В давно прошедшие времена Бухарой правил некий шах, владевший несметными богатствами. Шах проводил жизнь в пирах и веселье. Очень он любил всякие развлечения, а особенно танцы и музыку. Дворец всегда был полон всякими придворными шутами, острословами, скоморохами, которые все время сопровождали шаха.
В толпе шутов обычно слонялся один скоморох, ничем не выделявшийся, кроме, пожалуй, своей дряхлости да нищенской одежды. Настоящего имени старика никто не знал, а все называли его пренебрежительно Араб-простофиля. Никому не было известно, откуда пошло это обидное прозвище, тем более что старик этот был не араб, а коренной житель Бухары.
Скоморох Араб-простофиля вместе с шутами, танцорами и музыкантами постоянно разъезжал с шахом во время его загородных поездок и, по его требованию, рассказывал два-три остроумных анекдота. Посмеявшись от души, шах тотчас же забывал об Арабе-простофиле, и чаще всего бедный старик сидел на пороге голодный и продрогший, в ожидании, что вот-вот шах соблаговолит призвать его пред свое лицо и заставит смешить и развлекать его.
Обнищал Араб-простофиля до того, что ему и надеть нечего было и хлеба не на что было купить для себя и для своей жены-старухи. Поздно ночью, когда затихали во дворце ликующие голоса и громкая музыка, Араб-простофиля, крадучись, шел на шахскую кухню, осторожно соскребывал со дна котлов остатки плова и, положив их между двух лепешек, нес по темным улицам в свою жалкую лачугу, где его уже ждала с нетерпением жена-старушка. Тем они и жили. Никто не интересовался их горькой судьбой, никто их не приглашал ни на свадьбы, ни на похороны. Коротали они свою судьбу в полном одиночестве, ибо аллах не дал им детей. Оставалось им только горько жаловаться на свой печальный удел.
Однажды шах по своему обыкновению отправился в далекое путешествие. День и ночь скакал он со своей свитой по степям и горам, устраивая то охоту на диких зверей, то пиршества и всякие развлечения. Араб-простофиля до того устал и измучился, что начал проклинать все на свете. Немедленно соглядатаи донесли своему повелителю о недовольстве старика.
Приказав привести к себе Араба-простофилю, шах сказал ему громко:
– А ну-ка, приблизь ко мне свое ухо, я хочу тебе сказать одно словечко по секрету.
И шах сказал шепотом Арабу-простофиле:
– Ты был простофиля и есть простофиля. Укороти язык, а не то прикажу палачу укоротить тебе туловище ровно на одну голову!
Он оттолкнул от себя затрясшегося от страха Араба-простофилю и долго хохотал над его ужасом, а старик поспешил уйти, не отвечая на расспросы любопытных придворных и шутов. Все многочисленные придворные были немало удивлены и потрясены тем, что шах вел какую-то таинственную беседу – и с кем? С самым ничтожным, с самым презренным из скоморохов.
Не прошло и нескольких дней, как в жизни Араба-простофили произошла поразительная перемена. Его старую жену приглашали на свадьбы и похороны теперь не только соседи, но и вельможи и богачи. В праздничные дни какие-то неизвестные люди приносили богатые подарки и просили только:
– Да соблаговолите не забывать нас своими милостями!
Скоро закрома в маленьком, покосившемся амбаре Араба-простофили заполнились зерном, а в конюшне уже стояли два чистокровных коня. Старик и старуха приоделись, и каждодневно в котле у них варились и жарились вкусные кушания.
Соглядатаи поспешили донести шаху о том, что его скоморох, ничтожный Араб-простофиля, разбогател. Заинтересовался повелитель Бухары, в чем тут дело, и потребовал к себе старика.
– Откуда твое богатство? – спросил шах.
Араб-простофиля смиренно ответил:
– Великий господин, я и сам сперва не понял, почему мою жалкую хижину посетила птица счастья, но понемногу начал понимать. Если вы, о всесильный шах, помните, я был в молодости певцом-хафизом и нередко осмеливался услаждать слух ваш своим пением. Но время шло, и я состарился. Как-то вы соизволили объявить: «Твой голос испортился», – и мне запретили петь. Распорядитель пиршествами вашего двора позволил мне оставаться во дворце и за миску плова рассказывать порой один-два анекдота, дабы вызвать на вашем лице улыбку. Однажды я рассказывал какой-то арабский рассказ, и вы соблаговолили пошутить: «Эй ты, простофиля, да разве так рассказывают арабские рассказы!» С тех пор при дворе меня не называли иначе, как Араб-простофиля. Плохо жил я со своей старухой все эти годы, и однажды, не выдержав, посетовал на превратности жизни. И вы тогда на ухо мне сказали: «Укороти язык, иначе тебе укоротят туловище на одну голову». Но ведь никто не слышал, что вы соизволили сказать, потому что вы говорили шепотом. Все подумали, что у могущественного шаха есть тайна, которую он может доверить только Арабу-простофиле, и с тех пор все стали бояться меня и уважать. Теперь все, начиная от могущественного твоего визиря и кончая сборщиком налогов, делают мне подарки, чтобы задобрить меня. Вот источник моего богатства. Видно, много за вашими вельможами и чиновниками грехов и проделок, если их так перепугали несколько слов, сказанные вами шепотом мне на ухо.
Перевод М. Шевердина.