться не перестал, задал ему эту загадку, думал, что ее никто не знает. А ты взял да и сразу ее разгадал. Ну, раз ты такой мастер советы давать, так вот что: хоть у меня и десять визирей есть, сделаю я тебя тоже визирем.
А сыну шах говорит:
– Ну, сынок, то, что ты у других спросил да мне рассказал, в счет не идет. Будешь ходить в школу.
И пришлось мальчику опять в школу ходить, а Аяз стал у шаха визирем.
Дня через три вел конюх шахского коня на водопой. Шах себе думает: «Ну-ка, проверю я своего нового визиря», – и спрашивает:
– Скажи мне, Аяз, нравится тебе этот конь?
– Конь-то хороший, – отвечает Аяз, – да только вот матка у него была корова.
– Что это значит? – удивился шах. – Как это понять твои слова?
– А вы, господин, спросите у того, – отвечает Аяз, – у кого вы этого коня достали. Тогда узнаете.
Шах немедленно позвал к себе человека, который коня растил, и спрашивает:
– Это конь какой породы: лошадиной или коровьей?
Тот отвечает:
– Сказать по правде, породы-то он лошадиной, да вот только чуть родился, мать его дня через три издохла. Не знал я, что с жеребенком делать, и стал его поить коровьим молоком. А когда он подрос, пришлось мне его продать: бедность одолела. Но мне жалко было его на базар вести, я его к вам привел. Вы мне за него мало ли, много ли, но тоже подарок дали.
Шах тогда спрашивает Аяза:
– А как ты узнал, что конь этот коровьим молоком вспоен?
– А я сразу понял, – отвечает Аяз. – Когда ваш конюх коня к арыку повел поить, он повернул морду и дернул задней ногой. Так я и узнал.
Тогда шах позвал казначея и приказал ему:
– Принеси сюда два перламутровых подсвечника и поставь их перед Аязом.
Принес казначей подсвечники, поставил.
Шах говорит Аязу:
– Это не для подарка тебе. Я хочу узнать, который из них настоящий, а который поддельный.
Посмотрел на них Аяз, показывает на тот, который все считали поддельным, и говорит: «Вот это настоящий», а про тот, что настоящим считали, говорит: «А вот этот поддельный».
Шах скривился и говорит:
– Эй, Аяз! Ты здесь что-то путаешь. Настоящий перламутр, который всеми цветами переливается, ты поддельным называешь, а поддельный – бледный и тусклый – настоящим.
– Не прогневайтесь, господин, – говорит Аяз. – Этот переливается потому, что внутри его улитка сидит. Улитка туда-сюда ползает – и кажется, что перламутр сверкает. А с тем подсвечником его не сравнить.
Шах визирям приказал:
– Вот он говорит, что здесь улитка есть, разбейте подсвечник, посмотрим.
Визири друг на друга посматривали, но подсвечник разбить не осмелились. Тогда Аяз взял камень, ударил подсвечник и разбил его. Выползла из подсвечника улитка.
Увидел шах, что Аяз правду говорил, но жалко ему стало сломанного подсвечника, и он закричал:
– Зачем ты сломал мою вещь?
– А это не я сломал, а ваши визири, – отвечает Аяз.
Шах еще больше разозлился:
– Как не ты? – кричит он. – Я его не ломал, визири мои не ломали, зачем ты на них сваливаешь?
Аяз ему спокойно отвечает:
– Государь. Я, в конце концов, всего лишь один подсвечник сломал. Приказания вашего я не нарушил, а они ваше слово поломали.
Понравился такой ответ шаху.
– Молодец, Аяз! – сказал он во всеуслышание.
А визири после этого случая завидовать стали Аязу, захотелось им опозорить его.
Явились они все вместе к шаху и говорят:
– Вы человека, который только вчера визирем стал, выше нас ставите. А мы хотим его знания проверить.
– Проверяйте его как хотите, – говорит им шах.
Тогда визири под коврик, на котором сидел обычно Аяз, подложили лист бумаги, а сами уселись напротив как ни в чем не бывало и ждут. Пришел Аяз, сел на коврик и задумался.
Шах его спрашивает:
– О чем ты задумался, Аяз? Почему у тебя такой растерянный вид?
– Не знаю, – отвечает Аяз. – Я думаю, что тут случилось. То ли пол во дворце на толщину луковой шелухи поднялся, то ли небо чуть-чуть опустилось.
Тогда визири сказали шаху:
– Государь, уж в таком случае пусть один Аяз у вас визирем остается, мы уходим.
– Нет, – отвечает шах. – С моими делами один Аяз не справится. Если вы так Аяза невзлюбили, дам я ему отставку.
И чтоб порадовать своих визирей, шах посадил Аяза в зиндан.
Однажды утром пришли визири на поклон к шаху, а он лежит и смотрит в потолок.
Не взглянув на визирей, он приказал:
– Приведите!
А кого к нему привести, визири никак не могли понять. Три дня они головы ломали, наконец подошли к зиндану, где Аяз сидел, и постучались в дверь. Аяз из зиндана спрашивает:
– Кто там?
– Да это мы, визири. Шах нам приказал «приведите!», а кого привести, не сказал. Мы уже целых три дня к шаху зайти боимся и придумать ничего не можем. Вот мы и пришли у тебя спросить.
– А когда шах вам сказал «приведите!», он куда смотрел, вверх или вниз? – спрашивает Аяз.
– Он лицом вверх лежал, в потолок глядел, – объяснили визири.
– Если он на спине лежал и в потолок глядел, – говорит им Аяз, – то приведите к нему столяра, маляра, штукатура и парикмахера. Только не говорите шаху, что я вам так посоветовал.
Привели визири столяра, маляра, штукатура и парикмахера во дворец. Поклонились они шаху, а он их спрашивает:
– Кто вы такие?
Один из них говорит:
– Государь, ваши визири нас сюда привели. Я вот столяр, а он – маляр, а это – штукатур, а вот парикмахер.
Шах им говорит:
– Так вот что, столяр, видишь, эти четыре балки прогнулись, надо их убрать и новые поставить. А маляр пусть их быстро покрасит. А ты, штукатур, видишь, стены надо заштукатурить, гладкими сделать. А ты, брадобрей, пока они все это делать будут, мне бороду подстрижешь и расчешешь.
Когда мастера кончили работу и ушли, шах спросил визирей:
– Скажите по совести, кто это вас надоумил этих четырех мастеров позвать?
Визири ему ответили:
– Государь, мы сами, своим умом догадались, что их позвать нужно.
– Правду говорите! – допытывался шах, а сам подумал: «Пока вы сами до этого додумались бы, много дынь созрело бы».
Наконец один визирь выдал тайну:
– Это нас Аяз научил так сделать.
– Правда, государь, это Аяз посоветовал нам, – признались визири, – только он просил нас не говорить вам, поэтому мы сразу и не сказали.
– В таком случае, – говорит шах, – освободите Аяза из подземелья, он у вас хлеб ваш и чай ваш не отнимет.
Приказал шах выпустить Аяза на волю и снова назначил его своим визирем.
Прошло дней пять-шесть, подкараулил один визирь, когда Аяз домой уходил, и решил: «А дай-ка я понаблюдаю, что Аяз у себя дома делает, как он живет». Пошел за Аязом и стал за ним подсматривать.
А Аяз, чуть пришел домой, снял визирский халат, положил его в сундук, а сам лег на солому. Посмотрел он на старые чарики, которые на стене у него на гвоздике висели, посмотрел и говорит:
– Ну, Аяз, хоть и стал ты визирем, а прошлое свое не забывай, старые свои чарики не выбрасывай.
Услыхал это визирь, побежал прямо к шаху и доносит:
– Государь! Мясо от кошки далеко не уйдет, порода все же свое берет. Пошел я сегодня за вашим визирем Аязом и заглянул через дырочку в его двери, так вы знаете, что он делает? Чуть он пришел домой, так халат, который вы ему подарили, снял и в сундук положил, а сам повалился на солому, посмотрел на свои старые чарики, они у него на гвозде висят, и знаете, что сказал: «Хоть ты, Аяз, – говорит, – и шахским визирем стал, но прошлое свое не забывай, старые чарики свои не выкидывай!»
Пришел на следующее утро Аяз к шаху. Шах его спрашивает:
– Что это, Аяз? Говорят, что ты свои старые чарики, в которых землю пахал, у себя в доме на стену повесил, а вчера, когда из нашего дворца домой пришел, халат, который я тебе подарил, в сундук запрятал, а сам на солому лег, на чарики глядел и бормотал что-то. Правда это?
– Правда, государь, – отвечает Аяз.
– Ну, а если правда, – разозлился шах, – так мне такого визиря не нужно. Вон отсюда!
Отобрал шах у Аяза визирскую одежду, дал ему вместо нее старый халат и прогнал.
Пошел Аяз домой и видит: навстречу идет старик лет восьмидесяти. Аяз подумал: «Невежливо будет, если я его обгоню и одного оставлю». Пошел Аяз с ним рядом и говорит:
– Отец, добрый путь вам!
Старик отвечает:
– Добрый или не добрый, лишь бы деньги были.
– Давайте, отец, – предложил Аяз, – долгий путь близким сделаем, а потом разойдемся.
Старик промолчал. Так они еще немного прошли, и Аяз говорит:
– Вот жалко, отец, что коней у нас нет. Давайте хоть на жеребятах поедем.
Разозлился старик, но ничего ему не ответил. Шли они, шли и дошли до кишлака Икан. Старик, так ни слова не говоря, отпер какую-то калитку, зашел во двор, а Аяз один дальше пошел.
А у старика этого была дочь, девушка лет восемнадцати. Она спрашивает:
– Куда вы ходили, отец?
– Да вот, по дорогам побродил, поглядел, что там на свете делается, – отвечает старик.
– Ну, а что нового в городе? – спрашивает дочь.
– Да ничего, – говорит ей отец. – Вот только привязался ко мне по дороге один назойливый человек. Всю дорогу болтал. То говорит «давайте долгий путь близким сделаем», то – «жалко, что коней у нас нет, давайте хоть на жеребятах поедем». Так он до самого дома со мною шел.
Девушка сказала:
– Эх, отец, когда он вам говорил «долгий путь близким сделаем», то он предлагал вам вместе идти и побеседовать, а когда говорил «жалко, что коней нет, давайте хоть на жеребятах поедем», так он, из уважения к вашим летам, хотел вам палку сделать. А вы не знаете этого человека?
– Да он так меня разозлил своими разговорами, что я на него и не глядел. Если даже и увижу, то не узнаю.
– Тогда знаете что, – говорит отцу девушка, – вот вам две копейки, пойдите на базар и спросите у лавочников: «Не имеете ли вы три еды на две копейки?» Если этот человек на базаре, он вам найдет три еды за две копейки. Вы их домой принесете, а ему скажите: «Подождите меня здесь в чайхане».
Взял старик две копейки и пошел на базар. Ходил он по базару и спрашивал: «Где здесь можно за две копейки три еды купить?» – Люди над ним смеялись, говорили:
– Иди, иди, старик! Что ты купишь за свои две копейки?
Тут подошел к старику Аяз и говорит:
– Отец, дайте мне ваши деньги, я сейчас принесу, что вам надо.
Пошел Аяз, купил за две копейки маленькую дыню хандаляк, подает ее старику и говорит:
– Вот, отец, получайте три еды на две копейки.
Старик рассердился:
– Да эту дыню и один человек может съесть, где же здесь три еды?
Аяз ему отвечает:
– Отец, а вы отнесите это тому, кто вам две копейки дал и попросил на них три еды купить. Он мякоть сам съест, кожуру козе отдаст, а семечками кур накормит.
– Ладно, сынок, спасибо, – сказал старик. – Только ты никуда не уходи, подожди меня здесь в чайхане. А как тебя зовут?
– Зовут меня Аяз,- ответил ему дехканин.
Отнес старик дыню домой. Дочь его дыню разрезала, поели они с отцом, а потом она кожурой козу накормила, семечки курам бросила.
После этого дочь старика быстренько развела огонь в тандыре, лепешек напекла. Потом в казане на очаге пельменей наварила, положила их на блюдо, маслом помазала, сверху лепешкой прикрыла и завязала в скатерть-дастархан. Затем позвала соседку-старушку и попросила:
– Тетушка, возьмите этот дастархан, отнесите его на базар и спросите в чайхане: «Есть здесь человек, которого Аязом зовут?» Кто ответит: «Это я», – тому и отдайте все это. А когда он будет брать из ваших рук дастархан, скажите ему: «Небо темное, звезд видимо-невидимо, луна полная».
Шла-шла старушка и додумала: «Он съест или я съем, как они узнают?» Развязала дастархан, съела почти все пельмени, масло слизала, лепешкой закусила, а то, что осталось, аккуратно в скатерть завязала и принесла в чайхану.
– Кто здесь Аяз? – спрашивает старуха.
– А это я, – отвечает Аяз.
– Вот кто-то тебе дастархан прислал. Небо темное, звезд много, луна полная,- говорит ему старуха.
Зашел Аяз в чайхану, развернул скатерть, видит – пельменей совсем мало, масла нет, от лепешки только половинка осталась. Съел все это Аяз, вернул старухе блюдо и говорит:
– Небо светлое, звезд мало, луна на ущербе…»
Взяла старушка блюдо и принесла его девушке обратно. Та спрашивает:
– Что он вам сказал?
– Когда он мне блюдо отдавал, он просил сказать тебе: «Небо светлое, звезд мало, луна на ущербе», – отвечает старуха.
– Это значит, – говорит ей девушка, – что вы по дороге куда-то зашли, масло съели, пол-лепешки съели, пельменей чуть-чуть оставили. И вам не совестно?
Старухе стыдно стало, а сказать ей нечего. Ушла она домой, а девушка попросила отца позвать Аяза. Познакомились они и скоро поженились. Свадьбу сыграли, стал Аяз зятем тому старику. А у старика было немного земли. Аяз снова свои старые чарики надел, начал пахать и сеять.
Пусть он себе пашет и сеет, а вы опять про шаха послушайте.
Зашел как-то шах в свою конюшню, поглядел на коней, разозлился и давай кричать своим визирям:
– Приведите!
А визири ничего не понимают, испугались и на глаза шаху показаться не смеют. Тогда один человек говорит им:
– А знаете, Аяз теперь в кишлаке Икан живет, землю пашет. Сходили бы вы к нему за советом. Кроме него, узелок этого приказа никто не развяжет.
Визири поспешили в кишлак, разыскали дом Аяза и постучали в калитку. Вышел Аяз и спрашивает:
– Чем могу помочь?
– Шах разозлился, – говорит ему один визирь, – приказал нам: «Приведите!» А кого ему привести, никак не сообразим. Вот к тебе за советом пришли.
Аяз спросил:
– А когда шах приказывал «приведите!», куда он смотрел?
– Он в конюшне был, на коней смотрел, – ответили визири.
– Значит, шах хотел на охоту поехать, – объяснил Аяз. – Увидел, наверное, что у его коня в сбруе что-то оборвалось. Значит, вам нужно было шорника позвать.
Привели визири к шаху шорника и говорят:
– Вот, государь, мы шорника позвали.
– Ладно, – сказал шах. – Пусть он всю сбрую осмотрит и починит, а то у наших коней уздечки пооборвались, подпруги порастрепались.
Когда шорник ушел, шах спросил визирей:
– Это вы своим умом сообразили его позвать?
Встали визири и давай извиняться:
– Государь, по правде сказать, это нам ваш бывший визирь Аяз посоветовал. Он теперь в кишлаке Икан живет, мы его там нашли.
– Эх, вы, – рассердился шах, – простого слова понять не можете, в кишлак ходили к Аязу за советом. А когда он здесь был, «он такой, он и сякой» про него говорили и добились того, что я его прогнал. А выходит, что много голов – много ума, мало голов – мало ума. Ну, а если так у вас получается, значит нужно опять Аяза позвать.
И опять вызвал шах во дворец Аяза. Не понравилось это визирям. Стали они опять косо на Аяза поглядывать, а что делать, не знают. Наконец пришли к шаху и говорят:
– Государь, пусть у вас один визирь Аяз останется. Дайте нам отставку.
– Ладно уж, – отвечает шах. – Я такую задачу Аязу задам, что и он с ней не справится. А тогда он и сам оставаться у нас не захочет.
На другой день утром пришел Аяз на поклон к шаху. Шах ему говорит:
– Слушай, Аяз. Я тебе хочу одну работу поручить, но если ты с ней не справишься, нечего тебе во дворце оставаться. Только уж и советов больше никому не давай.
– Ладно, – говорит Аяз, – поручайте!
– Найди мне такого мастера, – сказал шах, – чтобы он мне необыкновенный дом построил, чтоб дом этот и земли не касался и в небо не упирался.
Задумался Аяз. Пришел к себе домой хмурый, печальный. Жена его спрашивает:
– Что с вами случилось? Отчего вы так побледнели, опечалились?
– Эх, жена, – отвечает Аяз. – Доносчики злые опять про меня шаху чего-то наговорили. И задал мне шах задачу: «Найди, – говорит, – мастера, который может такой дом построить, чтобы он и земли не касался и в небо не упирался».
Жена ему говорит:
– Ну так что ж? Будете вы грустить или не будете, дело от этого не изменится. А я вам найду такого мастера, какого шах хочет. Идите в поле и поймайте двух маленьких жавороночков. А я из них за две недели таких мастеров сделаю!..
Аяз удивился: «Что же она сделает?» – но в поле все же пошел и принес двух птенцов жаворонка. Жена Аяза заперла их в клетку. Сама все время около той клетки сидела и шептала им и днем и ночью: «Глину – кирпич! Глину – кирпич!» За две недели жаворонки научились пищать: «Глину – кирпич! Глину – кирпич!» Тогда жена отдала Аязу клетку и сказала:
– Отнесите эту клетку шаху, привяжите к лапкам птенчиков нитку и выпустите их. Ну, а что дальше надо делать, вы сами сообразите.
Пришел Аяз к шаху, поклонился. Шах его спрашивает:
– Зачем пришел?
– А вот, нашел я таких мастеров, каких вы требовали, – отвечает Аяз.
Привязал он к лапкам птенчиков нитки и выпустил их из клетки. Жаворонки полетели и стали пищать: «Глину – кирпич! Глину – кирпич!»
Аяз спросил у шаха:
– Государь, вы слышите, что они кричат?
– Глину – кирпич, глину – кирпич! – отвечает шах.
– Вот видите, – говорит Аяз. – Это и есть те мастера, которые вам нужны. Найдите теперь только рабочих, которые будут им глину и кирпичи подавать, и мои мастера вам построят такой дом, какой вы хотите.
Обалдел совсем шах от изумления и оставил Аяза своим визирем.
Наступил такой день и час, когда шах заболел и почувствовал, что нет у него больше силы народом управлять. Стал он думать, кого вместо себя назначить. «Сын мой хоть и молод, да все же он мой сын», – подумал шах. И позвал он сына своего и Аяза.
– Аяз, ты визирь, а ты, мой сын, за шаха будешь. Так, пока я поправлюсь, вместе народом править будете.
А потом одного сына позвал и говорит ему:
– Аяз – очень умный человек. Если тебе доносчики на него наговаривать будут, не слушай их, не казни его. Если даже его речь раздражать тебя будет, выслушай его, разберись хорошенько, а потом уж сам суди.
Прошло дней пять-шесть после того, и вдруг шах умер. Дни шли за днями, месяцы за месяцами. Однажды царевич спросил у Аяза:
– Как я дела решаю? Не обижаю народ?
Встал Аяз и говорит:
– Правите вы очень хорошо. Только вы на меня не обидитесь, если я, правды ради, что-то скажу?
– Из уважения к тому наказу, что мне отец оставил, что бы ты ни сказал, не обижусь, – говорит царевич.
– Ну, если вы не обидитесь, так я вот что скажу, – говорит Аяз. – Кажется мне, что вы совсем на царевича не похожи. Не был ли ваш отец пекарем?
Услыхав такую речь, царевич очень разгневался и приказал казнить Аяза.
– Государь! – сказал тогда Аяз. – Я мог бы вам не говорить этого, но уж раз вы объявили «что бы ты ни сказал, не обижусь», то я и решился сказать то, что думаю. А вы пойдите лучше в ичкари и у матушки своей спросите. Посмотрите, что она скажет, а тогда уж казните меня.
Пошел царевич к царице, рассказал ей, о чем они с Аязом речь вели.
– Дитя мое дорогое, – сказала ему царица. – Когда я с отцом твоим двадцать лет прожила, было у нас девять девочек, а сына не было. Еще я ребенка ожидала, а отец твой сказал: «Ни одного сына ты мне не родила. Если и на этот раз дочь мне родишь, а не наследника, чтоб я со злости тебя не убил, лучше на охоту поеду. Если сын родится, пришлешь мне гонца, а если дочь – чтоб и духу твоего не было больше во дворце». А тут как на грех у меня опять дочь родилась. Я уж хотела взять свое бедное дитятко и пойти куда глаза глядят, да бабка моя меня отговорила. Взяла она у меня мою дочь и пятнадцать золотых, а мне тебя принесла. Я спросила потом у бабки, где она взяла тебя. Она сказала, что ты сын Абдусаттара-пекаря, а девушка, которая у него живет, – это моя дочь.
Вышел юноша из ичкари, позвал к себе Аяза и говорит ему:
– Правду ты говорил. Действительно мой отец пекарь. Но как ты это узнал?
– A вы очень часто с трона встаете и в пекарню заглядываете. Я и подумал, уж не сын ли вы пекаря?
Тогда юноша сказал:
– Ну, так я вам шахство передаю, а сам в пекарню к отцу моему пойду, буду хлеб печь.
передал он шахскую власть Аязу и ушел. Так Аяз шахом стал. И управлял он страною мудро и справедливо, счастье народу дал.
Перевод А. Мордвилко.